Читать интересную книгу Попаданец Павлик Морозов (СИ) - Круковер Владимир Исаевич

Глава 46

О бедном гусаре замолвите слово, Ваш муж не пускает меня на постой, Но женское сердце нежнее мужского, Но женское сердце нежнее мужского, Но женское сердце нежнее мужского, И сжалиться может оно надо мной. Я в доме у Вас не нарушу покоя, Скромнее меня не найти из полка. И если свободен ваш дом от постоя, И если свободен ваш дом от постоя, И если свободен ваш дом от постоя, То нет ли и в сердце у Вас уголка? Возможно автор Денис Давыдов.

Поход в Наркомпросовский запасник с девушкой-сиротой был эпичен. И конечно же набрала она здоровенный узел девичьих тряпок. Потом был ужин и сон на моей кровати — валетом. Шереметьев смог удержать неистовство тела Павлика, для него сдержанность была равносильна чести рода.

Утро было ни менее эпично. Они как раз собирались пить чай, когда в не запертую с вечера квартиру зашел мужчина лет тридцати в полупальто с шалевым воротником и шапке-папахе пирожком из каракуля. У него была бородка под Луначарского и он схватил Наденьку за руку и отвесил ей звонкую пощечину.

Роман уже летел к незнакомцу — покалечить, убить… но всхлип Надежды: «Папа, ну чё ты!», — остановил и как-то полностью обезволил парня.

И его уже не тронули, да и не заинтересовали, объяснения непутевой и податливой на передок девушки, её отца, вызванного в Москву из Ленинграда строгим приказом Крупской, вдогонку за которым полетела телеграмма из команды Сталина. В голове крутилась строка из будущего фильма Рязанова: «О бедном гусаре замолвите слово, Ваш муж не пускает меня на постой…»

Надя собирала тряпки и башмачки вчерашнего приобретения, бормоча — «Ну соврала, так что — парень ласковый, знаменитый. Ты мне когда столько вещей бы покупал…»

А Шереметьев, нахлобучив куртку, достал из правого кармана наган (незваные и странные отец и дочь отшатнулись, побелев) крутанул барабан, проверяя зарядку, и вышел, напевая в пол голоса:

«Я в доме у Вас не нарушу покоя, Скромнее меня не найти из полка…»

В это время Вера Соломоновна Дридзо докладывала Надежде Константиновне, что отец непутевой девки работающий в Нарленгорздраве вызван и должен был бы уже забрать «сиротку» от влюбленного оболтуса.

Примерно в это же утро Александр Николаевич Поскрёбышев доложил Сталину о том, что его подозрение подтвердилось и девка — не сирота, а балованная дочка чиновника горздрава в Ленинграде. И тому сделано соответствующее внушение, отдерет девицу, как сидорову козу!

Ну а Шереметьев в теле подростка в это время в спортзале ГПУ поражал тренера и обладателя девятого дана Суньха непривычной методикой боя. Суньха «Ханси», что в переводе с японского означает — муж, достойный подражания, присоединился к большевикам на царской каторге — его, достойного японского туриста обворовали на вокзале и к несчастью вор делился добычей с начальником полицейского участка. Оскорбленный Суньха оказал сопротивление и успел покалечить трех городовых, прежде чем ему выстрелили в ногу. На каторге именно большевики оказывали ему надлежащую помощь, учили русскому и рассказывали об истинной власти народа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Конечно, накопленных умений в теле Павлика Шереметьеву не хватило чтоб справиться с японцем, который, несмотря на хромоту, оправдывал свое Ханси! Но попыхтеть уже не молодому мастеру пришлось.

После ритуальных поклонов, Суньха пригласил мальчика на уважительный чай. Все, как положено: с лакированным подносом, с маленькими пиалами и плоским, будто сдавленным сверху, заварным чайником тончайшего костяного фарфора.

И мальчик опять удивил старика, сказав по завершению:

— Будь редким (дословный перевод термина «аригато»), «садо»[130] был замечательным.

А Шереметьев на волне утомленной ярости зашел, как бы по ошибке, в прокуратуру — вотчину Ягуарыча и ненавязчиво выспросил и секретарш, что Вышинский сегодня приглашен в театр. «Как удачно совпало!» — умилился Роман и пошел выкапывать свою крысу, которая должна была уже хорошо прокваситься. Бамбуковые иголки у него были давно приготовлены и хранились в спичечной коробочке. Как следует измазав их трупным ядом, парень использовал рогатку и лишил коридорчик перед частным лифтом освежения[131].

Вышел из подъезда, украдкой, убедился в отсутствии свидетелей, и отправился делать себе алиби: организовывать внеочередное патрулирование ЮДМ в Замоскворечье. Пятницкая, Большая Полянка, Большая Ордынка, Новокузнецкая, все в пределах Садового кольца, на виду, нагло и вызывающе — весь вечер и допоздна, с придирками к любому подозрительному, с доставкой поддатых в ближайшие отделения милиции. Полное алиби на всякий случай.

Уже где-то ближе к полночи плелся домой, сжимая револьвер (в Москве было по ночам очень неспокойно), с трудом улежался как бы по ошибке заглянуть в отнорок Андрея Януарьевича, проверить результат западни: частая ошибка начинающих ликвидаторов.

Дома с отвращением побросал все постельное белье в бак для стирки, застелил свежее и долго плескался над раковиной ледяной водой.

Потом нашарил в углу шкафчика недопитую бутылку какого-то вина, налил полстакана, передумал и вновь пошел в умывальню — выплеснул вино и тщательно прополоскал стакан.

А потом добыл из тайника некую сумму и нанял такси до колхоза в Подмосковье, оплатив ему дорогу туда и обратно. Позвонил дежурному в институт, попросил передать куратору, что Морозов пропустит лекции — отбыл к матери на несколько дней и уехал себе, накупив в вечернем Торгсине, который продавал свои товары за валюту, но возле которого всегда были спекулянты: один торгсиновский рубль стоил у них тридцать пять-сорок рублей бумажных. Шереметьев изучил эту схему еще с Березок в своей первой жизни. Ему, бывавшему за рубежом, легко было быть богатым, потому что та же ондатровая шапка на барахолке стоила 250 рублей, в магазине, если повезет и по-блату — 150, а в Березке — 25. Естественно, на сертификаты или валюту.

Такси ехало небыстро, но довольно мягко, позволяя Роману повспоминать эти уродские Березки. На Украине они назывались «Каштан», в Азербайджане — «Чинар» и т. д.), а в Латвии назывались «Дзинтарс» (латыш. Dzintars «Янтарь». В первых числах января 1988 года Правительство СССР объявило о ликвидации системы торговли за чеки, в ходе кампании «по борьбе с привилегиями» и «за социальную справедливость» (это являлось одним из процессов Перестройки и Гласности), и сеть «Берёзок» была ликвидирована. При этом возник ажиотажный спрос и громадные очереди — владельцы чеков пытались любыми способами избавится от них до даты объявленного закрытия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шереметьев и сам пролетел на крупную сумму — копил на машину «Волга», поэтому с удовольствие исполнил бы заказ на пятнистого «перестройщика». Какое-то время сотрудники КГБ колебались в этом вопросе, но потом решили дать Горбачеву развалить СССР, который все равно трещал по швам, а уж потом продвинуть к власти своего человека. Никто не думал, что в результате возникнет абсолютная анархия и на её волне власть захватит неумный алкоголик!..