Как ни парадоксально, но с точки зрения понимания фундаментальных основ современного мира и видения международной политики Россия стала в последнее время ближе к Западу, чем была еще недавно. На мой взгляд, вопрос только в том, сколько времени нужно обеим сторонам, чтобы это осознать. Более того, Россия поступила и на Кавказе в 2008 году, и в Сирии в 2016 году очень по-американски, потому что именно американцы все время учили Россию политическому цинизму в хорошем смысле слова, цинизму в своих национальных интересах. Если уж у тебя есть враг, то твоя задача – не отбиться от врага, а ударить по нему, поэтому надо не возвращаться к статус-кво, а действовать, подобно американцам: не просто сражаться с армией, а бомбить военные базы и транспортные коммуникации, что Россия и сделала в Грузии и Сирии, а также безуспешно, но попыталась сделать в Восточной Украине. Как сформулировал однажды Владимир Путин, сославшись на свое послевоенное ленинградское детство: если драка неизбежна, надо всегда бить первым.
Поэтому американцы должны быть довольны: их российские ученики, в общем-то, сработали на пятерку, достаточно цинично, откровенно, даже по-своему нагло. Россия и Запад наконец-то смотрят на мир одинаково – пусть согласие ни по Кавказу, ни по Украине, ни по Сирии не достигнуто, но по крайней мере система измерения у них теперь одна и та же. И в этом плане, мне кажется, ситуация на самом деле гораздо лучше, чем считают сегодня многие эксперты, политики, аналитики. Но одновременно она и сложнее – с той точки зрения, что теперь в отношениях двух стран больше откровенности и меньше лицемерия, – и, с другой стороны, проще, потому что все карты открыты: вот он, мир, давайте с ним разбираться по «гамбургскому политическому счету».
Перевернутая вертикаль власти
Америка, как я не раз пытался объяснить россиянам, – страна-интроверт. Она обращена внутрь себя. Пусть вас не смущает огромное количество военных баз США по всему миру и их внешняя политика. Этим действительно занимается лишь очень небольшая часть американской элиты. Подавляющее большинство американцев, как уже было не раз сказано, внешней политикой не интересуется. Есть, как я писал, «золотое правило» американской политики, которое звучит так: вся политика в США местная. То есть простого жителя страны, как правило, интересует то, что происходит в непосредственной близости от него – на его улице, в его графстве, в его городе, наконец, в его штате. Что происходит в других штатах страны – простого американца интересует лишь тогда, когда та или иная новость может коснуться его лично или когда она носит эксклюзивный характер. Например, новости о знаменитостях, преступлениях, забавные жизненные случаи, скандалы и трагедии. Аналогично ему все равно, что в других штатах думают про его штат. Заграничные новости почти полностью выпадают из поля его интереса. Достаточно полистать местные американские газеты с микроскопическим международным отделом – и вы поймете, какую роль играет мир в новостном потоке простого американца. И уж тем более он никогда не будет читать о том, что в других странах думают про Америку.
Такова особенность американской системы власти. Именно местная власть оказывает максимальное влияние на жизнь среднего американца, на качество образования его детей, безопасность графства, качество дорог, инфраструктуры и т.д. Чем выше поднимается власть по иерархической политической и управленческой лестнице США, тем меньше и меньше ее влияние на жизнь американца, на жизнь его семьи. Подавляющее большинство законов в стране – местные. Бюджеты, налоговая система – местные, правила вождения автомобиля – местные, программы школьных курсов – местные, полиция, от качества которой также сильно зависит жизнь обывателя, – тоже местная. В Америке, как известно, нет «министра полиции» и соответствующего министерства. Если чуть-чуть перефразировать знаменитую фразу американских продавцов недвижимости, то можно сказать, что не только стоимость дома, но и вся жизнь американца, его благосостояние и безопасность в решающей степени зависят от трех факторов: first – location; second – location; third – location. То есть они во-первых, во-вторых и в-третьих зависят от месторасположения, места проживания.
