Читать интересную книгу Хмельницкий. Книга первая - Иван Ле

Буланый, играя, норовил стащить шапку с Богдана, а юноша обеими руками схватил его теплые, мягкие губы, чем доставил немалое удовольствие коню, — он даже подскочил, пытаясь стать на дыбы.

«Закон кровной мести… — назойливо вертелось в голове Богдана. — Действительно, прегнусный закон! Военное столкновение принимают за личное оскорбление… Что же, будем осторожны, преподобный отче, будем остерегаться и держать наготове саблю, спасибо панам наставникам коллегии за то, что, не жалея сил, обучали мастерству владения оружием! А конь… Коня им, голомозым, не видать!..»

Еще раз пожав друзьям руки, Богдан перебросил на шею коня поводья и с места лихо вскочил в седло. Буланый даже присел от неожиданности. Лицо Михайла Хмельницкого сияло от радости — он гордился своим сыном, так лихо сидевшим в казацком седле. Богдан напоследок окинул взглядом присутствующих и отпустил поводья ретивого коня.

8

Богдану уже не пришлось увидеть живой свою переяславскую бабушку. После ее смерти дальние родственники присматривали за хатой, но без хозяйского глаза все пришло в упадок. Опустевший двор зарос бурьяном, в саду гусеница оголила все старые груши.

Это произвело на юношу удручающее впечатление. В печальном настроении Богдан пошел в центр города разыскивать богатый дом Сомко. Он стоял вблизи большой, оживленной с утра до вечера базарной площади. Две злые собаки, привязанные на день, подняли такой лай, что, бросив обед, из хаты выскочили во двор все дети Сомко: два сына и девочка-подросток лет десяти. Слуги в это время были заняты уходом за скотиной, охраняли рундуки на базаре.

Яким, старший сын Семена Сомко, сразу узнал Богдана и обрадовался его приходу. Он побежал навстречу гостю, а младший брат бросился успокаивать собак. На лбу у Якима до сих пор еще лежала повязка. Она прикрывала сабельную рану, полученную во время баталии в лесу, когда погиб его отец. Следом за ним, как жеребенок за стригуном, прибежала и Ганнуся. Щуря глаза против солнца, она с любопытством смотрела на стройного, загоревшего в пути юношу.

— Ганнуся? — спросил Богдан, здороваясь с Якимом.

О девочке он знал по рассказам покойного Семена Сомко. «Не болтунья, — хвастался отец, — выросла без матери, больше под присмотром братьев…»

«А теперь — уже и без отца», — подумал Богдан. Ему показалось, что девочка вышла из дома вслед за Якимом потому, что боялась остаться одна.

— Ну да, пан Богдан, наша Ганнуся. Поздоровайся, Ганна, это тот Богдан, который спас себя и нас от басурманской неволи. Ну, чего же ты, глупенькая?

— Добрый день, пан… — чистым детским голоском серьезно произнесла Ганнуся, как и полагалось хозяйке дома.

— Называй меня, Ганнуся, только Богданом, без «пана». В юные годы хорошо понимают друг друга и так. — И он, нагнувшись, поцеловал ее аккуратно причесанную головку. — Только Богдан, Ганнуся! Добрый день, малышка. Хочешь, буду твоим третьим братом?

Ему и в самом деле хотелось как-то утешить сиротку, заставить ее улыбнуться. И, к его удивлению, на лице девочки засияла счастливая улыбка.

— Хочу, пан Богдась… — согласилась сиротка. Неподдельно участливые слова молодого казака согрели детскую душу, придавленную горем.

Она внимательно посмотрела на Богдана своими большими голубыми, как приднепровское небо, глазами и смутилась. Потом уцепилась рукой за полу его малинового кунтуша, быстрым взглядом окинув Якима.

Богдан даже вздрогнул. Удивительное совпадение: у Ганнуси такие же голубые и на диво большие глаза, как и у Христины…

— Хочу, Богдась! — произнесла девочка совсем тихо. Она, кажется, еще не раз повторила, как песню, про себя эти два слова, отходя в сторону, чтобы дать проход Богдану и брату.

— Так зови, хозяйка, гостя в дом, — промолвил Яким, когда они отошли от ворот.

— Просили Яким и Григорий… и я прошу… — робко начала Ганнуся.

Богдан взял ее за руку и, играючи, размахивая руками, как на марше, пошел вместе с ней впереди Якима.

— Ну что же. Спасибо тебе, Ганнуся, зайдем, поглядим, как ты хозяйничаешь.

— А мы не ожидали, что к нам приедет такой гость… Так я побегу. — И она, выдернув свою ручонку из руки Богдана, бросилась к дому, босая, в длинной сорочке; две русые косички прыгали у нее на спине.

