После того как мы откопали машину, Миша берет буксировочный ремень и наматывает вокруг руки, когда с гордостью осматривает царапины и вмятины на переднем крыле.
— Я поеду домой с Итаном, — говорит мне Лила, хватаясь за ручку двери.
— Подожди, мне нужно спросить у тебя что-то, — я колеблюсь и поворачиваюсь на сидении, чтобы оказаться к ней лицом. — Ты спишь с Итаном?
Её синие глаза округляются, когда она завязывает шарф.
— Нет, мы просто друзья. Господи, Элла, я ни с кем не сплю.
— Я не об этом, — говорю я ей. — Просто вы, кажется, близки… и я имею в виду, что вы делаете наедине?
Она открывает дверь и выходит, её ноги тонут в снегу.
— Мы разговариваем.
Я наклоняюсь, удивляясь, что у этих двоих может быть общего.
— О чем?
— О жизни. — Она закрывает дверь, идет к заду машины, где стоит заведенный грузовик Итана и забирается внутрь.
Однажды я заставлю её признаться, что они делают. Я включаю музыку и подпеваю, пока жду Мишу. Когда он открывает дверь, врывается порыв ветра и охлаждает кабину.
Он засовывает голову внутрь, его щеки розовые от холода, а в волосах блестит снег.
— Что? Ты ведешь?
Я пробегаюсь руками по верху руля.
— Я думаю об этом. А что? Ты не разрешишь мне?
— Я точно разрешу тебе, — смеется он. — Но есть кое-что, что я должен сначала сделать.
С опущенными плечами, я перебрасываю ноги через консоль и сажусь на пассажирское сидение.
— Что тебе нужно сделать?
Он закрывает дверь, делая паузу, пока закусывает кольцо в губе и задумчиво смотрит через лобовое стекло на небо, что темнеет.
— Я до сих пор решаю.
— Нам действительно лучше возвращаться, — говорю я, проверяя сообщения. — Дин написал мне минут пять назад и сказал, что ужин через час. Я думаю, мой отец уже там, а твоя мама и её парень скоро прибудут.
— Кажется, тебя огорчает тот факт, что твой отец там, — утверждает он, пристально смотря на меня.
Я смотрю на облачное небо и снежинки падающие с него.
— Я не огорчена, просто нервничаю.
— Но я думал, письмо улучшило положение вещей, — говорит он. — Он дал тебе знать, что это не была твоя вина.
Мое дыхание вырывается неровно.
— Миша, та ночь всегда со мной, без разницы сказал отец, что это не моя вина или нет.
— Элла, это не твоя вина. — Паника вспыхивает в его глазах; он переживает, что я возвращаюсь к прежнему. — Ты должна начать верить в это.
— Миша, я в порядке. — Я кладу свою руку на его, в знак утешения. — Когда я не говорю этого вслух, тогда это проблема.
Его кадык дергается верх и вниз, когда он сглатывает.
— Хорошо.
Мы сидим в тишине, наблюдая за тем, как снежинки приземляются на капот и летают в свете фар.
Когда он смотрит на меня снова, страсть в его глазах заставляет меня резко вздохнуть.
— Хорошо, больше никакого утопления в наших печалях. Снова время для исповеди.
— Разве мы не делали этого вчера? — Я переплетаю свои пальцы с его. — Думаю, я призналась уже во всем.
— У меня есть мечта, — говорит он, игнорируя мой ответ. — Ну, это больше похоже на фантазию… Но, в любом случае, мы с тобой занимаемся сексом в моей машине. Мы на водительском сидении с тобой верхом на мне.
— Это звучит ужасно похоже на мой сон.
— Это потому что великие умы мыслят одинаково. Но заниматься сексом на капоте в такую погоду не очень выполнимо, так что мне нормально и внутри.
Я смотрю через плечо на дорогу.
— Ты хочешь заняться сексом в машине? Прямо сейчас? Что если кто-то приедет сюда?
— Едва ли сюда кто-то приедет, в такую погоду. Ты знаешь это. — Он пристально смотрит на меня, покусывая чертово кольцо в губе, и мое тело горит огнем от страстного желания. Не думая, я перебираюсь через консоль и сажусь ему на колени.
Его губы искривляются.
— Я, правда, думал, что это потребует больше усилий.
Он раздумывает над чем-то и потом ссаживает меня, чтобы выбраться из машины. Открыв багажник, он берет что-то пред тем как поспешить назад, дрожа от холодного воздуха. На его плечах снег, а в руке одеяло.
— Ты хранишь одеяло в багажнике? — говорю я. — Парень, да ты подготовлен. Как много раз ты занимался сексом в машине?
Он усаживает меня обратно себе на колени и оборачивает нас одеялом.
— Это первый раз, милая девочка.
— Ты никогда не делал этого в машине? — спрашиваю я с цинизмом.
Его лицо лишено веселья, когда он заправляет мне прядь волос за ухо.
— Я знаю, ты видела меня с множеством девушек, но думаю, ты сильно ошибаешься, насчет того, как много усилий я вкладывал в это. Заниматься этим в машине будет чертовски сложно. Кроме того, я берег это место для тебя.
Закатывая глаза, я обвиваю руками его шею.
— И чтобы случилось, если бы мы никогда не сошлись? Тогда ты никогда не осуществил бы свою мечту. И что если бы я не согласилась?
Он сжимает мою задницу.
— О, я знал, что ты согласишься. Ты заводишься от машин так же сильно, как смущаешься от некоторых вещей. Я помню первый раз, когда я взял тебя прокатиться на Звере[24]. Он был куском дерьма, но все равно что-то мог. Ты сидела на пассажирском сидении, высунув руку из окна и у тебя было это выражение на лице, ты так возбуждалась. Это завело меня так сильно, что мне пришлось позаботиться о себе, когда я вернулся домой.
— Я не возбуждалась, — вру я. — Я наслаждалась моментом.
Хитрая усмешка появляется на его губах.
— Если бы я остановился и попросил тебя заняться со мной сексом, ты бы согласилась.
Я качаю головой в знак протеста.
— Нет, не согласилась бы. Ты бы напугал меня, если бы попросил.
Напряженность на его лице сменилась торжеством.
— Я на самом деле понимаю, о чем ты. Ты знаешь, когда дело доходит до сумасшедших вещей, типа прыжков из крыш или драк, ты с удовольствием шла на это. Но потребуй от тебя встречи с твоими чувствами, и ты убежишь так, будто горишь.
— Это потому что я не понимаю их, — говорю я тихо, смотря на темноту снаружи. — Анна… мой терапевт, думает это из-за того, что никто никогда не обнимал меня или ещё что. Я не знаю… Она почти всегда говорит мне странные вещи, например, она думает, что я такая из-за моего детства.
Тишина окутывает нас, и я, наконец, осмеливаюсь посмотреть на него, боясь, что я, возможно, испугала его своим признанием.
— Прости меня. Вероятно, мне следует держать это при себе.
— Я хочу, чтобы ты говорила со мной о таких вещах, Элла, — говорит он. — Я просто удивлен, что ты это сделала. Ты никогда не говоришь многого о том, что происходит на терапии.