Читать интересную книгу Идеальная мишень - Чингиз Абдуллаев

— Посмотрите на его руку, комиссар, — неожиданно вмешался в разговор Дронго. — Вставая, он опирался на левую руку. На правой у него свежий шрам.

Очевидно, недавний перелом.

— Да, он попал в автомобильную катастрофу несколько месяцев назад, и у него был открытый перелом руки, — подтвердил француз.

— А вы спросите, был ли у него перелом правой руки? — Комиссар повернулся к Дронго. Тот перевел вопрос голландца.

— Да, — ответила Кирилин, поднимая правую руку. — Из-за этого я не смог приехать зимой. Я тогда попал в автомобильную катастрофу.

Дронго подошел к парню, посмотрел его руку и пожал плечами. Молодой человек говорил правду. Комиссар посмотрел на майора Шевцова.

— Он не мог ударить правой рукой, — сказал Вестерген. — Это очевидно.

— Мы все равно его заберем, — упорствовал Шевцов.

— За что? — удивился комиссар. — Мы уже все выяснили…

— Это вы все выяснили, — возразил майор. — А у нас другие законы, может, с него действительно сняли судимости, может, он действительно сломал руку и не мог совершить убийство. Но мы застали его в постели с мужчиной. По нашим законам это преступление. Поэтому мы должны его арестовать.

Комиссару показалось, что он ослышался. Вестерген неплохо знал немецкий, но он просто не мог поверить своим ушам. Впервые в жизни комиссар растерялся. Он посмотрел на своего помощника. Тот пожал плечами — он тоже ничего не понимал, хотя и знал немецкий.

— Я не понял, что вы имеете в виду, — обратился Вестерген к Шевцову. — Ведь мы все выяснили? Или вы хотите проверить, как именно он получал визы?

— Нет, — возразил Шевцов, — это вы можете проверить и сами. Мы арестуем его за… как это по-немецки? За интимные отношения с мужчиной.

Комиссар в изумлении уставился на своего помощника. Тот, по-прежнему ничего не понимая, в растерянности посмотрел на француза. Дронго неожиданно улыбнулся. Шевцов с мрачным видом спросил:

— Чему вы улыбаетесь? Я не могу ему объяснить, какое преступление совершил Кирилин.

— И не сможете, — кивнул Дронго. — Здесь свободная демократическая страна, майор. В этой стране никто не имеет права вмешиваться в личную жизнь людей. Здесь подобные отношения — это норма.

— Не учите меня, — проворчал майор. — Он ведь российский гражданин.

Значит, должен отвечать по нашим законам.

— Отвечать? — изумился Дронго. — Вы хотите опозориться перед голландцами? Хотите арестовать его за интимные отношения с мсье Кристу? Какой идиотизм… Нельзя арестовывать человека за то, что он хочет встречаться с другим человеком. Наша постыдная статья за мужеложство — это позор всего цивилизованного мира. Неужели вы не понимаете, что здесь не было никакого принуждения? Уголовной ответственности подлежат сношения с несовершеннолетним, либо совращение, либо насилие. Какой из этих пунктов вы собираетесь применить?

— Не кричите, — сказал Шевцов. — Они могут нас понять.

— Они вас никогда не поймут, — усмехнулся Дронго. — Это невозможно.

Кроме того, мы находимся на голландской территории.

— Ладно, — пробормотал Шевцов, — заканчиваем. Черт с ними.

Майор повернулся и вышел из комнаты. Комиссар вытащил трубку, но, вспомнив про табличку, снова сунул ее в карман.

— Извините нас, — сказал Вестерген, — мы, кажется, ошиблись.

— Ничего, — пожал плечами француз, — я вас понимаю.

Все вышли в коридор. Лукин вопросительно посмотрел на Дронго. Тот промолчал. Они спустились вниз в холл и вышли из отеля. Уже сидя в машине, Дронго повернулся к Лукину:

— Почему такой мрачный? Что случилось?

— Можно вопрос?

— Конечно, можно, — кивнул Дронго.

— Зачем вы защищаете такую мерзость? — спросил Захар. — Как вы можете?

Неужели вам нравятся такие отношения?

— Это сложнее, чем ты думаешь, Захар, — вздохнул Дронго. — Странно…

Ты такой молодой и настолько нетерпимый. Дело не в том, нравятся мне их отношения или не нравятся. Лично я убежденный женолюб, то есть придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации. Более того, осуждаю так называемые нетрадиционные отношения. Но .это не значит, что нужно арестовывать людей за подобные связи. Ни в одной цивилизованной стране такого нет. Совращение несовершеннолетних — другое дело. А интимные отношения двух взрослых людей никого не должны интересовать. Понимаешь, Захар, нетерпимость к инакомыслию — это просто дикость. Так недолго додуматься и до того, что начнут регулировать и отношения между мужчиной и женщиной — станут, например, объяснять, какие позы хороши, а какие противоестественны. По-моему, смешно.

— А мне не смешно, — заявил Захар. — Вы знаете, что у нас в Москве творится. Какое засилье «голубых». И такой человек, как вы, поощряет этот разврат?

