И больше всего я боялась, что мама будет меня ругать. В итоге я ничего тогда не смогла ей рассказать.
Я сбежала из дома в 16 лет, едва закончив школу, и долгое время не общалась ни с кем из родственников. Жила на хипповских и рокерских вписках, у каких-то мутных людей; работу находила каким-то чудом – тогда 16-летнему подростку нельзя было работать без письменного согласия родителей. Но я находила работу. Отчасти благодаря прекрасным добрым людям, которые мне помогали. Спасибо им.
Пить, вот прямо пить, я начала в 15. Это был мой второй способ сбежать от реальности и от боли. А еще от страха перед людьми, от страха быть отвергнутой, непонятой, от боязни не вписаться в социум. Алкоголь стал моей палочкой-выручалочкой на все случаи жизни.
Такое ощущение складывается, когда я это пишу, что я всегда бухала и читала – и то и другое запоем, но с сохранением социальных функций типа заработка, чтобы было на что бухать и читать. К 18 годам я начала немного общаться с мамой и однажды по телефону рассказала, почему я сбежала от них. Мама начала кричать, что я вру для того, чтобы сделать ей больно, и что, если бы я не родилась, ее жизнь сложилась бы хорошо. Чувство вины за свое рождение я прорабатывала с психотерапевтом дольше, чем травму изнасилования.
Дальше были годы деструктивного поведения, пассивной агрессии, ненависти к себе, тотального недоверия к окружающим. Я считала, что все мне врут, пытаются меня использовать и что никто – вообще ни один человек в мире – меня не понимает, не видит меня «настоящую». Алкоголь подпитывал и усиливал эти тревожные и депрессивные состояния, оставаясь при этом моим прибежищем, тихой гаванью и «лекарством» на все случаи жизни.
К 23–25 годам я открытым текстом говорила друзьям, что у меня проблемы, что я алкоголичка, но в ответ слышала: «Какая из тебя алкоголичка, ты просто драма квин, не нагнетай». И советы: «Да просто пей поменьше». А я чувствовала, видела, что проблема есть, и проблема уже очень серьезная. Хотела что-то изменить, хотела хотя бы чувствовать себя лучше по утрам, хотела не сливать столько денег на пьянки и… Я начала читать! Снова, как в детстве, запоем, утаскивая книги, убегая от людей. Научпоп, статьи по психологии, нейробиологии, физиологии – все, где я могла бы найти доказательства того, что я не поехавшая кукухой драма квин, а что у меня на самом деле есть проблема, невзирая на слова моих «друзей». Было много шлака, конечно, были сомнения, а не ипохондрик ли я.
Но это начало помогать. Я перестала обманываться заверениями окружающих, стала чуть больше верить себе, стала ориентироваться на факты. И, самое важное, я начала понимать, как работают мой мозг, мое тело, моя психика.
Можно многое еще рассказать, но это уже несущественно. Вкратце: впереди у меня были годы самообразования, попыток разобраться в себе и справиться с зависимостью самостоятельно, поиски людей со схожими взглядами, инфантильное поведение в духе «я тут ни при чем, это все наследственность и социокультурное воспитание» и так далее, далее, далее… Важно то, что я, как и многие люди, выросшие в обычной неблагополучной семье, все же смогла взять на себя ответственность за свою жизнь: я пила (и периодически пью – увы, моя история не самая успешная, я все еще не справилась со своей алкогольной зависимостью) не потому, что меня изнасиловали, не потому, что так принято, не потому, что пить модно и т. д., я пила и пью, потому что это мой способ переваривания своих эмоций.
Но я знаю, что можно иначе. И я этому учусь.
Самое главное свойство человека – способность учиться.
Сейчас мне 37 лет, и я иногда думаю, что смертельно устала.
Иногда мне кажется, что мне так тяжело, что я больше не могу сопротивляться, а уж учиться и что-то менять в жизни…
Но я могу!
Я могу смотреть видео, читать книги, пытаться снова и снова.
