- Кто это? - негромко окликнула она. Мужчина не отозвался.
Марфа повторила вопрос.
- Марфа, ты ли это? Туда ли я попал? - глухо раздалось в потемках.
Марфа, будто оглушенная этим голосом, только протяжно застонала:
- Господи, Игнатушка, родной мой, неужто ты?..
Глава двадцать четвертая
На всем пути к дому Игната не покидало чувство тревоги: "Застану ли семью? Живы ли мои, здоровы ли? А вдруг их нет уже на свете! Что я буду делать тогда, куда подамся?"
Он много думал о жене, о детях, о разных опасностях, которые могли подстеречь его семью в военную пору. И все же горькая действительность оказалась хуже того, чего он опасался: пепелище сожженного дома, убогая землянка, болезненное личико сынишки. Но и это было еще не все. Страшным ударом явилась для него судьба дочери. "Как же так? Моя дочь и вдруг там, в стане врага?! Проклятие, почему же она вместе с ними? Как это случилось? Как!.. Кто же в том виноват?.." В отчаянии он искал ответа на все новые и новые встающие перед ним вопросы, но ничто не облегчало его отцовских душевных страданий. Он проклинал ее, а она словно умышленно в ответ на это вставала в его сознании такой же милой, ласковой, родной дочерью, какой была для него уже в далекие, оставшиеся где-то позади годы. Вся жизнь ее с первого дня до ухода на фронт в одно мгновение пролетала перед его мысленным взором. И в этом водовороте воспоминаний особенно почему-то назойливо стояла она в глазах его маленькой пятилетней крошкой. И было это так. Однажды Марфа одела дочку и предложила Игнату погулять с ней. Стоял осенний теплый день. В многоцветии увядала природа. После ненастных дождей ярко светило солнце, напоминая доброе и благодатное лето. Игнат вместе с дочуркой гордо шел по широкой сельской улице. Время от времени Любушка выпускала руку отца и с восторгом срывала редко попадающиеся на обочине дороги невзрачные осенние цветочки, подбирала желтые и красные листья, спадающие с кленов, берез и осин. И вдруг, завидев большую, блестящую на солнце лужу, она быстро устремилась к ней и сделала несколько шагов к ее середине. Игнат, выхватив ее из лужи, поддал ей несколько шлепков. Девочка нахмурилась, но не проронила ни слова, и вновь ринулась в эту лужу и завязла в ее грязи по колено. Игнат оттрепал ее за уши. Но почему-то потом долго было ему стыдно за свой поступок и одновременно досадно за упорство дочери. Вот и теперь, когда горе обрушилось на его семью, этот случай с новой силой ожил в его памяти. И он то клял ее, то проникался к ней прежней любовью, а потом резко корил Марфу и мысленно бичевал самого себя.
В тяжких раздумьях тянулись дни за днями. Они были безрадостны и не сулили Игнату никакого утешения.
"Пока немцы здесь, ни мне, ни семье не видать покоя. Я должен быть там, где мои товарищи. При первом же моем открытом появлении в селе меня схватят фашисты или их холопы, и тогда пиши пропало..." - размышлял он.
Игнат понимал, что дочь его стоит на гибельном пути и ее во что бы то ни стало надо как-то спасать. Но как, каким путем высвободить ее из этого позора?
Марфа же была непреклонна. Похоже, она махнула на дочь рукой, считая ее падшим и пропащим выродком.
- Сама полезла в эту пропасть, сама пусть из нее и выбирается, - не раз с ожесточением говорила она мужу. - Может жить хоть в раю, хоть в аду, мне все равно. Она вырвана из моего сердца, и нет у меня больше дочери, нет!
Игнат в такие минуты упрекал Марфу в черствости и бессердечности. Он настолько загорался, что готов был на любой отчаянный поступок. И тогда на выручку ему и матери приходил Коленька. Он бросался к отцу на шею, обвивал его крепко руками и утешал.
Прячась от посторонних глаз, Игнат прожил с семьей больше месяца. Пора было возвращаться в лес. Однако связаться с партизанами все не удавалось. Но в одну из темных ночей в дверь их сарая постучали. Игнат вместе с Марфой вскочили с кровати. Стук повторился. Марфа спросила:
- Кто там?
- Свои, - приглушенно ответил мужской голос.
Марфе голос показался незнакомым, и она продолжала стоять в нерешительности.
- Марфа Петровна, да откройте же... или не узнаете меня? Это я, Виктор...
Мало кому было известно, что в напряженной походной жизни Виктор постоянно тянулся к родным местам. Здесь уже не было у него своего дома, не было ласковой, умной, всегда озабоченной матери, но где-то на задворках таилось близкое его сердцу убогое жилище Марфы. И, идя к ней, он все еще втайне на что-то надеялся, словно ждал, что вот-вот произойдет чудо...
Марфа отодвинула засов и приоткрыла дверь. Виктор был не один. В темноте она не смогла рассмотреть лицо незнакомого ей человека и спросила:
- А это кто ж с тобой, Витя? Не узнаю что-то.
- Из отряда, нездешний он, - почти шепотом ответил Виктор и спросил: - Что нового в деревне? Фашисты есть?
- Сейчас нет, они реже здесь стали появляться, а все равно от полицаев житья нет, - со вздохом сказала Марфа и озабоченно предложила: Да вы проходите, что стали-то?
Несмотря на тусклый свет, падавший от коптилки, Игнат мгновенно разглядел на вошедших знакомую партизанскую экипировку: автоматы, перекинутые через плечо, и закрепленные на поясе гранаты. "Ну, вот и дождался, теперь выберусь", - подумал он и облегченно вздохнул.
Встреча с Игнатом Зерновым была для Виктора полной неожиданностью. Она вызвала у него смешанное чувство радости и смущения.
Чтобы у бойцов не было никакого сомнения, Игнат достал из тайника удостоверение, выданное ему партизанским отрядом, и, протянув его Виктору, заявил:
- Оклемался полностью, с излишком даже. Так что берите с собой.
Марфа какое-то мгновение с грустью смотрела то на Виктора, то на его спутника с редкими темными усиками и, переведя взгляд на Игната, вздохнула и нерешительно сказала:
- Может, Игнат, поживешь еще недельку?..
Игнат промолчал, а Марфа, заметив суровое нахмуренное лицо мужа, уже другим, отрешенным тоном продолжала:
- Ну, что же делать, иди, Игнат... Твое место там, иди.
Виктор, чувствовалось, не знал, что ответить Игнату.
- Ну, так что, ребята, берете с собой?
- Конечно, мы с радостью, - решился наконец Виктор. - Нам такие люди нужны. Вы пороху, видно, понюхали вдоволь.
- Пришлось, верно, - усмехнулся Игнат, потом серьезно добавил: - А еще бы, Виктор, мне хотелось бы поговорить с тобой открыто и откровенно о Любе. Все-таки вы вместе учились...
- И кто бы мог подумать, что так случится, - понурясь, сказал Виктор.
- В жизни ведь всякое бывает, - сочувственно заметил его товарищ.
- Так-то оно так, а нам-то каково! Опозорила нас, обесчестила, горестно сказала Марфа.
- А мы, Марфа Петровна, к вам и зашли насчет Любы, - вдруг сознался Виктор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});