Читать интересную книгу Тибетское Евангелие - Елена Крюкова

Черная лошадка попятилась. Всадник свистнул сквозь зубы. Ударил лошадь пятками в бока. Ускакал, подняв на дороге столб серой пыли.

И не мог я ничего сделать, чтобы помочь Господу моему, утешить плачущего, последнего друга его. Розовый Тюрбан прижался лбом к земле. Со стороны казалось — человек молился, бил земные поклоны.

Исса медленно опустил руки. Сжал кулаки. Шагнул к Розовому Тюрбану.

— Юсуф… Юсуф…

Розовый Тюрбан разогнул спину. Его лицо, все в грязи и пыли, мокрое, залитое слезами, молча кричало Иссе: за что?! За что?!

Исса наклонился к другу. Я слышал, как билось сердце Иссы. Исса слышал, как бьется сердце Розового Тюрбана. Оба живых сердца бились в сердце моем.

— Запомни, — твердо сказал Исса Розовому Тюрбану, — смерть всегда приходит ни за что. Просто так. Убил не человек, знаешь это?

— А кто? — Залитое слезами, перемазанное грязью лицо Розового Тюрбана, постаревшее разом на много лет, беспомощно, жалко, доверчиво тянулось к Иссе. — Кто?!

— Если назову имя, легче тебе станет?

Розовый Тюрбан закрыл ладонями лицо.

— Оботри полой плаща лицо свое, — строго сказал Исса. — Вдохни воздух. Нам надо похоронить Марка. Помянуть его. Помолиться за душу его.

— Где ты хочешь похоронить его, Исса?

Розовый Тюрбан тер грязные щеки полой холщового плаща.

— Пр дороге. Здесь. Все, кто погиб при дороге, становятся вечными странниками. Облаками в небе.

— Облаками?

Исса погладил по щеке дрожащего Розового Тюрбана.

— Да. Облаками. А еще ветками деревьев. А еще — ветром. Он всегда будет с нами. Пока мы идем. Пока идем.

Они долго рыли яму обломком доски, найденной поодаль. Я глядел сверху, невидимый мой плащ, вышитый звездами и скарабеями, реял на холодном ветру. Жесткая каменистая земля с трудом раскрывала недра. Наконец вырыли глубокую яму. Взяв Черную Бороду за руки и ноги, Исса и Розовый Тюрбан опустили его в могилу.

— Могила — это не яма, — сказал Исса тихо. — Это утроба. Пещера. Там зарождается новая жизнь. Там происходит прощенье и превращенье. Земля вбирает в свой живот людей и зверей, а потом рождает вновь.

Он отломил от доски щепку, воткнул в насыпь. Поднял руку. Жар, потекший от его пальцев, зажег лучину, ее кончик затлел, потом загорелся. Пламя рвал ночной ветер.

— Нам это не снится? — утирая нос ладонью, вопросил Розовый Тюрбан.

— Юсуф, а где граница между сном и явью? Ты знаешь, где?

Розовый Тюрбан опустил голову. Ничего не ответил.

В синей, ледяной горной ночи его розовый тюрбан горел круглой розовой планетой.

ДНЕВНИК ИССЫ. ЛАДАК И ХЕМИС

палимпсест

Мимо Кайласа. Всегда (мимо) Кайласа.

…чем выше гора — тем страшнее умирать.

Гора — храм. Гора — лодка, и по небу (плывет).

Гора — смерть, а в ней (жизнь), внутри: в синем, ледяном яйце.

Гора — древо, (и украшают его) свечами и орехами, мандаринами и финиками: у горы всегда (праздник), и наверху ее золотая звезда (горит).

Идем мимо (Кайласа), и вспоминаю ту безумицу, что на улице (Лхасы) мне мой путь предрекла.

Остались одни. Я и (Розовый Тюрбан). Ноги (наши) сильны. Мы еще молоды. Мы (дойдем).

(Мы) дойдем к Свету.

Безумная (монахиня) сказала так: Иди! Ты увидишь (Будду) и будешь беседовать с ним.

Но мне не беседа нужна. Я сам (говорить) умею.

Мне не награда нужна. Я не корыстен, к похвальбе (равнодушен), и лакомство со стола богов не (прельщает) меня.

Я иду, чтобы (узнать), кто я.

…в горах, у священного (Озера), я встречусь с собой.

…не сошел с ума. Видел много смертей и с ума (не сошел); и я вчера (похоронил) друга своего, и знаю, что это не последняя (скорбь).

Но я иду (к Свету). И я (дойду) до Света.

Свет — единственное, что есть в жизни (и в смерти). По смерти — и до (рождения).

Мимо Кайласа. Стесанной пирамидой глядит (гора). Поворачивается сколами, хребтами. Земля (не мертвая). Земля живая. И гора Кайлас — живая. И Джомолунгма. (Горы) — груди земли: вздымаются, дышат.

…люди, часто мертвые; и мы ходим, ноги (переставляя), а мы — мертвецы.

Камни — не скелет мира; есть (камни), что ходят вокруг святынь; есть камни, что за века (проходят долгий) путь по земле, и однажды навек (застывают): умирают.

…знаю: все едино. Жизнь и смерть. Мужчина и (женщина). Ужас и красота. Тьма и (свет). Свет и тьма. Всё — одно. Не два. Одно.