Илья Ильф в письме своей жене из США писал: «…остановился я в маленьком городке. По путеводителю здесь восемьсот пятьдесят жителей. Больше действительно нету. Обыкновенный американский городок – несколько прекрасных газолиновых станций для проезжающих на автомобилях, две или три аптеки, продуктовый магазин, где все продается уже готовое – хлеб нарезан, суп сварен, сухарики к супу завернуты в бумагу. Что тут люди могут делать, если не сходить с ума? Некоторые сходят, но таких немного. Большинство живет, утром ест ветчину с яйцами, много и хорошо работает, любит своих жен и помогает им хозяйничать, очень мало читает и довольно часто ходит в кино…» Зачем этим людям какое-то государство, которое должно организовать их жизнь?
Конечно, федеральная власть оказывает определенное влияние на жизнь всей страны, однако ее влияние настолько сильно ограничено независимостью штатов, что за федеральными новостями следит очень небольшое число американцев. А из общефедеральных правовых актов, наверное, самые большие – комплексы иммиграционных законов и законов о национальной безопасности. Все остальное – от семейного права до уголовного и налогового – местные кодексы и законы. Даже форма полицейских, как известно, в разных штатах совершенно разная. А многие американские боевики и детективы не могут обойтись без показа конфликта между местными полицейскими и, например, сотрудниками ФБР за установление юрисдикции по тому или иному преступлению. Ибо подобные конфликты являются рутиной американской жизни. Такое построение власти и рождает сугубо местечковую психологию и политическую культуру и объективно подрывает интерес к делам в других местах. Америка – провинциальная (в самом хорошем, высшем смысле этого слова) страна с глобальной элитой, которая обеспечивает национальные интересы США по всему миру и дает возможность простому американцу сосредоточиваться на сугубо местных проблемах. Америка и американцы живут чем угодно, но только не Вашингтоном или Белым домом.
Именно на местном уровне особенно заметны влияние и практика американской модели демократии – демократии меньшинства. Я еще расскажу об этом подробнее, но здесь хочу упомянуть тот факт, что это качество – роль меньшинства – ярче всего проявляется внизу политической иерархической лестницы, то есть именно в тех вопросах, которые наиболее интересны простым американцам. Так, поскольку всего две главные партии (на самом деле внизу общества партий гораздо больше – формально несколько сотен, точнее сказать нельзя, ибо термин «политическая партия» претерпевает фундаментальную трансформацию на наших глазах) могут реально существовать на Олимпе политической системы США, то каждой партии приходится придерживаться более или менее центристских взглядов (чтобы не отталкивать потенциальных избирателей с более радикальными позициями) и в тоже время постепенно привлекать группы, которые традиционно не голосуют за эту партию. Кстати, сам Джордж Вашингтон был категорически против того, чтобы в Америке функционировали политические партии. Однако вскоре вокруг двух других отцов-основателей американского государства – Томаса Джефферсона и Александра Гамильтона – сформировались активные политические группы, которые быстро развились в партии, имевшие весьма различные взгляды как на внутреннюю, так и на внешнюю политику нового государства.
В свою очередь, американским избирателям из разных групп приходится смиряться с тем, что в Америке нет мощной партии, которая будет представлять конкретно их интересы (как делают, например, зеленые партии, партии бизнеса или партии мусульман в Европе), и выбирать между двумя партиями ту, чья политика наиболее совпадает с их интересами по ключевым текущим вопросам. Но такие партии в избытке есть в Соединенных Штатах на местном уровне. Однако именно здесь в американскую систему заложена «защита от дурака», или, если хотите, защита от экстремиста, маргинала, сторонника любых «ультра»-взглядов. Результат этого чисто американского «двойного смирения» таков, что политика на федеральном уровне, будучи компромиссом между полным диапазоном различных групп и интересов, существующих в стране, выходит намного более сдержанной и приглушенной, чем политика на штатном или местном уровне. Другими словами, чем выше уровень политических организаций и структур, тем больше и больше приходится смягчать радикальные взгляды, присутствующие внизу в большом количестве и по обширному числу вопросов, для того чтобы создать коалицию большинства в поддержку того или иного политического проекта.