Её мысли были по-прежнему слишком рассеянными, чтобы определить, врёт она или нет. Если Крамер действительно находился здесь, она мне больше не нужна; но в случае, если это был какой-то тест, я должна была оставить её в живых. Глупая женщина не понимала, что, убив её, я сделаю ей одолжение.
Я направилась ко второму, не истоптанному полю справа от лабиринта и спустилась ниже. Хоть люди находились менее чем в полумиле отсюда, отсутствие света в этом месте в сочетании с нашей тёмной одеждой на фоне ночного неба должно было сделать нас невидимыми. Я снизила скорость, как только могла, и покатилась сразу же, как упала на землю, отпуская Сару. Такой вот способ приземления означал, что я уничтожила в процессе около десяти ярдов сухой растительности, но зато ослабила удар от падения. Сара не покатилась, и пронзительный крик боли вырвался из её горла, когда она рухнула вниз среди стеблей кукурузы.
- Деточке бо-бо? — спросила я, подавив в себе желание пнуть её, пока она корчилась на земле, схватившись за лодыжку.
- Сучка, ты сломала мне лодыжку! — проорала она.
Из-за близко раздававшейся музыки, жутких завываний, смеха и криков восторга от добродушных пугалок, ни один из Хэллоуинских гуляк не услышит её. Поэтому я, не задумываясь, подошла, спокойно взяла её больную ногу в руки, а затем достаточно сильно дёрнула её в сторону, почувствовав, как треснула кость.
- Вот теперь я сломала тебе лодыжку, — сказала я ей.
Сара завыла уже по-настоящему, но, хотя я и не беспокоилась о том, что нас увидят, её вопли больно резали по ушам. Я прикрыла ей рот рукой.
- Перестань рыдать, пока я действительно не сделала тебе то, над чем стоило бы поплакать.
Эта старая родительская угроза сработала. Она заглушила свои громкие рыдания и попыталась взобраться по моей руке, чтобы встать. Я раздумывала оттолкнуть её, но решила, что, если она будет прыгать и спотыкаться на одной ноге, уйдёт больше времени, чтобы добраться до Крамера, так что я позволила ей держаться за меня. Она ничего не сказала, но её мысли были полной ненависти смесью сумасшедших несвязностей и восторга от размышлений, как я буду гореть: сначала на земле, потом в аду.
Очаровательно.
— Либо ты держишься, либо я бросаю тебя, и меня не волнует, что ты выберешь, — сказала я и начала идти. Я не была уверена, что иду в правильном направлении, но если Крамер был здесь, он мог видеть нашу аварийную посадку. Призрак знал, что нужно было всматриваться в небо, в отличие от семей в том лабиринте и окружающей дом территории. Я не видела других источников света в поле за пределами места, где проходил праздник, так что если он и был здесь, держался он незаметно.
Сара прихрамывала рядом со мной, её пальцы впивались в мою руку, а тихие всхлипывания срывались с губ с каждым ковыляющим шагом. Между тем, помимо шелестящего бумажного треска, издаваемого качающимися друг против друга тысячами сухих кукурузных стеблей, и звуков веселья с другой части фермы, я не слышала ничего, что могло бы означать, что здесь находится кто-то ещё кроме нас.
Чёртов Крамер. Я ещё удивлялась, почему он выбрал именно это место для встречи. Теперь я знала. Я не могла сосредоточиться на любых заметных движениях, чтобы разглядеть его, потому что вокруг меня двигалось буквально всё. Кукуруза была выше меня и выглядела одинаково, так что я была не в состоянии сказать, хожу я кругами или нет. Любые шумы поглощались природными и искусственными звуками, а все люди, что бродили по полю, не давали мне возможности пролететь низко над площадью и поискать его, Франсину и Лизу. Моё приземление, может, и не заметили, но женщину, словно летучая мышь, рассекающую воздух медленно и достаточно низко, чтобы уловить что-то в этом огромном двигающемся холсте, заметят точно.
Именно поэтому я совсем этого не ожидала, когда испепеляющая боль пронзила мою спину. Раз, два, три раза подряд, превращая мою грудь в расплавленное озеро агонии. Я пошатнулась, сбивая с ног Сару, закричавшую, когда я наступила на её лодыжку, пытаясь удержаться в вертикальном положении. Она задёргалась, отчего я потеряла равновесие, потому даже мои вампирские рефлексы были не в состоянии удержать меня от падения. Я перевернулась в последний момент, всё же падая на землю, но не лицом вниз.
