себя вину.
Потому что только я был виновен в смерти двух дорогих мне людей.
– Ты не просто убил ее! Ты уничтожил мою любимую сестру! Уничтожил как личность! Постоянно изменял ей и ни во что не ставил. Врал при каждом удобном случае! Она уходила, пыталась вернуться к родителям! Хотела отдалиться и начать новую жизнь без тебя. Но ты давал ей несбыточные обещания. Снова и снова заманивал в свои сети! В тот день она вообще не должна была ехать с тобой! Если бы вы не поругались с самого утра, Элен осталась бы дома! Она осталась бы жива! И моя единственная племянница тоже… – Серж говорил хрипло и надрывно, его слова задевали за живое. Ворошили прошлое, возвращая в мою жизнь события, которые я предпочел бы никогда не вспоминать.
Было и что-то еще в интонациях, в голосе Сержа…
Непривычное и новое. Странное. Жаль, что в тот момент я не особо на этом акцентировался. Казалось, и Ламбер ощущает за что-то ответственность. Словно жесткая, обвинительная речь касалась и самого Сержа. Я чувствовал это в его интонациях, мимике, жестах. В том, как Ламбер сжал ветку шиповника и резко дернул, а затем посмотрел на ладонь с мелкими рубиновыми каплями крови. Как он прикусил губу, словно нарочно причинял себе боль.
Он будто наказывал и меня, и себя. Мне следовало тогда еще об этом подумать. Но я слишком был занят другими мыслями и эмоциями.
– Ты сейчас обвиняешь меня в убийстве? Я верно понял? – прикрикнул я на Сержа, потому что больше не мог это слушать.
– Ты так ничего и не понял, Алекс? Ты никогда не думал, к каким последствиям могут привести твои решения! Никогда не думал! А насчет твоего романа с Ульяной… Оставь ее в покое – мой тебе совет. Она тебе не пара.
– Послушай, – заговорил я уже тише. – Пусть я и косвенно виноват в смерти твоей сестры, но это лишь несчастный случай. Не стоит перемешивать прошлое с настоящим. Я глубоко сожалел и сожалею до сих пор о том, что так вышло. И если бы мог что-то исправить, то обязательно сделал бы это. Но ничего уже не вернуть. Я заплатил за свои поступки немалой ценой. И не вмешивайся в мою личную жизнь. Лучше подумай о своей. Что-то подсказывает мне, ты тоже не образец добропорядочного мужчины.
Серж нервно сплюнул на землю.
– Делай что хочешь. Это твоя жизнь, в конце концов.
На пару минут воцарилась тишина, будто время застыло на месте, а скорее отбросило меня на несколько лет назад. Лишь шелест сухих листьев, в которых копался Вик, придавал немного реальности происходящему.
– Ладно, так что насчет архива и проверки? – мрачно поинтересовался Ламбер, неожиданно опомнившись.
– Сейчас позвоню, чтобы тебе открыли доступ. Если хочешь – можешь копаться в старых документах сам хоть всю ночь напролет, – махнул я рукой.
– Да неужели? Мне дозволено проникнуть в святая святых твоего предприятия? – язвительно отозвался Ламбер.
– Заткнись уже! – рявкнул я, набирая номер телефона охранника.
Только бы побыстрее остаться в одиночестве. Только бы не слышать напоминания о том, что мне хотелось забыть навсегда.
Александр
Четыре года назад
– А все ргусские такие стргастные? – Виолетта смешно гнусавила букву «р», но по-нашему говорила очень сносно. Вроде бы одно время работала переводчицей на предприятии, которое сотрудничало с русскими.
Мы познакомились здесь же, в холле дорогого отеля на презентации продукции моей фирмы. Немного хищная блондинка с тонкими запястьями и беззащитными ключицами была в моем представлении истинной француженкой. Легкой, похожей на нимфу. В общении она тоже была истинной дочерью родины Людовиков. С удовольствием согласилась подняться в номер. И теперь, дождавшись конца презентации, мы торопились исполнить задуманное.
– Мы русские такие, – поддакивал я, прижимая изящное женское тело. Не то чтобы я любил худышек. Но для разнообразия сойдет. Ни я, ни Виолетта ничего не ждали от этого вечера, кроме хорошего интима.
Мы мило поболтали на презентации, и выяснилось, что француженка разведена и вовсю наслаждается жизнью. Серьезных отношений не ищет, и плевать ей, что я женат. Я никогда не скрывал от любовниц своего статуса. Казалось, это неправильно. А может, просто прикрывался Элен как щитом, чтобы никто не рассчитывал на большее? Не знаю…
Мы, обнимаясь, дошли до лифта и заскочили в пустую кабинку.
– Лифт тоже нас ждал… Его убедила наша стргасть…
Мне нравилось, как она произносит это французское «р». Не как Элен.
И нравилось, как она все время намекает на общение в горизонтальной плоскости. А еще мне очень понравилось, когда Виолетта между делом сообщила, что у нее есть все анализы на венерические болезни.
Я изменял Элен много и часто, но ни разу ничего не подхватил. Сказывался и опыт в определении неразборчивых женщин, которым лишь бы… лишь бы… И внимание к собственному здоровью. И тот факт, что почти всех любовниц я просил вначале провериться.
Этот случай был спонтанным, и он так будоражил кровь. Я не на шутку завелся, еще когда направлялся к лифту. А тут… Виолетта беззастенчиво опустила руку мне в карман, играя там пальцами. Лаская.
Я ощутил, что одежда тесна и мешает. И прямо тут захотелось расстегнуть молнию. А Виолетта продолжила. Ее тонкие пальцы касались самых чувствительных мест. И пока я глотал ртом воздух, как рыба, борясь с желанием расстегнуть брюки прямо тут (все равно никого рядом), девица пощекотала языком мочку уха. А затем еще и еще…
Кажется, у меня отказали тормоза. Потому что когда Виолетта сама расстегнула ширинку, я уже не возражал.
Мое тело рвалось в бой, в паху аж звенело. И когда стало посвободнее, я только улыбнулся. Виолетта вдруг опустилась на колени и продолжила ласкать меня уже гораздо откровенней. Причем, она не раздевала меня до конца, она лишь освободила то, что хотела, и играла, дразнила. Я почувствовал, что вот-вот достигну пика. И остановить Виолетту уже не мог. Да и не хотел.
Лифт продолжал ехать, нам оставалось всего несколько этажей небоскреба до пентхауса на крыше, который я всегда снимал для подобных утех.
Виолетта вдруг потерлась грудью о мою ногу и ускорила ласку так, что меня накрыло, встряхнуло и пришлось срочно что-то придумывать, чтобы не оставить в лифте следы нашей страсти.
Я вытащил платок и начал вытираться.
В эту минуту двери лифта распахнулись, и… я увидел Сержа.
В его глазах было все, чтобы