Богдан, глядя на нее, расстроился. Сколько таких сирот на земле! Он знал, что с каждым годом, после каждого нападения Орды, их становится все больше. Мать и особенно Мелашка столько порассказали ему о них! Сиротское горе тяжелым камнем ложилось на чуткое сердце юноши, который хотел бы помочь обездоленным, облегчить их страдания и горе. Однако это были только мечты. Мартынко тоже потерял отца в таком, если не более раннем, возрасте. Но он мальчик… и у него есть такая чудесная мать! А Ганнуся — напуганный ребенок, девочка. У женщин сердце более восприимчиво к горю, душа более склонна к слезам. Должно быть, братья, отягощенные торговыми делами, перешедшими к ним от отца, не очень балуют девочку лаской, если от одного лишь нежного слова ее лицо засветилось радостью и она, тронутая вниманием гостя, готова была обнять весь мир.

«С этого дня я буду названым братом Ганнуси…» — твердо решил про себя Богдан, впервые переступая порог их дома. В этом доме он побратался с девочкой, волей судьбы она стала его сестрой…

9

Богдан знал, что Максим Кривонос не может проехать мимо Переяслава, не заглянув к семье Сомко. Кому же лучше знать, где искать этого непоседливого казака, как не Якиму Сомко, с обозом, которого Максим и выехал из Киева, сопровождая слепого Богуна и его поводыря Мартынка? Прощаясь с Мартынком, Богдан обещал ему, что непременно заедет или на хутор Джулая, или в какое-нибудь другое место, чтобы самому повидать дружка и дать возможность тете Мелашке встретиться с сыном. Ведь Мартынко снова отправился странствовать с Богуном, постепенно становясь не только поводырем, но и защитником кобзаря. Во время лечения в госпитале Богдан не раз думал об этом. Рассказ Мелашки о том, что Максим не позволил воеводской охране привлечь к ответственности слепого Богуна, показал Богдану, как небезопасно кобзарю отправляться в далекое путешествие. Наверное, Максим не отпустит Богуна одного, постарается переправить его на Низ.

Где кобзарь с Мартынко, там нужно искать и Максима Кривоноса…

Михайло Хмельницкий, зная, как Богдан после своего выздоровления мечтал встретиться с Кривоносом, на удивление легко согласился проехать по Левобережью Украины до Суды. Более того — он сгоряча пообещал обязательно встретиться с этим храбрым казаком. Он питал надежду привлечь Максима Кривоноса на службу в отряд Чигиринского староства.

Юноша вместе с тем понимал, что отец, как представитель королевской власти, не хотел бы заезжать в Терехтемиров, являющийся сейчас центром казачества. К тому же подстароста предполагал, что Кривонос теперь находится на Низу.

— После белоцерковской битвы, — рассказывал Яким за обедом, — турецкий султан разгневался и грозит войной польскому королю, требует своевременной уплаты дани. Говорят также, что султан, заручившись согласием коронных гетманов, направляет свои орды против приднепровского казачества. Он считает, что польская Корона при помощи казацких ватаг учинила разгром татар и турок под Белой. А крымчаки только того и ждали! Теперь король, чтобы умилостивить Высокий Порог, султана, потребовал на сейме от казаков сатисфакции. Сам гетман Станислав Жолкевский с войсками двинулся на Украину. Сказывают, что казаки, прослышав о намерениях шляхты, не разошлись по своим волостям, а собирают в Терехтемирове большой казацкий Круг. Со всех казацких полков, находящихся в реестре у польного гетмана, а еще больше из нереестровых, съехались сотни старшин, тысячи казаков. Купцы приезжали из Терехтемирова за водкой и медом. Ну, а наш Максим в почете у боевых казаков. Кобзаря он отвез к семье, на Веремеевский хутор, а сам — в Терехтемиров. Пан Конашевич руководит казаками…

Яким только понаслышке знал о том, что творится в Терехтемирове. А о чем будут совет держать казаки, он не ведает. Может быть, какой-нибудь поход готовит «пан Конашевич»…

— Конь, отбитый у турка, при тебе? — спросил Яким, понижая голос. Что-то недоброе почувствовал Богдан в этом вопросе.

— Ясно, при мне. А где же быть моему трофею? Максим подарил его мне.

— Один казак… разыскивает этого коня. Очень подозрительный человек, а может быть, и переодетый турок. Он говорит, что конь принадлежит какому-то весьма важному бею. Они могут отомстить, выследив коня. Следовало бы припрятать его до более подходящего времени, Богдан.

— Пан Яким сам видел этого казака и разговаривал с ним? Может быть, просто какой-нибудь мошенник, цыган? Они падки на ценный товар, за такого коня можно содрать со знатного шляхтича хороший куш.

— О нет-нет, этот человек не похож на цыгана. Я и сам бы поговорил с ним, да наш челядинец — помнишь Савву? — сказал ему, что Максим Кривонос, мол, подарил этого жеребца какому-то казаку на Запорожье.