Я хотела вскочить на ноги, но не смогла. Необычная медлительность в руках и ногах и продолжающийся огонь в груди, подсказали мне, что в меня стреляли не обычными пулями. Серебряными.
У меня была доля секунды, чтобы увидеть склонившегося надо мной седовласого человека в чёрной монашеской одежде, развевающейся на ветру, и очень даже материальную руку, направляющую на меня пистолет. Потом я услышала ещё один выстрел, почувствовала, как моё сознание взрывается от боли, но больше не видела уже ничего.
36
Голова пульсировала так, словно кто-то пихнул фейерверки в мой мозг и поджёг их. Это было первым, что я осознала. Вторым стало жжение в груди, такое сильное, что по всему телу расходилась болезненная пульсация. Третьим я ощутила, что мои руки и ноги крепко и высоко связаны у меня за спиной. Четвёртым стало самое тревожное осознание из всех: я была мокрой, но не от воды. Резкий запах бензина наполнил мои ноздри, так что и не нужно было вдыхать.
- Сожги её. Сожги её сейчас, пока она не очнулась! — убеждал знакомый голос.
Сара. Нужно было убить её, когда был шанс.
Хорошая мысля приходит опосля.
Я открыла глаза. Крамер стоял в нескольких футах от меня в центре расчищенного в виде треугольника пространства посреди высоких стеблей кукурузы. Сара стояла в стороне, однако Лиза и Франсина образовывали два других угла треугольника. Они, как и я, были прикованы к высоким металлическим столбам, врытым в землю. В рот им впихнули кляпы, а смотрящие на меня глаза были расширены от ужаса. В отличие от меня, тем не менее, ни у одной из них не торчал из груди большой серебряный кинжал. Лезвие, казалось, испускало непрекращающийся поток кислоты, обжигающий мои нервные окончания и иссушающий мою силу. Но, хоть кинжал и находился близко к центру моей груди, он не вонзился в сердце. Либо Крамер специально промахнулся, потому что не хотел рисковать подарить мне лёгкую смерть, либо его глазомер был не таким хорошим, как он надеялся.
Крамер вытащил большую книгу в кожаном переплёте из складок своей новой чёрной туники с капюшоном. Наверное, его уже тошнило от той старой грязной, в которой он застрял, пока находился в парообразном состоянии. Его пристальный взгляд, казалось, замерцал со злобным триумфом, когда он открыл книгу и начал читать вслух.
- Я, Хенрикус Крамер Инститорис, судья, назначенный от лица веры, провозглашаю и объявляю приговор, что вы, стоящие здесь, являетесь закоренелыми еретиками, и в связи с этим предаётесь правосудию, — прочитал он нараспев, и хотя оригинальная версия «Молота Ведьм» была на латыни, он произнёс это на английском языке, чтобы мы уж точно поняли.
У меня кляпа не было, вероятно, потому что Крамер знал, что я не стану звать на помощь, но это вовсе не означало, что я собиралась молчать.
- Я уже читала это, ты знаешь. Твоя проза скучная и нудная, а злоупотребление заглавными буквами для драматического акцента в лучшем случае можно назвать незрелым. О чёрт, ладно, я просто скажу это — книжка отстой. Неудивительно, что тебе пришлось подделывать для неё одобрения.
Теперь его взгляд сверкал яростью. Он захлопнул книгу и подошёл ко мне. Писатели такие чувствительные, когда слышат критику.
- Хочешь умереть сейчас, Хекс? — прошипел он мне. Затем он наклонился, поднимая что-то, что я не видела со своего места. Когда он выпрямился, в руке у него был фонарь: золотисто-оранжевое пламя ласкало окружающее его стекло, словно моля о свободе.
Я посмотрела через его плечо на Сару, которую чуть ли не трясло от волнительной перспективы, что он подожжёт меня.
- Она, может, и не в курсе, каков твой заведённый порядок, но я то знаю, — тихо сказала я. — Поставь фонарь. Ты пока не станешь меня сжигать, и мы оба это понимаем.