— Таня!! Рыжая, черт бы тебя побрал!
— Что? — она повернулась, к схватившему ее за руку Олегу. — Что, Березин?! Что?!
Он тянул ее к себе, подальше от выхода, а Таня смотрела на него, воскликнув, и сбилась, забыв, поглощенная увиденным. В считанные мгновения на его лице промелькнули выражения злости, тревоги и растерянности, ищущий взгляд сменился на спокойный, ушло напряжение в плечах вместе с коротким и шумным выдохом. Они вновь остались вдвоем, в огромном универмаге с тысячами бродящих по нему людей, как тогда на палубе, веранде, на маленькой кухне в летнюю ночь. Она вновь превратилась в центр мира и не смогла преодолеть этого ощущения.
— Не уходи! — проговорил тот громко, наверное, даже громче чем сам хотел этого. — Не надо делать этого!
Скорость — никогда не была ее самым сильным качеством, однако, Олег выглядел запыхавшимся, он перевел дыхание и даже покачал головой, словно поражаясь чему-то, оглядел искрящееся пространство вокруг и «вернулся» к ней.
— Я не вернусь и не стану слушать этого, даже если твои дела касаются меня! Нет! Нет! Нет!
Таня качала головой.
— Ты мог рассказать мне все сам, потом! Я знаю достаточно, Олег!..
Она легко призналась ему в любви, как дышала или как принимала солнечное тепло и не жалела об этом. Но с нее достаточно! Ее прошлое должно принадлежать ей, хотя бы в ее представлениях.
— Я не договорил, — перебил ее Олег, взяв ее за левую руку. — Не надо поступаться собой даже ради меня, оставайся такой же!
Он притянул ее к себе еще ближе. Таня поняла, что тот удивил ее этим признанием.
— Я тебя люблю, — проговорил он, не выпуская из плена своих глаз. — Рядом с тобой я дурак чаще, чем обычно и могло бы быть.
Пожалуй, Танька еще не видела его таким. Ее невозмутимый Березин не злился, не отмерял и не подбирал слова, он волновался.
— Мам, это кино?
Раздалось сбоку, когда Олег вдруг взял и уменьшился в размерах, преклонив перед Таней колено.
— Похоже на то.
Это действительно было, как в на большом экране и по ТВ — сильно, на грани, с надрывом, стремительно, ярко, блестяще, с громко стучащим сердцем, глаза в глаза и с самыми важными словами, сказанными так, чтобы их услышало одно единственное важное для тебя сердце.
— Выходи за меня?
Таня облизнула вмиг пересохшие губы, приоткрыла их, чтобы сказать, чтобы он поднялся и перестал дурить, потому что они уже говорили об этом, его женщинах и прочем.
— Навсегда? — Березин держал ее пальцы в своих, прикасался к ним губами и продолжал говорить. — Обещаю, что буду любить тебя, заботиться и беречь.
Он как будто жал плечами.
— Тебя, нашу семью, детей…
Их отношения набирали свою аудиторию, обрастая зрителями сверху на кованных, кажущеся невесомых мостках-переходах, снизу и вокруг, на входах и выходах из сверкающих «шкатулок» магазинов.
— Ну точно кино!
На этот раз заволновались мужики.
— Вот только где камеры?! Где съемочная группа?
Оно и понятно — слова души всегда отличались от лапши на уши, как будто бы подсвечиваясь совсем другим светом. Мало кто мог похвастать таким сокровищем и очень много тех, кто в данный момент мог сравнить и понять, что имел на самом деле.
— Ты не будешь нуждаться ни в чем, — Олег говорил, искал в ее глазах и ждал ответа, — и я дам тебе все что есть у меня и помогу всем, что в моих силах.
Что до Тани, то все происходящее вдруг напомнило ей какую-то скрытую тонкую игру. На миг сложилось ощущение, что кто-то огромный и неведомый смотрит на нее и ждет, а не прогадает ли она. Словно мир ждал и предлагал ответить согласием в любой момент, получить все ровно до этого момента, но Таня чувствовала, что здесь и сейчас, как с договором нужно если не дочитать, то дослушать предложение до самого конца.
— В ответ я прошу многого — любви, верности, детей, уюта, тепла и тебя такой какая ты есть, чтобы я не очерствел и не забыл, каким я могу быть рядом с тобой.
