Святилище было старое, очень старое, оно угнетающе подействовало на меня. И что–то тащило меня, влекло вперёд. Лизолетты я не опасалась, но никто не должен поклоняться этому! В нём олицетворялось само звериное прошлое человека…
Я подошла к девушке, схватила её за плечи и попробовала оттащить от существа, присевшего на возвышении. Не оглядываясь, не отрывая взгляда от статуи, она с поразительной силой высвободилась. Руки её скользнули к корсету, и она выхватила кинжал и листок пергамента. Повернулась ко мне. Лицо у неё исказилось, она оскалила зубы, как нападающий волк, и попыталась ударить меня ножом.
Я увернулась, понимая, что в своём нынешнем состоянии она может убить. В углах её рта показалась пена.
— Она идёт! Ты принадлежишь ей!
Развернувшись спиной к фигуре, девушка бросилась ко мне, держа кинжал наготове. Несомненно, она собиралась убить меня. Я отскочила, снова увернулась, а Лизолетта двигалась за мной с волчьей скоростью. И у меня не было никакого оружия. Свеча в тяжёлом подсвечнике… но она в нескольких футах…
Я опять увернулась, пытаясь проскользнуть к платформе и схватить свечу. С лица девушки исчезло всякое подобие нормального человеческого выражения.
— Она требует тебя, — тяжело дышала Лизолетта. — Чтобы она смогла жить снова — смогла жить снова! Древний пообещал это ей. На тебе её платье, в тебе нужная ей кровь, она получит тебя!
Обезумевшая девушка с яростью прыгнула на меня, и я поспешила опять увернуться, но юбка зацепилась за пол. Я чуть не упала, увидела, как опускается нож, и смогла только поднять руку, пытаясь защититься.
Но сталь не дошла до меня. Лизолетта жутко закричала. Ошеломлённая, я подняла голову и увидела, что обе её руки зажаты в железной хватке. Тот, кто её держал, прилагал все свои силы, чтобы справиться с одержимой девушкой. Нож выпал на пол, я бросилась к нему, а полковник удерживал Лизолетту. Ее безумные крики заполняли это зловещее место.
Девушка, несмотря на молодость и хрупкость, вырывалась с огромной энергией, как это часто бывает у душевнобольных, и он удерживал её с трудом. Я сунула нож в собственный корсет и встала, держась за каменный столб с головой–черепом. И успела увидеть, как полковник поднял руку и ударил яростно царапавшуюся Лизолетту в подбородок. Голова её резко дёрнулась назад, и девушка обмякла в его руках. Он положил её на пол в ногах этого непристойного изображения и быстро подошёл ко мне.
— Вы не ранены?
Я покачала головой, пытаясь перевести дыхание.
— А что с Лизолеттой? — я еле прохрипела её имя. Он склонился к потерявшей сознание девушке, проверил пульс у на горле.
— Всего лишь без сознания. У меня не было другого способа справиться с нею.
— Знаю, — некоторые сочтут этот удар жестоким, но я понимала его необходимость. Силы как будто оставили меня. Бок сильно болел. Я посмотрела, не задел ли меня нож, чего я могла даже не заметить в эти мгновения смертельного страха. Но на платье не было пятен, хотя оно всё помялось и кое–где порвалось.
— Что нам делать?.. — умудрилась я спросить, несмотря на боль.
Я больше не стояла одна, слабо покачиваясь. Сильная рука обняла меня за плечи, я ощущала тепло и поддержку его тела, такого же непоколебимого, как каменные стены вокруг нас.
— Надо идти. Я нашёл выход. Но путь трудный…
Я посмотрела ему в лицо. В нём читались решимость и не просто надежда — обещание.
— Это место… — снова заболел бок. Я чувствовала биение пульса. И готова была поклясться, что здесь присутствует кто–то ещё, кроме нас троих: девушки, свернувшейся клубком, как спящий ребёнок, у подножия высеченного столетия назад ужаса, мужчины в оборванной и окровавленной одежде и меня, по–прежнему в платье с вырезом, в платье забытого — и проклятого — двора. Чьё–то присутствие явно ощущалось здесь. Гнев, горячий, как пламя в скобах, бессильный гнев, тем более обжигающий из–за своего бессилия.
Но посмотрев на бесформенную сидячую фигуру, я поняла, что это ощущение не связано с ней. Те, кто поклонялся ей, давно исчезли. Но силы, которые она воплощала и представляла, возможно, задержались. И кто–то другой обнаружил их и использовал в своих целях, чтобы обрести собственную силу.
Снова я посмотрела на Прайора Фенвика, радуясь теплу его тела, силе защитивших меня рук.
— Дело не только в месте… — я попыталась выразить, что чувствую. Я почти ожидала, что он посмеётся над моими ощущениями, скажет, что они результат перенапряжённого разума, следствие истерии.
Но увидела, как он кивнул.
— Это очень старое место, но те, кто пришёл позже, использовали старые верования, извратили их. Пошли… — по–прежнему держа меня за плечи, он повёл меня на возвышение. Я поднялась на него неохотно.
— А как же Лизолетта, — я остановилась и взглянула на девушку.
Она пошевелилась и слабо застонала.
— Мы не можем взять её. Она не ранена и хорошо знает эти пути. Здесь она не впервые.
— Пожалуйста!.. — я высвободилась, но он сошёл за мной и помог выпрямить тело девушки и уложить её. Глаза её открылись, она посмотрела на меня. Губы в синяках изогнулись в широкой улыбке.
— Ты… пришла! — она схватила меня за юбку. — Как и пообещала! Миледи… наконец–то!
— Она пришла, а теперь должна уйти, — ровным голосом проговорил полковник, как священник, цитирующий слова какого–то ритуала. — Она должна идти… перед ней далёкий путь…
К моему удивлению, Лизолетта даже не посмотрела на него, но энергично кивнула.
— Да, иди свободно, миледи. Как ты сделала, когда они решили, что навсегда заперли тебя в темноте! Они глупцы! Большие глупцы. Иди… иди быстрее. А когда снова воссядешь на трон, позови меня — обещай! — она сжала ткань моей юбки и ещё больше разорвала ветхий материал.
— Обещаю… — больше мне нечего было сказать. Она как будто не замечала полковника. Выпустила платье и смотрела нам вслед, когда мой спутник, снова обняв за плечи, обвёл меня вокруг каменной фигуры и провёл в тень, куда не достигал свет огня из скоб.
— Она безумна, — прошептала я. — Можно ли оставлять её одну?
— С ней ничего не случится. Пошли!.. — и он настойчиво повёл меня. Я послушалась, понимая, что он говорит правду, Лизолетта знает тайные пути, она много раз проходила по ним.
Мы увидели отверстие в стене, в тени, которую отбрасывала уродливая статуя. А в нём, далеко–далеко, свет. И потому вход в туннель — если это был туннель — показался мне не таким страшным. Полковник не отпускал меня. Может, считал, что, освободившись, я вернусь в храм. Он пошёл быстрее, ведя меня за собой, а я подобрала изорванные юбки, чтобы они не мешали мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});