- Пусть они уничтожают друг друга сами. Чем меньше мы будем вмешиваться открыто, тем будет лучше.
Следующий вопрос касался самой важной темы, для чего, собственно, и собрались в этот день Сионские Мудрецы: подготовка и организация восстания в Византии. И тут Община, не сговариваясь, действовала в унисон с католическим Римом. И у тех, и у других существование и крепнувшая роль греко-православной церкви вызывали страх и ненависть. Но если Пасхалий II искал пути к физическому устранению Алексея Комнина и патриарха Косьмы, то Старцы (на то они и Мудрецы) разработали более гибкий и дальновидный план, способный сокрушить империю. Нет нужды идти на государство войной, считали Старцы, проще взорвать его изнутри, создав брожение, раздоры и вражду. Необходимо постоянно мутить византийское правительство и народ, использовать разногласия между Алексеем Комнином и патриархом Косьмой, между всеми высшими сановниками; надо переутомить всех разладом, борьбою, ненавистью, даже мученичеством, а народ - нуждою, голодом, болезнями, чтобы гои, в конце концов, не видели бы другого исхода, как прибегнуть к полному денежному и политическому владычеству Сионской Общины. Но, прежде всего, следует привлечь к себе византийский народ идейной приманкой. Лучше всего для этого подходят лозунги о свободе. Это слово-червяк подточит благосостояние гоев, поставит через слепых агентов в ряды Сионской Общины целые легионы, которые уничтожат мир, спокойствие и разрушат основы империи. В следующий момент, нужно использовать толпу в качестве тарана, разбивающего государство. Как только безумная толпа захватит в свои руки свободу - эту игрушку для дураков - она очень скоро превратит ее в анархию. Идея свободы неосуществима, поскольку никто не умеет ею пользоваться в меру. Стоит только народу на некоторое время предоставить самоуправление, как оно превращается в распущенность. Подлая неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность понимать и уважать условия собственной жизни, ее желание, чтобы ею управляло меньшинство, какой-либо малый народ, непременно приведут к междоусобицам, к социальным битвам, в которых горят государства, а их значение превращается в пепел. Вот тогда-то распущенные бразды правления тотчас же, по закону бытия, подхватят и подберут новые руки.
- ...наши руки, - закончил Председатель. - Потому что слепая сила народа и дня не сможет прожить без руководителя. Но для этого надо прежде всего "просветить" византийский народ, внедрить в высшие сферы власти наших людей, чтобы разрушение империи шло изнутри. Это потребует значительных финансовых влияний и займет от трех до пяти лет. Но зато мы покончим наконец с самой опасной для нас христианской ветвью.
- Эта ветвь может возродиться в другом месте, на иных землях, промолвил один из Старцев. - Например... Русь. Православие пустило там крепкие корни.
- В свое время мы займемся и Русью, - пообещал Генеральный секретарь, закрывая собрание.
Скучавший во флигеле белого дома ломбардец Бер, умело ускользнувший из клюнийских клещей, ждал решения Старцев относительно своей дальнейшей работы. Он приглаживал свою густую шевелюру, вырывая из нее седые волоски, когда в комнату вошел посланец Совета. Небрежным жестом он бросил на стол подготовленные инструкции и развалился в кресле.
- Скажите, Бер, чего вы жаждете больше всего? - спросил посланец, потянувшись к кубку с вином.
- Вырождения гоев, - немного подумав, ответил Бер. А также проспать двадцать четыре часа.
- Одно я вам обещаю, а другого позволить не могу, - усмехнулся посланец. - Теперь ваша задача - Гуго де Пейн и Филипп де Комбефиз, а место обитания - Иерусалим. И вы отправляетесь туда немедленно.
Предупрежденный приором Сито о недопустимости продолжения колдовских радений, граф Гюг Шампанский поначалу попросту отмахнулся от поданного ему клюнийского циркуляра, как от назойливой мухи.
- Пусть лучше поучит своих монахов варить кукурузную кашу, - бросил он Симону Руши и Кретьену де Труа, сидящим напротив него. - И вовсе не из-за этой бумажки я вынужден с вами расстаться, мой дорогой маг и чародей.
Колючий взгляд маленького алхимика словно застыл на переносице дородного графа. Он уже знал, что предложит ему его хозяин.
- Ведь вы, кажется, родом из Палестины? - словно бы невзначай спросил граф Шампанский. Руши подтвердил это кивком головы.
- Тем более, у вас должны быть причины и желание побывать на родине.
- Нет, у меня нет такого желания, - произнес Руши. - Но я выполню любое ваше поручение.
Нахмурившийся было граф улыбнулся.
- У меня будет к вам очень ответственное задание, - сказал он. - Как вы знаете, Гуго де Пейн, очевидно, уже прибыл в Иерусалим. Или на подступах к нему. Я очень люблю своего крестника, но человек он... неуправляемый. А дело, которое ему поручено, возможно, определит мою дальнейшую судьбу. А заодно, и всех моих приближенных. Вы или взлетите к горним высотам, или низринетесь в бездну. Тьфу, черт!.. Чуть не заговорил стихами, как этот дурак, герцог Аквитанский. Я перестал доверять Андре де Монбару, а мне нужен в Иерусалиме человек, знакомый с местными обычаями и способный подхватить то, что может выпасть из рук Гуго де Пейна.
- Простите, а что должно выпасть из его рук? - спросил Кретьен де Труа.
- Ключи, - пояснил граф Шампанский. - Ключи к сокровищам царя Соломона. В мою бытность там вместе с Тибо де Пейном, мы чуть не наткнулись на них. Я чувствовал их близость по биению собственного пульса.
- Почему же вам самому не вернуться туда, ведь Иерусалим теперь свободен от поганых турок? - заметил Кретьен де Труа.
- А может быть, я так и сделаю, - ответил граф труверу. - Только не сейчас. В свое время. Пока же, вы будете там моими ушами и глазами. Вы, оба. В средствах я вас не ограничиваю. Живите на широкую ногу, устраивайте приемы, общайтесь с людьми, и - не упускайте из виду Гуго де Пейна и его рыцарей. Да, кстати... - продолжил граф, с любопытством взглянув на Симона Руши. - С чего это у вас стала такая кислая рожа от одного упоминания об Иерусалиме? Вы что, успели там наследить?
- Все мы оставляем следы, где когда-то жили, - негромко произнес алхимик. На что граф Шампанский, вставая из-за стола, сердито воскликнул:
- Так надо подтирать за собой, черт вас возьми! Запомните это: ходить с тряпкой и подтирать...
3
В оставшуюся до отплытия неделю, Гуго де Пейн редко виделся со своими товарищами, поручив заботы о погрузке на паром Андре де Монбару и Людвигу фон Зегенгейму. Сам же он проводил все свободное время в том скрытом за высоким забором дворце, где его ждала любовь. Но почему же так быстро летели дни и ночи? Почему византийские вечера так легко уступали место рассвету? Почему так неумолимо приближался миг расставания? Ни рыцарь, ни византийская принцесса, опьяненные любовью, не хотели задумываться о том - что же будет дальше? Безумство влюбленных сродни подвигам героев, бросающихся в самую гущу кровавой битвы, чтобы победить или умереть: все остается позади, и исчезает земная тяжесть, лишь стремительный полет к бессмертию души, неведомый глупцам и трусам, даруется как высшее благо. Слава храбрецам, не убоявшимся любить; слава героям, испытавшим наслаждение смертью!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});