С разворота Кремер полил свинцовым дождем тех, кто подкрался со спины. Еще двое с криками упали на траву, но автомат в руках Кремера клацнул и умолк. Из куртки Шабанова Кремер выхватил пистолет…
Внезапно картина изменилась. Небеса заполнились громом, и пять вертолетов Ка-50 – «Черные акулы» – четким строем прошли на минимальной высоте. С вертолетов никто не стрелял, но нападавшим оказалось достаточно одного их вида. Они знали, что такое Ка-50. Бой был выигран. Уцелевшие рассеивались в скальных лабиринтах.
Четыре Ка-50 зависли над равниной, из них высыпались вооруженные парни в камуфляже – группа «Ястреб», на расстоянии следовавшая от самой Москвы. Пятый вертолет кружил в небе.
– Кремер, Кремер… – шептал Шабанов.
Кремер склонился к нему, приподнял его голову. Заходящее солнце зажгло золотистый ореол в светлых волосах.
– Держись, – сказал Кремер, – помощь уже здесь.
Шабанов силился улыбнуться, но улыбка сползала с искаженного болью лица.
– Они нашли меня… Ты был прав, Кремер… Ты выиграл… Какая бессмыслица… Не хочу.
Это были его последние слова. Кремер опустил его голову на жесткую траву. Шабанов лежал с открытыми глазами, смотрящими прямо на солнце, и его лицо казалось удивительно чистым, ясным и простым лицом юноши, каким он и был когда-то.
Кремер выпрямился. «Ястребы» окружили его полукольцом, держа автоматы на изготовку.
– Брось оружие! Руки вверх! – скомандовал один из них.
Только тут Кремер заметил, что продолжает держать в руке пистолет. Бросил его на траву, повернулся и пошел прочь к изумительно красивому закату, полыхавшему на фоне черных гор, не обращая внимания на грозные оклики.
Пятый вертолет опустился прямо перед ним, из него выскочили Горецкий и генерал Долгих. Горецкий подбежал первым, стиснул Кремера в объятиях.
– Ну, как ты?
– Нормально.
– Капсулы?
– Здесь.
– А Шабанов?
– Мертв.
Подошли генерал и командир группы «Ястреб». Волков долго говорил что-то Кремеру, но тот не слушал. Молча он отошел к обрыву высокой скалы – двое офицеров хотели последовать за ним, но Горецкий удержал их. Кремер смотрел на залитую красным светом равнину, трупы и пылевые тучи, поднятые взрывами гранат. Черные силуэты парней с автоматами, черные вертолеты, а дальше – пейзаж, исполненный величественной красоты… Он смотрел, но не видел ничего, кроме крови и пыли.
Кровь и пыль.
33
Москва
– Что ж, – сказал Кремер, отвечая Горецкому, – «Хитрецы» нашли его, вот и все.
Он стоял перед экраном включенного ноутбука и доставал из упаковки диск Шабанова.
– «Хитрецы», да. – Горецкий кивнул. – С твоей легкой руки мы теперь их так и обозначаем… Но разве мы точно знаем, что это были «Хитрецы»? Могла ведь вмешаться и какая-то третья сила.
– Третья сила, – возразил Кремер, – вряд ли действовала бы так. Сразу огонь на поражение – не захват, а уничтожение как Шабанова, так и его капсул… Нет, это «Хитрецы»…
– Зачем «Хитрецам» уничтожать капсулы? Не логичнее ли было попытаться захватить их?
– В данной ситуации? Не думаю… Но меня вот что тревожит…
– Что?
– Их возможности. Шабанова кто-то встречал там, в Афганистане, а вместо того встретили наемники «Хитрецов».
– Или боевики низшего звена, кем не жаль пожертвовать… Если только сами встречавшие не были вовлечены в двойную игру.
– Неважно… Но получается, что «Хитрецы» все знали? Насколько я понимаю, по телевидению объявлений не было.
Горецкий пожал плечами.
– Именно из того, что Шабанова кто-то должен был встречать, – сказал он, – вытекает, что эта точка была подготовлена им заранее, задолго – разве что он не предполагал прорываться туда вот так вот, в форс-мажоре. А если так, у «Хитрецов» хватало времени… Андрей, мы будем смотреть диск или нет?
Кремер запустил диск. Там был только один небольшой текстовый файл; Кремер открыл его.
«Андрею Кремеру.
Уважаемый Андрей Викторович!
Когда Вы получите это письмо, я буду уже далеко. Несмотря на Ваш маленький успех в Верхней Часовне, Вы и Ваши друзья безнадежно проиграли партию. Вскоре я вернусь, и Ваш проигрыш станет окончательным и бесповоротным, но Вы даже не узнаете, НАСКОЛЬКО окончательным и бесповоротным. Пока же примите мой маленький совет – бросьте все и наслаждайтесь жизнью. Время еще есть.
