ночь я должен был умереть. Я должен был упасть с моста, когда придет поезд, но вместо этого Жнец Смерти, отвечающий за мою душу, предложил одну вещь. Некую альтернативу.
— Жнец Смерти предложил альтернативу? — Сара склоняет голову, и я почти смеюсь. Ей было легко верить в призраков, но одно упоминание о Жнеце Смерти, и она мгновенно становится скептиком.
— Да. Она сказала, что может подарить дополнительную неделю жизни, чтобы попытаться предотвратить семейную трагедию, если я соглашусь взять на себя роль следующего Жнеца Смерти. И я согласился. — Аарон смотрит на раздвижную стеклянную дверь, где, как мне кажется, он думает, стою я. — Вскоре после того, как я согласился на эту работу, узнал, какой будет наша семейная трагедия: твой отец был приговорен либо к самоубийству, либо к убийству. Не уверен точно, к чему именно, но после многих лет, когда он напивался до беспамятства и выбивал все из мамы, я решил, что он убьет ее. Он не прикасался к тебе с тех пор, как ударил один раз, и я пригрозил отрезать ему яйца во сне, если он сделает это снова. Но после моей смерти или как стал бы Жнецом, я бы не смог защитить вас обоих. Я бы ничего не смог сделать.
Аарон поднимается с пола и подходит к дивану. Тот тихо скрипит, когда парень устраивается.
— Единственное, что мог сделать, это помочь ему бросить пить. Он был хорошим, когда он не пил. Следующий день был одним из его самых трезвых дней, и каким-то чудом я уговорил его закодироваться. Он не был против, даже не злился. Он плакал, извинялся и обещал помочь выздороветь. — Аарон невесело усмехается. — Я думал, у меня получилось вразумить отца. Надеялся, что исправил его. Его метка выглядела лучше. Она все еще закрывала большую часть его лица, но была гладкой, как стекло, и менее грубой.
Сара растерянно смотрит на него. Аарон не понимает, что его слова не имеют для нее никакого смысла. Но не для меня. Он изучает свои сжатые руки. Я переношу свой вес и смотрю через плечо на птиц, парящих над мостом Прыгунов. Эта история становится слишком знакомой, и я вдруг осознаю, что больше ничего не хочу слышать. Но, как болезненный зритель на автокатастрофе, я не могу отойти от окна.
— Тогда я совершил свою самую большую ошибку, — продолжает Аарон. — Я дал слабину. Остаток той недели потратил впустую на глупые вещи. Я даже водил тебя на карнавал. Помнишь?
Сара кивает; слезы капают с ее подбородка на колени.
— Твой отец оставался трезвым шесть дней. Он снова начал пить в ту последнюю ночь — прямо перед тем, как у меня истекло время, и пришлось взять на себя роль Жнеца Смерти. — Руки Аарона сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Когда мы с Марджи вошли в тот вечер, в доме пахло винным магазином после землетрясения, да и выглядел примерно так же. Мама лежала калачиком на полу, стонала и держалась за живот. Твой отец лежал рядом с ней, в лужи крови, а твой снежный шар возле его головы. И ты стояла над ним, дрожа так сильно, что я думал, ты прикусишь язык.
Сара всхлипывает в ответ.
— Вот видишь? Я сделала это, Аарон. Я убила его.
— Нет. Ни слова больше. Я еще не закончил, — говорит Аарон и продолжает. — Ты сказала, что убила его, и на мгновение я поверил в это. Он определенно выглядел мертвым. — Он медленно качает головой.
— Я должен был заметить, что его душа все еще светилась, но у меня не было головной боли, хотя, наверное, это потому, что был слишком потрясен.
— Почему его душа светилась? — спрашивает Сара. — И почему у тебя болит голова?
— Прости. — Он моргает. — Я и забыл, что ты не в курсе. Головная боль и светящиеся души — часть того, чтобы стать Жнецом Смерти.
Аарон продолжает вкратце объяснять некоторые из своих способностей. Когда Сара понимающе кивает, он продолжает:
— Марджи отвела тебя на кухню, скорее всего, чтобы отвлечь тебя от всего этого. Вот тогда мама и позвала меня. Я думал, она шепчет, потому что не хотела, чтобы ты слышала, но теперь понял, она была слишком слаба, чтобы говорить громче. Она заставила меня поклясться, что я отнесу его тело на мост. Она хотела, чтобы все выглядело как самоубийство. Она не хотела, чтобы его смерть указывала на тебя.
— Я обещал ей, что сделаю это. Но никак не мог сообразить, как в одиночку перенести человека вдвое больше себя на мост Прыгунов. Потребовалась вся сила, чтобы перевернуть его на спину. И тут я увидел его лицо. Отметина все еще была там, затемняя все, кроме левого глаза.
Аарон проводит рукой по лицу и вздыхает.
— В этом не было никакого смысла. Он не должен был быть помечен. Он был мертв, а мама жива. Затем в голову пришла мысль, и я, наконец, понял, что он все еще светится. И ты не была отмечена. Если бы убила своего отца ты, то была бы отмечена. Твой отец был жив. Не знаю, потерял ли он сознание сам или от удара по голове, но он оставался жив.
— Теперь он был в моих руках. У меня было всего несколько часов, прежде чем я исчез бы навсегда. Маму сильно избили, но она была жива. И я знал, что если бы у него был шанс выздороветь, то вскоре он убил бы ее или тебя за то, что ты ударила его снежным шаром. И в следующий раз меня не окажется рядом, чтобы остановить его. Поэтому я накинул на него одеяло, надеясь, что оно скроет его неглубокое дыхание, и позвал Марджи в гостиную.
— Я сказал ей желание мамы, которое она передала мне, и она согласилась помочь перенести его, ради тебя. Я имею в виду, тебе было всего девять лет — недостаточно для убийцы. Я не сказал ей, что он жив. Он был слишком тяжелым, чтобы двигаться самостоятельно, и я боялся, что она откажется, если узнает. Я понятия не имел, что помогая мне ее наградят отметкой. Я подумал, она должна знать, что делает, но я ошибся. Как и во многих вещах.
Аарон давится последней фразой. Он тяжело сглатывает и вытирает глаза тыльной стороной ладони.
— И также помню, что просил тебя сказать полиции, что это я убил его. Это правда, но они никогда не смогут поймать меня. Так как я — Жнец, для