И еще я напоминаю себе, что я – обычная девочка из обычной неблагополучной семьи. И что я не одна такая. И что это не закончилось 20 лет назад моей историей, этот ужас продолжается сейчас: кто-то, как и я 25 лет назад, молчит, не знает, что делать. Кому-то сейчас 12 лет, как было мне когда-то, и она/он не знает, как признаться, как попросить о помощи. Поэтому я уже не буду и не смогу молчать о насилии, зависимостях и проблемах. Не буду.
* * *
Меня зовут Илья, я алкоголик и наркоман со стажем. К сорока трем годам мне удалось отметить десять лет без героина и других серьезных веществ, а еще я накопил изрядный багаж попыток завязать с бухлом. От бухла мне было плохо и с каждым разом становилось все хуже – такое впечатление, что я выпил всю полагающуюся мне «норму спиртного». Я все реже мог контролировать себя, все чаще напивался и вел себя как скотина. Появилось чувство постоянной тревоги, и все это мне совершенно не нравилось. Я ходил к Анонимным Алкоголикам, благодаря чему мне удавалось не пить до восьми месяцев, но их философия (Высшая сила и т. п.) мне «не заходила». После одной пьянки, окончившейся особенно мерзко, я дошел до психиатра и честно стал принимать прописанные им налмефен и эсциталопрам, но спокойствия мне это не добавило и желания выпить не умерило.
Однажды я нашел историю Марата с Олегом о Sober One и решил попробовать завязать с помощью этой программы. Первые несколько месяцев я не вылезал из приложения и чата, каждый день проходил все тесты и делал задания, читал книги по программе, писал ежедневные и еженедельные отчеты, смотрел все видео, раз в неделю-две встречался с группой поддержки.
Спустя год с небольшим я понял, что перестал вести счет сроку своей трезвости, я просто начал жить, не употребляя спиртное и не огорчаясь из-за этого. Сейчас легко отказываюсь от спиртного на свадьбах, похоронах, корпоративах и проч., стал намного-намного спокойнее и рассудительнее. Сменил нелюбимую работу (ушел с ощутимым повышением), купил мотоцикл и завел двух котов. Проблемы и внезапные удары никуда не делись, конечно же, но я стал «держать удар». Жизнь сложна, не всегда справедлива и достаточно тревожна, но трезвым идти по ней значительно проще, и это один из самых главных уроков в моей жизни.
* * *
Давным-давно, еще до пандемии, в июне месяце я лежал и страдал от похмелья. Не то чтобы мне было плохо физически (хотя и не без этого), мне было плохо психически, а это гораздо хуже – знающие люди подтвердят.
Страдания мои по какой-то теперь необъяснимой для меня причине сконцентрировались вокруг простой и понятной мысли: я умру от рака желудка, причем скоро. Все кончено. Неведомо, почему я так решил, но тогда это была ясная и яркая точка на небосклоне, в которую упиралось мое существование.
И именно в этот момент Доктор М. сказал (ну, не сказал, конечно, а написал в чате, где мы обретались, но это мелочи): «Давай, – говорит, – поспорим с тобой на сто долларов, что в течение года ты от рака не умрешь». Именно так и сказал. И мы поспорили. И страдать на эту тему сразу стало как-то бессмысленно, потому что ну ты или помри и выиграй, или живи и проиграй.
А потом мне было еще хуже: шли первые месяцы трезвости и была такая безнадега с деньгами, что спор пришлось продлить еще на год. Но когда с деньгами все устаканилось, я с Доктором М. встретился и двести долларов ему отдал[109]. И вот какая штука: ненавижу выражение «достичь дна и оттолкнуться от него», потому что дна нет, вы так и будете валиться вниз. Надо всегда искать зацепки, уступчики, ниточки, которые будут вас останавливать и давать возможность плыть обратно к воздуху. И люди вокруг нужны, которые будут вам показывать эти зацепочки, уступчики и давать ниточки.
Я везунчик: так и живу счастливо проигравшим.
* * *
Иду и думаю: «Может, хотя бы сегодня уже не пить, я же участвую в программе». И, уверенная в этом решении, прохожу мимо пивнушки. А там есть мясные чипсы. Они не везде есть, а в этой пивнушке