Полевой остановился и повернулся.
— Идиот! Он все поставил под угрозу!
— Винить нужно не его одного.
— Как ты пришел к такому заключению? — цинично спросил Полевой.
— Суворов — один из пяти наших лучших агентов в Соединенных Штатах. Он не дурак. Ему не сообщали о проекте Лугового, и логично предположить, что он его не понимает. Он, несомненно, отнесся к Луговому с большим подозрением и действовал соответственно…
— Иными словами, делал то, чему его научили.
— По моему мнению, да.
Полевой равнодушно пожал плечами.
— Если бы он просто сообщил нам о местонахождении лаборатории, наши люди могли бы нагрянуть туда и отобрать у Бугенвилей контроль над операцией „Гекльберри Финн“.
— А сейчас мадам Бугенвиль может так рассердиться, что прервет эксперимент.
— И потеряет миллиард долларов золотом? Сильно сомневаюсь. В ее алчных руках по-прежнему президент и вице-президент. Моран и Лаример для нее небольшая потеря.
— Для нас тоже, — сказал Иванов. — Бугенвили служили дымовой завесой на случай, если американцы раскроют проект „Гекльберри Финн“. Теперь, когда два похищенных конгрессмена в наших руках, это может считаться началом войны или по меньшей мере очень серьезным кризисом. Лучше было бы устранить Ларимера и Морана.
Полевой покачал головой.
— Пока нет. Их знания о внутреннем механизме военного истеблишмента Соединенных Штатов могут быть для нас очень ценными.
— Опасная игра.
— Нет — при условии, что мы будем осторожны и сразу избавимся от них, если и когда сеть натянется.
— Тогда наша первая задача — не отдать их в руки ФБР.
— У Суворова есть безопасное место, куда их можно спрятать?
— Неизвестно, — ответил Иванов. — Ему приказали только каждый час выходить на связь, пока не поступят указания из Москвы.
— Кто возглавляет наши подпольные операции в Нью-Йорке?
— Василий Кобылин.
— Сообщите ему о затруднениях Суворова, — сказал Полевой. — Конечно, без каких бы то ни было указаний на „Гекльберри Финна“. Прикажите ему спрятать Суворова и его пленников в безопасном месте, пока мы не спланируем их бегство с территории США.
— Организовать это будет нелегко. — Иванов пододвинул стул и сел. — Американцы ищут исчезнувшего главу своего государства под всеми камнями. За всеми аэродромами следят самым тщательным образом, а наши подводные лодки не могут подойти на пятьсот миль к их границам, не задев подводную сигнализацию.
— У нас всегда остается Куба.
Иванов, казалось, сомневался.
— Флот и береговая охрана США слишком старательно следят за торговлей наркотиками. Не советую плыть на корабле в ту сторону.
Полевой смотрел в окно своего кабинета, выходящее на площадь Дзержинского. Утреннее солнце тщетно пыталось сделать ярче тусклые городские здания. Полевой Улыбнулся.
— Мы можем безопасно доставить их в Майами?
— Во Флориду?
— Да.
Иванов смотрел в пространство.
— Есть опасность, что на дорогах посты, но, думаю, это преодолимо.
— Хорошо, — сказал, неожиданно успокаиваясь, Иванов. — Позаботься об этом.
Менее чем через три часа после побега Ли Тонг Бугенвиль вышел из лабораторного лифта и остановился перед Луговым. Было без пяти три утра, но он выглядел так, словно вообще не спал.
— Мои люди мертвы, — сказал Ли Тонг бесстрастно. — Я считаю, что виноваты вы.
— Я не знал, что так случится.
Луговой говорил тихо, но спокойно.
— Как вы могли не знать?
— Вы заверили меня, что из лаборатории бежать невозможно. Я не думал, что он рискнет.
— Кто он такой?
— Павел Суворов, агент КГБ, которого ваши люди по ошибке прихватили на паром до Стейтен-Айленд.
— Но вы знали.
— Он не показывался, пока мы не прибыли сюда.
— Вы и тогда ничего не сказали.
— Это верно, — признал Луговой. — Я испугался. Когда эксперимент завершится, я должен буду вернуться в Россию. Поверьте, не стоит настраивать против себя наших людей из государственной безопасности.
Этот глубокий внутренний страх Ли Тонг видел в глазах всех русских, с кем встречался. Они боялись иностранцев, соседей, любых людей в форме. Они так долго жили с этим, что для них это чувство было так же обычно, как гнев или радость. Он не находил в себе жалости к Луговому. Напротив, он презирал его за то, что тот добровольно живет в такой системе угнетения.
— Нанес Суворов ущерб эксперименту?
— Нет, — ответил Луговой. — У вице-президента легкое сотрясение, но он снова под действием успокоительного. Президента это не коснулось.
— Никаких задержек?
— Все идет по расписанию.
— И вы закончите в три дня?
Луговой кивнул.
— Я сокращаю срок.
Луговой вел себя так, словно не расслышал. Но потом до него дошло.
— О боже, нет! — ахнул он. — У меня на счету каждая минута. Мы с моими людьми и так стараемся в десять дней сделать то, на что требуется тридцать. Вы лишаете нас всякой страховки. Нам нужно больше времени, чтобы стабилизировать мозг президента.
— Это забота президента Антонова, но не моя и не бабушки. Мы выполнили свою часть договора. Допустив сюда человека из КГБ, вы поставили под угрозу весь проект.
— Клянусь, я не имею никакого отношения к бегству Суворова.
— Это вы так говорите, — холодно сказал Бугенвиль. — Я предпочитаю думать, что его присутствие тоже было запланировано по приказу Антонова. Сейчас Суворов уже связался со своим руководством, и против нас действуют все советские агенты в США. Нам придется перенести лабораторию.
Это был заключительный, смертельный удар. Луговой выглядел так, словно вот-вот задохнется.
— Невозможно! — взвыл он, как раненый пес. — Мы не можем переместить оборудование и президента и уложиться в ваш срок!
Бугенвиль смотрел на Лугового с прищуром.
Когда он снова заговорил, его голос звучал совершенно спокойно:
— Не волнуйтесь, доктор. Никакие изменения не понадобятся.
Глава 42
Войдя в свой кабинет в здании НПМА, Питт обнаружил, что Хайрем Эйгер спит на диване. В мятой, поношенной одежде, с длинными косматыми волосами и бородой, компьютерный специалист напоминал бродягу-пропойцу. Питт мягко потряс его за плечо. Эйгер медленно приоткрыл один глаз, потом шевельнулся, хмыкнул и сел.
— Трудная ночь? — спросил Питт.
Эйгер обеими руками почесал голову и зевнул.
— Нет у тебя красного травяного чая?
— Только вчерашний кофе.
Эйгер причмокнул.