…знал давно. Мне мой Ангел-хранитель (сказал).

Воздуха не хватает. Чем меньше (дыханья) в груди — тем яснее свет под (куполом) лба. Блаженны нищие духом: не (вдыхайте) богатство воздуха земного, а лишь выдыхайте (его)… тайну (постигнете). Небо откроется.

Завидев постройки, так крикнул (Розовому Тюрбану): Юсуф! Это Лех. И здесь люди (живут)! (Они) нас приютят!

Так и было: крыша над головою, и (ночлег), и миска с бедной (пищей) на коленях.

…сон, похожий на (молитву). Молитва, похожая на исповедь.

Раскосые люди, всюду (узкие) щели-глаза; и у нас глаза (сузились) от великого, (яркого?) белого Солнца.

Обжились тут, как свои идем по (дорогам Тибета). Здесь ясное ледяное (небо). Здесь голые (монахи) сидят, скрестив ноги, на снегу, (повторяя) про себя: огонь, огонь, во мне огонь и жар, и да будет так. Здесь хранится (тайна моего) Света, и я достигну его окоема, и да буду я допущен (к Нему).

В Лехе переночевали. Двинулись в Ладак.

Скоро, скоро, повторял я (себе).

…знал; улыбался Розовому Тюрбану, подбадривая его (веселой) улыбкой.

Блаженны (плачущие), ибо они утешают и утешатся утешением (своим).

Женщина плачет у крыльца (дома)? Утешу ее, обниму. Старуха (плачет): сын погиб, застрелили! Положу руки (ей) на плечи. Так постоим. И я (поплачу) немного вместе с ней.

Слезы людские! О слезы (людские)! Льетесь, льетесь. Ладони вытирают (вас). Льетесь утром и в ночи, в дыму (битвы) и над каменной гробницей. Льетесь по щекам, по губам, по шее, по груди. Платье, платок (мокры) от слез. Плачет (ребенок). Плачет мать. Плачет старик. (Плачет) сильный и храбрый воин. Все плачут. Никто не избегнет (горя).

Зачем я здесь?! Я, Исса?!

Я должен достигнуть Света, чтобы (понять): есть одно Великое Утешение, и я (увижу) его, и я стану им.

Ладак, перекресток миров. Сколько дорог (сходится) здесь?

Вся земля — кресты (дорог), путей. Путь накладывается на (путь); и в сердцевину креста вбивают самый мощный (гвоздь), чтобы вечно, крепко стояло перекрестье.

Ладак, медный гвоздь (дорожного) пыльного креста. Вот я здесь. Я у тебя.

…сказал так: Юсуф! Рядом с (Ладаком) должен быть монастырь, о нем (говорила безумная) монахиня в Лхасе. Если все правда, что она сказала, мы должны (пойти туда)!

И так спросил Розовый Тюрбан: О Исса! последний ли это (путь, или еще) побредем?

И так (ответил): О Юсуф! еще побредем.

…покорно выслушал речь мою (друг мой), бывший (когда-то богатым) купцом, а нынче ставший всего лишь нищим странником.

И склонил голову, и так сказал: О Исса! да, еще побредем.

И у прохожих меднолицых (людей мы) спросили, в какую сторону (идти), чтобы достигнуть (монастыря) Хемис.

И показали нам люди, куда должно (идти).

И побрели к монастырю, и по дороге я веселил (Розового Тюрбана), рассказывал ему смешные (истории), древние сказки и пел (песни), что в детстве (пела мне моя) мать.

И так скоротали мы долгий (путь); и через три дня и три ночи перед нами показались плоские крыши (монастыря), люди здесь (называли его) Хемис.

…так сказал: Гляди, Юсуф, пристанище наше! Здесь увидим (праздник) Чам, о нем говорила нам богиня (горы) Кайлас!

Так ответил: Какая богиня, она несчастная (монахиня)! Ушла в монастырь потому, что умер у нее (сын), или дочь, или муж, или мать. (Она испугалась) смерти, как боятся ее все люди!

И рассмеялся я, и так сказал: Она (богиня), а мы у цели. Войдем же!

И вошли мы в ворота (монастыря); и (монастырские) палаты глядели на нас настороженно десятками слепых (окон); и (поклонились) мы до земли, и вышли навстречу (нам монахи) в ярко-желтых плащах и вишневых накидках. Головы их, смуглые, голые, масленые, светились на солнце, обритые острою (бритвой). Под тонкой коричневой (кожей) черепов надувались синие жилы, бились в ритме (сердца).

Монахи ответно (поклонились нам) и ничего не спросили: кто мы, откуда. Провели (в покои). Отвели для отдыха келью. (Принесли) медный круглый таз с теплой водой — для омовения (ног).

…сел на скамью. Настоятель опустился (передо мной) на колени, взял мои ноги, опустил в таз (с водой) — я воспротивиться не успел.

Что делаешь, великий затворник, что творишь (так спросил)? Зачем унизился передо мной?

И ответил так: Я не (унизился), а обрадовался. Я не склонился, а (принял) подарок. Я ноги мою не (тебе) — я мою ноги дальнему (Господу) Будде, пришедшему (из дальних) земель, чтобы (встретиться) с моим родным Господом Буддой.