десятки вариантов того, что сейчас могло твориться в городе — а ноги уже сами несли меня к выходу из дортуара. Богдан попытался поймать меня за руку, что-то кричал вслед — но потом отстал и загрохотал ботинками в противоположную сторону. Видимо, рассказать “дядькам”, что княже Горчаков повредился умом.
Потом объясню. Сейчас — бегом к ротному. К дежурному оберу на этаже, обратно к Ваське-штыку. Да хоть к самому начальнику училища в кабинет — в любое место, где есть телефон.
Но не успел я пробежать по коридору и десятка шагов, как дорогу мне загородила рослая фигура — один из ротных унтеров. Чем-то похожий на Ивана — такой же плечистый здоровяк, только без усов.
— Куда? — буркнул он, расставляя руки. — Давайте обратно, господин юн…
— Дайте пройти! — Я шагнул вперед. — Мне срочно нужно к ротному. — Дело государственной важности!
— Нельзя! — Унтер нахмурился и огляделся по сторонам. — Велено из дортуаров никого не выпускать. В связи с чрезвычайной… ситуацией.
Похоже, здоровяк сам был не в восторге от происходящего и нервничал не меньше моего. Настолько, что я сразу понял: тут взяткой не обойдешься — наоборот, только хуже сделаешь. Да и запугивать тоже не стоит.
— Ну послушайте, господин унтер-офицер, — осторожно начал я. — У меня действительно есть важная информация, которую срочно нужно…
— Опять сугубец буянит? Вот ведь зверь неугомонный.
Голос Куракина я узнал даже до того, как тот показался из-за широкой спины унтера. Князь и пара его прихвостней зачем-то напялили парадную форму и блестели начищенными пуговицами и пряжками на весь коридор. Но куда ярче фурнитуры сияли отвратительные рожи. На фоне общей суеты и тревоги троица второкурсников выглядела безмятежной и довольной. Если не сказать — радостной.
Но куда больше меня заинтересовали винтовки. Унтер на этаже занимал пост без оружия — как и полагалось по уставу — но Куракин со своими хмырями шагали по коридору с “трехлинейками” наперевес. Конечно, из-за творящегося на улицах дежурный обер вполне мог отдать приказ в порядке исключения усилить караулы, открыть арсенал… Но что-то подсказывало: на деле все обстоит куда хуже.
— Куда собрался, сугубый? Сказано же: сиди в дортуаре и не отсвечивай.
— Кто приказал? — огрызнулся я.
— Не твоего звериного ума дело. Так что дуй обратно. — Куракин развернулся к дежурному. — А ты чего стоишь столбом? Если еще раз высунется — дай разок по зубам, чтобы место свое знал.
Все в коридоре — включая даже меня — были в одном чине, но Куракин продолжал называть меня зверем, а к унтеру вообще обращался так, будто тот был даже не рядовым, а крепостным крестьянином.
Но куда больше наглого князенка меня сейчас волновало то, что прямо сейчас у стен Зимнего, возможно, уже начиналась стрельба. И несколько десятков, а может, даже сотен выскокоранговых Одаренных стоят рядом с жандармами с самыми обычными винтовками в руках — и стоят буквально в двух шагах от железки, лишившей их магической силы.
Один звонок — и они пробьются к “Бисмарку”. Пока еще успеют, смогут. Возьмут пришвартованный крейсер штурмом, если придется — и тогда пары-тройки могучих стариков уровня деда хватит, чтобы удержать и дворец, и всю столицу.
Но между мной и телефоном стояли три идиота в парадной форме. И здравый смысл понемногу уступал место ярости. Будь при мне магия, я бы, пожалуй, уже раскидал всех на своем пути — без разговоров.
— Послушай, чучело ряженое! — Я сжал кулаки и шагнул вперед. — Мне срочно нужно к ротному. Я знаю…
— Только сунься, сугубый! — Куракин поднял винтовку. — Дай повод — я тебе как собаку парши…
Не знаю, хватило ли бы у него духу выстрелить. Вполне возможно — особенно будь у его сиятельства реальный боевой опыт. Но никто явно не ожидал от одинокого первокурсника такой прыти — поэтому все трое даже не успели дернуться, когда я сначала метнулся в сторону, а потом ухватил Куракинскую винтовку за ствол.
Его сиятельство выругался и изо всех сил рванул оружие на себя. Я не стал сопротивляться — наоборот, вложил в движение собственной массы и только чуть придавил винтовку вниз — так, чтобы ее приклад взметнулся и угодил Куракину точно в подбородок. Лязг зубов и раздавшийся следом вой, наверное, услышал даже Васька-штык на первом этаже. А я уже закреплял успех: совершенно не по-благородному врезал подскочившему второкурснику ботинком между ног. И уже приготовился сцепиться и с третьим, когда вдруг попался в чьи-то медвежьи объятия. Бить меня дежурный унтер, похоже, не собирался, но силищи у него оказалось столько, что я едва смог вдохнуть.
Помог последний из Куракинских — сам того не желая. Когда он подлетел, чтобы с размаху впечатать мне в живот приклад, я повис на чужих руках и обеими ногами зарядил ему в грудь. Второкурсника будто ветром снесло — но и мы с унтером отлетели и врезались в стену коридора. Здоровяк с хрипом выдохнул и чуть ослабил хватку — ровно настолько, чтобы я ударил наотмашь в лицо, затылком, потом локтем — и вырвался навстречу Куракину.
Его сиятельство еще не успел толком подняться — но в мою куртку вцепился намертво. И потянул так, что я не удержался на ногах, свалился на него сверху и сразу же ударил. Не слишком ловко — зато сильно, с широким размахом. Кровь брызнула из разбитого носа во все стороны, а я уже приготовился бить снова — но кто-то схватил меня под руки сзади.
— Тише, свои! — выдохнул в ухо Богдан, оттаскивая меня назад. — Уймись, княже — забьешь ведь дурака!
Драться было уже не с кем. Куракин едва трепыхался, его товарища уже укладывал лицом в паркет Иван, а третий второкурсник все еще со стоном катался по полу, скрючившись и зажимая многострадальную промежность. Дежурного унтера — самого здорового из всех — вырубил Подольский. Несмотря на худобу и даже некоторое изящество, удар у Богданова дядьки, похоже, оказался боксерский.
— Надо же, что нынче творится в славной пехотной школе, — проговорил он, дуя на отбитые костяшки. — Драка, шум… Потрудитесь объяснить, молодой — что здесь вообще происходит.
— Некогда объяснять. Мне нужен телефон.
Я кое-как поднялся на ноги и сплюнул скопившуяся во рту кровь. Похоже, пару ударов все-таки пропустил — и даже не заметил. Ребра болели, в голове чуть шумело — но в целом ощущал я себя сносно. Вполне достаточно, чтобы дойти до Мамы и Папы и…
— Нет уж, погоди, родной. — Иван поймал меня за локоть. — Давай-ка рассказывай. Чтобы мы хоть знали, с какой радости отлупили этих… господ.