Развлечение. Для таких людей рейды и правда развлечение. Что могут противопоставить им ополченцы, не знающие с какой стороны за оружие браться? Очередной рейд и вот теперь мы стоим напротив друг друга. Я снова с образе старика. Передо мной… кто? Я глядел на этого молодого парня. По лицу катились непрошенные слезы. Я не замечал их. Кто он, стоявший напротив меня? Мы могли бы подружиться, если бы встретились раньше. Мы могли бы стать друзьями, сложись все иначе. Но я вырос в другом месте и в другое время. Окажись я в его деревне, то сумел бы вырвать его из той жестокой среды. Научить добру и справедливости. Да не надо было его учить. Он защищал своих братьев, когда на них нападали. Он по-своему, как умел, пытался помочь умирающей сестре. Но не дано нам встретиться. Все сложилось так и не иначе.
– Мой брат, – прошептал я. Да! Мой брат! Мой друг! Мы вместе многое пережили. Ненавидеть его я уже не мог, слишком ярко стояла передо мной его жизнь, которую прожил вместе с ним. Я страдал и ненавидел вместе. Любил и убивал вместе. Почему мы не встретились раньше? Почему? Нет ответа. А теперь мы враги. Я могу прогнать тебя. Я могу показать свою силу. Ты уйдешь. Ты хищник и понимаешь, когда надо отступать. Но потом ты вернешься. Не сюда, так в другую деревню. А как вы умеете развлекаться, я уже видел. Прости, что вынужден это сделать, но я тебя знаю. Тебя уже не изменить. Ты такой, какой есть. Возможно, сложись все по-другому, это ты сейчас стоял бы на моем месте, а я на твоем. И ты принимал бы это решение. Наверное, так было бы проще для нас обоих. Но изменить мы ничего не можем. Не можем…
Парень напротив недоуменно прислушался. Потом начал медленно поднимать автомат. Нет, поднимал он его быстро, но сейчас я настолько замедлил воспроизведение записи кристалла, что его движение происходило словно в патоке.
– Прости! – прошептал я и нанес удар. Один мысленный удар в мозг. Не по записи кристалла, не по эмофону, а именно в мозг человека. Он умер сразу, не успев ничего понять.
Я осторожно подошел к телу и опустился на колени. Слез я уже не скрывал. Но плакал я не потому, что впервые в жизни убил человека. Я оплакивал смерть того, кто стал мне другом и братом. Я уже не замечал, что весь пейзаж вокруг исчез, а я сижу на полу в доме эмокристаллов. Передо мной стоял Стив и молчал. Я поднял заплаканное лицо.
– Я, наверное, пойду собираться.
– Почему? – похоже, Стив не удивился.
– Я ведь провалился. Убил тогда, когда мог этого не делать. Ведь вы говорили, что если есть возможность решить проблему не делая непоправимого, то именно так ее и стоит решить. Я поддался эмоциям и не сдержал себя.
– Ты сожалеешь?
Я покачал головой.
– Это был сознательный поступок. И знаете, я уже больше никогда не смогу быть совершенно безучастным ко всему. Если все повторить, то я сделаю так же.
Стив задумчиво кивнул.
– Сходи к ручью. Умойся, отдохни немного и отправляйся на занятия. А с завтрашнего дня мы приступаем к боевой подготовке.
Я непонимающе глядел сквозь слезы на Стива. Раздраженно протер глаза.
– Что?
– Ты сдал экзамен по этому предмету.
Я хлопнул глазами.
– Но почему?..
Стив был почти у двери, когда он услышал мой вопрос и обернулся.
– Почему? Постарайся понять сам.
Я остался сидеть, глядя на закрывшуюся дверь. Кажется, я действительно начал понимать… кажется…
– Тот, кто решает вопрос жизни и смерти других людей не должен оставаться безучастным, – прошептал я.
Вечером, когда мы с сестрой сидели в мамином саду в беседке, Феола, ранее недоуменно посматривающая на меня, решилась все же спросить:
– Слушай, что с тобой? Ты сегодня словно мешком огретый.
– Ничего. Я просто завершил занятия в доме с кристаллами.
Феола недоуменно посмотрела на меня.
– По идее, эта новость должна вызывать радость, – несколько неуверенно заметила она. – Мне самой этот дом уже до чертиков надоел. Но вот радости у тебя я не замечаю.
– Скажи… – Я опустил голову. – Скажи, ты смогла бы убить кого-то, кто стал тебе почти что братом? Убить, потому что оставить в живых такого человека нельзя. Слишком много крови на его руках. И слишком много будет ее в будущем.
Феола моргнула.
– Я не совсем понимаю…
– Ты ведь в эмокристаллах пыталась помогать?
– Да, – Феола смущенно хмыкнула. – Я просто правила эмофон, чтобы было не так, как там.
– Историю не перепишешь, – вздохнул я. – От того, что ты так делала, события того времени не менялись. А я… а я сегодня убил человека, который стал мне другом. Которого было за что уважать.
– Ты хочешь сказать, переписал эмофон?
– Нет. – Я поднялся. – Извини. Если ты пройдешь это упражнение до конца, ты сама все поймешь. Объяснить это невозможно.
Все то время, что я шел к дому, я ощущал на себе недоуменно-настороженный взгляд сестры. Да, теперь я понимал почему защитники не афишировали свое существование и почему не принимают тех, кто не может сдать экзамен по этому упражнению. И если Феола не пройдет его, то не сможет продолжать занятия. Возможно, что это хорошо для нее. Слишком тяжела эта ноша, а я слишком люблю сестру, чтобы хотеть взвалить ее на Феолу. Но если она испытание не пройдет, то не сможет понять меня. А значит, между нами образуется пропасть, заполнить которую будет очень трудно, если вообще возможно. Так хочу ли я, чтобы она прошла это упражнение или хочу, чтобы она провались? Ответа на этот вопрос я не знал и сам.
Всю ночь я так и не смог заснуть, постоянно вспоминая того парня. И всю ночь задавался вопросом: если бы я оказался на его месте, сумел бы стать лучше? Сумел бы перебороть окружение? Он пытался. Мне ли это не знать? Я ведь прожил всю его жизнь и лучше кого бы то ни было знал, как сильно он пытался. Но обстоятельства оказались сильнее. Смог бы их преодолеть я? Ответа не было. Тогда получается, что все зависит от окружения? Обстоятельств? Но разве не было подонков, выросших в благополучной обстановке? Так от чего тогда все зависит? От чего?
Дни шли за днями. Все эти тренировки, диссертация, кристалл отнимали все свободное время. Вставать приходилось почти в пять утра и ложиться почти в час ночи. У Феолы был почти такой же режим. Ей даже приходилось в чем-то сложнее, ибо с кристаллом ей сейчас приходилось работать постоянно. Сформировавшийся разум требовал постоянного присмотра и развития. Потом еще возня с опекой, которую и оформили на Ваську.
– Скажи, неужели вы куда-то опаздываете? – не выдержал однажды отец. – К чему такая спешка? Вы же растрачиваете все силы.
Что я мог ответить? Отец понимал мое молчание. Понимал, что я о чем-то не хочу говорить ему. Понимал и не спрашивал. Знал, что когда придет время, то я все расскажу сам. Тем не менее, наш с сестрой график сильно не нравился ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});