– ФБР работает в Неваде? – поинтересовалась я.
– Официально, конечно же, нет. Но, наверное, дети и те знают, что в Неваде – тысячи сторонников американской демократии, людей, сочувствующих нам. О чем тут говорить? Кое-кто из этих тысяч занят в подпольном бизнесе, связанном с изготовлением фальшивых документов. Бенни – чужак в криминальном мире. Такие рифы и мели, как наша агентура, ему не обойти. Держу пари, что наши парни из Вашингтона уже положили на Аронса глаз, если только они не сделали это давным-давно.
Внезапно меня осенило: да ведь Джеймс и его банда, рядясь в криминальную оппозицию, скорее всего, работают на официальный режим! Такое суперсекретное, созданное правительством формирование, в задачу которого входит слежка и контроль за инакомыслящими гражданами. С Джеффом, однако, своей догадкой я делиться не стала.
Хокинс убрал записную книжку в карман.
– Погода шепчет, а не прогуляться ли нам? – предложил мне Хокинс.
– Тогда пойдем к морю, – сказала я. – У меня что-то голова кружится, надо бы проветриться.
По ярко освещенным улицам шаталась праздная публика, но, приблизившись к пляжу на расстояние в несколько десятков метров, вы попадали в полосу кромешной тьмы – фонари над береговой кромкой были отключены. И в этот час на черном пляже народ кишмя кишел.
Мы занялись любовью под забором и вывеской на испанском: «Частное владение». Закон призывал нас соблюдать приличия, и в какой-то мере мы их соблюдали, сбросив с себя только часть одежды.
Вообще-то, я обожаю позицию, которая у нас в Ново-Йорке называется «стелющееся растение». Но вскоре я изменила план, в условиях земной гравитации он оказался трудновыполним. Намаявшись, Джефф сел на песок, прислонившись к вывеске спиной, а я легла рядом, положив голову Джеффу на бедро. И мы довели друг друга до исступления.
– Гравитация! – пожаловалась я. – Она заставляет меня чувствовать себя так, словно я – старуха!
Джефф гладил мои влажные волосы. Минуту-другую он молчал, потом спросил:
– А сколько тебе лет на самом деле, Марианна?
– Двадцать два.
Я догадывалась, что Хокинс старше меня лет на десять.
– Наверное, во всей университетской докторантуре нет никого моложе тебя, – с восхищением заметил Джефф.
– Я-то пока в докторантуре по их тематике, – попыталась я объяснить Джеффу разницу между учеными степенями, которые присваиваются на планете и на орбите. – А есть ещё уровень – когда ты защищаешь диссертацию по своей тематике. У вас иная система.
Он опустил ладонь, гигантскую и очень нежную, мне на лицо и стал ощупывать его пальцами, словно слепой.
– Когда мне было столько, сколько тебе, со мною случилась пренеприятнейшая история. Девять лет назад. Я заканчивал университет, шла последняя четверть, и вдруг я обнаружил, что мною не сдан один зачет по физическому воспитанию. В зачетке нет подписи преподавателя-инструктора по борьбе.
И началось! Сплошное расстройство! В университете, на потоке, я не чувствовал себя слабее кого-либо из парней, но проигрывал матч за матчем. Не мог выиграть ни одной схватки. Я резво начинал, набирал очки, но в результате всё заканчивалось плачевно.
В конце концов, отчаявшись, я обратился к врачам, и они нашли, что я нахожусь в отличной физической форме. Тогда я отправился на консультацию к тренеру. Он усадил меня на стул и высказал вроде бы очевидную вещь; в нашей группе каждый из моих соперников на несколько лет моложе меня. До восемнадцати-двадцати лет твой организм растет, развивается, затем наступает пора равновесия, стабилизации. – Джефф выдержал долгую паузу. – А когда ты переваливаешь за двадцать, ты начинаешь потихоньку умирать.
– Вот спасибо, утешил! – воскликнула я. – Ты заслужил мои аплодисменты.
Джефф коснулся пальцем моей груди.
– Самое забавное, что по отношению ко мне эта теория была ошибочна. Просто не применима.
– Именно по отношению к тебе? То есть?
– Ну, я сдавал свои, позиции день ото дня. Дошло до того, что меня направили к эндокринологу. Творилось невероятное. Туфли неожиданно стали мне жать, а рубашки стали малы.
– Ты продолжал расти? – спросила я.
– Верно. У меня обнаружили редчайшую форму акромегалии. Гипофиз – как у подростка. Я продолжал расти и после двадцати, поэтому-то и вымахал в такую громадину. И успел добавить ещё одиннадцать сантиметров, прежде чем врачи ухитрились остановить мой рост.
Я погладила Джеффа там, где это было ему особенно приятно.
– В свои двадцать наш мальчик был покороче? Джефф засмеялся и принялся гладить меня.
– Может, попробуем, как нормальные люди? Ляжем?
– Только я сверху. – Мне не хотелось ложиться на песок. С детства я слышала столько ужасных историй о зыбучих песках!
Утром я попыталась связаться с Ново-Йорком с помощью нью-йоркского оператора. И получила факс – отпечатанное на бланке извещение о том, что телефонная связь с Ново-Йорком осуществляется по предварительному заказу и подвергается прослушиванию цензором. На экране появился хмурый мужчина-оператор.
– Служба безопасности, – сказал он мне. – Ваше имя и шифр.
– Извините, ошиблась номером, – ответила я и положила трубку. Затем набрала номер справочной на космодроме в Кейпе.
С экрана телекуба на меня глядел усталый человек.
– Прежде чем вы что-либо произнесете, – предупредил он, – имейте в виду, что разговор прослушивается и записывается на пленку.
– Понятно, – кивнула я. – Мне нужно получить от вас кое-какую информацию.
– Располагайте мною.
– У меня – гражданство Миров, – представилась я. – Путешествую по Европе. Сейчас нахожусь в Испании. Попыталась дозвониться до Ново-Йорка, а в ответ последовал какой-то вздор о цензуре. Что происходит?
– Обстановка накаляется, вот что происходит. Вы можете попробовать заказать разговор с Ново-Йорком через Токио, а японцы выведут вас на Ново-Йорк через Учуден. Если, конечно, там сидят грамотные операторы и если правильно рассчитают фазовый угол. Я бы мог подсказать вам оптимальное время для звонка, – предложил человек из Кейпа.
– Да нет. Спасибо. Собственно, звонок не носит конфиденциальный характер. Скажите, а если бы я была гражданкой США, они бы и в этом случае прослушивали разговор? – спросила я.
– По закону – нет, если бы звонили на орбиту другому гражданину США. Правда, сейчас в Мирах их меньше дюжины.
– Так мало? А как же туристы?
Человек мрачно усмехнулся с экрана.
– Да уж, не слишком много информации доходит до Испании, – сказал он. – Последний турист вернулся на Землю две недели назад. И больше мы не в состоянии их принимать. Тут есть ещё одна загвоздка, причем она будет посерьезней, чем проблема с цензурой. Вы, должно быть, знаете, что мы вынуждены покупать топливо для ракет на стороне? С тех пор, как прекращены торговые контакты с корпорацией «Сталь США».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});