Глава 37
Олег
Таня выскальзывала из его рук, умудряясь сбежать в самую последнюю минуту. Вот и сейчас она ушла, оставив его один на один с чужим прошлым, его настоящим и тем, что и не должно было принадлежать ему — ее скелетами в шкафу. Хорошая идея узнать правду, выяснить все и развеять все последние тени недопонимания, что могли быть между ними, смялась, превратившись в фантик из-под дешевых конфет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Прости! — шепнула она в следующее мгновение замелькав между столиками, людьми, показавшись в стеклянной витрине-перегородке.
Кротов приподнял брови, в ответ на ее уход, безмолвно спрашивая у него, удивляясь и утверждая одновременно: «это она?!»
Это была она.
Березин знал это. Рядом с ней складывалось его настоящее, будущее и, как ни странно, признавать — прошлое. В груди начинало ныть стоило только подумать, что Рыжая исчезнет, превратится в воспоминания о самом прекрасном лете.
— Куда?! — крикнул ему в след Пашка.
Олег выскочил во внутренний двор ГУМа, огляделся по сторонам, потерялся во множестве светлых тканей гуляющих прохожих, а потом все же увидел ее.
— Таня!
Ковалевская не бежала, а просто шла вперед, с развевающей при ходьбе юбкой, спрятавшей плавные изгибы бедер и аппетитную попку, но не избавившей мир от ставшей знаменитой у Березина походкой. Так надо было уметь ходить — женственно, плавно, неспешно и с каким-то неслышимым, но присутствовавшим ритмом — «Там! Там! Там!»
— Таня!
Она не оглянулась, не остановилась и не замедлилась, зажав в руке малиновую сумочку.
— Перехвачу ее на выходе, — проговорил появившийся рядом и мигом все понявший Кротов.
Он здорово помог ему в этом семейном деле. Именно семейном и никаком другом. План созрел в голове Березина мгновенно, не поразив и не опалив сознание. Он знал только один способ остановить это безобразие с то и дело происходящими побегами с ее и его стороны — выдать ее за себя замуж и знать, что несмотря на ссоры и скандалы они обязательно встретятся. Дома. В одной прихожей, столовой, спальне, кровати. Почему он был так уверен в этом? Все возвращаются туда, где горит родной очаг и никак иначе.
— Поторопись! — Кротов проявлял какую-то мистическую проницательность.
Олег тысячу лет, не бывавший в ГУМе знал, что здесь обязательно должна быть ювелирка. Может не тот самый магазин, что остался в далеких воспоминаниях, но… Он должен был быть здесь. Березин не помнил, как нашел его, проявив чудеса стремительности, ориентирования в пространстве и даже в выборе. Одного взгляда на витрину хватило, чтобы понять, что же именно ему нужно. Три камня переливались на свету и били по глазам нестерпимым блеском, затмевая своими размерами и сиянием начищенный до зеркального состояния ободок кольца.
— Молодой человек! А коробка?!
Березин не слушал, сунув его в карман. Он выскочил на крытую улочку, помчавшись в сторону выхода, попутно высматривая в толпе рыжие кудри.
— Таня!
Он бежал и последний раз делал это так как сегодня, очертя голову, лет пятнадцать тому назад, зажав в руке купленный у метро букет цветов. Тогда он спешил на свидание к другой рыжей, все-таки потеряв ее и много-много позже осознав, что нет ничего важнее семьи, того ощущения надежности, тепла и наполненности, что она тебе дарит.
— Ковалевская!
Оставались последние ступеньки, перила, знакомый силуэт, близкая и такая далекая вертушка-дверь. Девушка толкнула ее, опережая его на какие-то короткие мгновения, грозя вырваться из сказочного ларца в который сама же его и привела. Вот только ключ забрал один из опричников царя.
— Таня!! — он взял ее за руку, сжав прохладные пальцы. — Рыжая, черт бы тебя побрал!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она повернулась к нему, засверкав, как в ту злополучную ночь своими потрясающими глазищами.
— Что, Березин? Что?!
В голове все смешалось. План как будто бы был забыт. Он не знал, как начать.
«Хоть бухайся в ноги, проси прощения и моли стать женой!»