— Ты ничего не понял, — усмехнулся Дронго. — Я же тебе объяснил: свобода либо есть, либо ее нет. Не бывает немного свободы. Ты можешь осуждать интимные отношения мужчины с мужчиной, тебе может не нравиться в традиционном сексе оральный или анальный секс, тебе могут быть противны мазохисты и садисты, но в любом случае, если есть добрая воля двоих, ты не имеешь права вмешиваться.

Говорят, что в сексе идеальный вариант — это встреча садиста с мазохистом.

Представляешь, как подобное выглядит со стороны? Но им обоим это доставляет удовольствие. Пусть и противоестественное с точки зрения нормальных людей. Мы сейчас находимся в стране, где разрешено даже употребление наркотиков, где наркоманам бесплатно выдают шприцы. Я не думаю, что все так просто. И не уверен, что подобная свобода нужна большинству людей. Но это и есть та самая свобода, в которой не может быть ограничений. Тебе могут не нравиться отношения Кристу и Кирилина, но это не значит, что ты можешь сажать их за это в тюрьму.

Нужно уважать свободу других людей, вот, собственно, и все.

— Мне трудно принять подобные принципы, — признался Захар.

— Согласен, — кивнул Дронго. — Это всегда трудно.

Они свернули к «Гранд-отелю», где остановились еще трое гостей из Москвы. Подъехали к отелю в половине одиннадцатого. Все тотчас же выскочили из машин и взбежали по ступенькам. Помощник комиссара вошел первым. Он подбежал к стоявшей за стойкой молодой женщине.

— Мы из полиции. — Он показал удостоверение. — у вас вчера остановились трое мужчин. Они прилетели из Москвы. Вот их фамилии.

Женщина взяла список и ввела данные в компьютер. Потом с улыбкой сказала:

— Весьма сожалею, но они уже уехали. — Когда? — спросил помощник.

— Полчаса назад, — улыбнулась она заученной улыбкой. — Рассчитались и уехали. Тридцать минут назад.

— Это они, — пробормотал Дронго. — Я был уверен, что это они.

Париж. 15 апреля

Марсель лежал на полу гостиной, и кровь впитывалась в дорогой голубоватый ковер, так удачно подобранный в тон мебели. На размышления оставались считанные секунды. Еще немного — и будет поздно, убийца уйдет. Ведь он уже сделал свое дело, отстрелялся.

Я вскочил с пола и бросился к убитому. Перевернул его на спину и осмотрел. Никаких сомнений — стреляли из снайперской винтовки с оптическим прицелом. Я приподнял голову. Конечно, стреляли из соседних домов, находившихся напротив. Черт возьми, почему я не догадался задернуть занавески? Вероятно, убийца увидел человека с пистолетом и решил, что это и есть Дмитрий Труфилов.

Но как убийца оказался в доме напротив? И кто это мог быть?

Сибилла же словно окаменела. Похоже, она. еще не до конца осознала тот факт, что Марселя убили. Я схватил пистолет и бросился к выходу.

— Не вызывай пока полицию, не вызывай! — крикнул я, выбегая.

Уже в лифте я подумал, что мне нужно было подскочить к Сибилле и дать пощечину. Или хорошенько встряхнуть ее. Но я терял секунды. Терял драгоценные секунды. Главное качество профессионального убийцы — это не умение стрелять, а умение уходить с места происшествия. Исчезать как можно быстрее. Если бы убийца стрелял где-нибудь в Москве или Тамбове, я бы даже не побежал в его сторону.

Совершенно ясно, что я бы все равно опоздал. Когда убийца открыл огонь, я упал на пол. Отстрелявшись, убийца, как правило, бросает оружие и уходит. На это требуется десять-пятнадцать секунд.

Но сколько же времени прошло? Я поднялся, осмотрелся, подбежал к убитому и перевернул его на спину. Осмотрев труп, взглянул на дом, откуда стреляли. Потом схватил пистолет, крикнул что-то Сибилле и выбежал в коридор.

Вызвал лифт, добрался до первого этажа и выбежал на улицу. По самым скромным подсчетам, у меня ушло на все это секунд тридцать пять — сорок. Возможно, сорок пять. Итого сорок пять секунд потерянного времени. Это даже немного. Это бездна времени — опытный киллер давно бы ушел. И все же… Все же он еще не ушел.

Теперь я объясню, почему был так уверен, что убийца еще не ушел. Дело в том, что я не просто тратил драгоценные секунды на осмотр тела несчастного Марселя. Я изучал характер ранений. Рваные раны — свидетельство убойной силы снайперской винтовки. И самое главное: выстрелов было не шесть, а пять. Я успел осмотреть стену. Одна пуля ударила в стену и застряла в ней. Другая Же лишь чиркнула по штукатурке, так как до этого прошила навылет тело Марселя. Значит, выстрелов было не шесть, как мне показалось вначале, а пять. Что в корне меняло дело. Я даже знал, кто именно стрелял в Марселя.