Искренне уважающий Вас
Виктор Шабанов».
Горецкий многозначительно посмотрел на Кремера; тот ответил ему тем же взглядом.
– Последняя шутка Шабанова, – пробормотал Кремер. – Очевидно, он записал это где-то сразу после событий в Верхней Часовне и собирался отослать мне по почте…
– Но он не знал твоего адреса.
– Ну, прислал бы на студию… Хотя, думаю, адрес он знал.
– Откуда?
– Откуда? Гм… Стас, послушай, о чем же он здесь пишет? «Время еще есть, наслаждайтесь… Окончательно, бесповоротно… Даже не узнаете…» Что все это значит? Что по его замыслам должно было произойти – или произойдет, даже без него?
– Едва ли произойдет, – проговорил полковник, – по крайней мере, скоро. Что бы это ни было, это должно быть связано с капсулами…
– Так что же у нас есть? Реально что?
– Профессор Скрябин.
– Но ты говорил…
– С тех пор кое-что изменилось, Шведов на месте не стоял…
– О! Призрачная фигура обретает плоть?
– Обретает… Во-первых, достали образцы почерка профессора и установили, что дневник действительно принадлежит ему. Во-вторых, по содержанию дневника… Того, что сохранилось… Можно предположить, что инициатива контакта исходила от профессора. Он искал кого-то, кто помог бы ему остановить работы в лабораториях или рассказать о них во всеуслышание, а нашел Шабанова. Если это случайность, я съем свою шляпу.
– Оставь мне кусочек… Так что профессор?
– Все-таки туманно… И с биографией его далеко не все ясно… Видишь ли, практически всю жизнь со студенческих лет он провел на закрытых объектах разного рода и разной степени секретности, так что… Никаких связей, кроме служебных. Но если профессор хотел передать подобное сообщение, или призыв, как хочешь называй, он выбрал бы человека, которому доверял безоговорочно…
– И который предал его.
– Да. И я сомневаюсь, что такого человека он нашел в своем научном комплексе. Но он не сидел в комплексе безвылазно, он выезжал в Москву…
– Где, конечно, находился под строжайшим присмотром?
– Безусловно, но мы полагаем, что именно в Москве он и сумел передать свое сообщение. Кому и как – вот вопрос… Шведов работает и над этим.
– Каким образом?
– В неких секретных файлах одного ведомства его люди наткнулись на отчет о наблюдении за профессором во время его последнего пребывания в Москве. К сожалению, там все анонимно, и ни одна ниточка не ведет к «Хитрецам»…
– Где же эти файлы?
– Здесь.
– Стас! – укоризненно воскликнул Кремер.
– Что такое? – делано удивился полковник. – До этого же просто еще не дошло… Вот они.
Он достал из кармана диск и вручил Кремеру.
– Черт знает что, – буркнул Кремер, просматривая файлы. – Тут мельчайшие подробности, за ним чуть ли не в туалет хвостом ходили… Решительно не понимаю, как и где он мог…
– Нужно найти человека, Андрей. Тогда все станет ясным.
– Да, но ты сам сказал, что связи профессора… Может быть, родственники?
– Не было у него никаких родственников. Жена умерла давным-давно, дочь трагически погибла.
– Вот как?
– Да, там весьма темная история…
– Излагай. Если что-то и прольет свет, так это темные истории.
Горецкий равнодушно отмахнулся:
– Да нет, эта история в другом роде… Африканская любовь, Отелло и все такое.
– Излагай, – настойчиво повторил Кремер.
Полковник вздохнул, как человек, которому надлежит выполнить неприятную, но неизбежную обязанность, вроде мытья посуды.
– Последний объект, где работал профессор до этого дальневосточного комплекса, находился в Казахстане, возле поселка Берчогур близ Мугоджарских гор, – начал он. – Дочь профессора была замужем за капитаном, который там занимал какой-то пост, а потом спуталась с приехавшим из Москвы генералом. Капитан их застукал. Получилось так, что она застрелила мужа и затем покончила с собой. Тебе это интересно?
– Очень. Как ее звали?
– Галина.
– И обоих похоронили там же, в Берчогуре?
– Наверное… Зачем тебе?
– Подожди… А объект?
– Он был расформирован вскоре после этого. Возникли какие-то трения с властями Казахстана или что-то вроде того, не Байконур все же…
– Хорошо, хорошо, просто замечательно. Объект расформирован, профессор умер, Галина умерла, все умерли. Как грустно. Но должен же хоть кто-то остаться в живых! Например, тот генерал. Что за генерал, как его фамилия?
– Стрекалов, – неохотно проговорил Горецкий.
– А как бы с ним встретиться?
– Не выйдет.
– Почему? Что, из неприкосновенных?