Пришлось разъяснять, что такая последовательность возлагает на мои плечи чрезмерную ответственность. Только тогда они стали вести себя иначе, но и то в начале жеребьевки часто можно было услышать: "Лейтенанту Кемпбеллу, то есть Браунингу, сэр!" Получив сухарь, каждый сам решал, где и когда лучше его съесть, и этот важный вопрос на протяжении зимы неоднократно являлся предметом обсуждения.
К 17 марта работы по сооружению нашего будущего жилища в снегу настолько продвинулись вперед, что Кемпбелл, Дикасон и я решили переселиться в пещеру и перенести туда все вещи. Там уже можно было ночевать и есть, а также работать, даже в очень плохую погоду, какая-никакая, а все же крыша над головой. Утром мы свернули лагерь и весь день перетаскивали снаряжение. Вряд ли кто-нибудь из нас захотел бы повторить этот денек! Я приведу запись о нем в дневнике:
"Семь часов вечера. - Весь день дул сильный юго-западный ветер, ночью усилившийся до бури. День выдался ужасный - надо было перенести в наше временное жилище все необходимые вещи. Ни разу за время совместного пребывания наши нервы не были так напряжены, но мы успешно выдержали испытание. После завтрака Абботт и Браунинг начали перетаскивать в пещеру ящики с сахаром и шоколадом, я же отнес в их палатку сухари и шоколад на три-четыре дня, а обратно захватил банку керосина и кое-что из приборов. К тому времени, как я вернулся, мои товарищи уже сняли лагерь и нагрузили его на сани, которые мы по краю ледника подтянули как можно ближе к пещере. Когда я, на несколько минут опередив остальных, спускался с грузом к пещере, затихший было ветер оживился и вскоре превратился в неистовый снежный буран. Мой громоздкий груз - спальный мешок, рюкзак, сумка с записными книжками и т.д. - через первые сто ярдов [92 м] стал казаться мне еще более неудобным, особенно когда спальный мешок отвязался и вывалился. Я завернулся в него как в мантию и таким образом закончил переход".
"Не хотел бы я еще когда-нибудь совершить три такие ходки, как сегодня. Стоило ветру внезапно ослабить свои усилия, и я падал в наветренную сторону. Каждый его яростный порыв заставлял меня склоняться в противоположном направлении, не меньше десяти раз он отрывал меня от земли и кидал наземь или на негостеприимные валуны. Обоим моим товарищам тоже пришлось туго. За две ходки Дикасон расшиб колено и лодыжку и потерял матросский нож, а Кемпбелл лишился компаса и нескольких зарядов для револьвера. Счастье наше, что мы вообще сумели пройти. Абботту и Браунингу, например, пришлось спрятать ящики на полпути к пещере, хотя сами они дошли до нее, чтобы взять примус и кухню. Было уже поздно, и они успели сходить только за морской водой и салом. Тем не менее самое необходимое у нас было под рукой, и вскоре мы отметили новоселье вполне хорошей похлебкой, хотя и в недостаточных количествах. Надеюсь, и дальше у нас будут похлебки не хуже, ибо, по моему глубокому убеждению, нет ни малейшей надежды на приход судна. Затем мы расстелили тюленью шкуру, уселись на нее, чтобы теплом своего тела растопить несколько ледяных бугорков под ней, поверх положили в два слоя линолеум, заткнули входное отверстие палаткой, чтобы не проникал снег, и улеглись спать.
Хорошо, конечно, лежать в мешке и не слышать хлопанья палатки над головой, но, пока мы не сделали хорошей изоляции, в пещере очень холодно. Я съел сегодня целую банку сала, нарезанного крупными ломтями, и чувствую себя потому намного лучше, но с нетерпением ожидаю завтрашней раздачи сухарей. Их пришлось переносить в открытом виде, а это сильно подрывает твердость характера. Вечером спели несколько псалмов, но больше не припомнили".
Восемнадцатого буран продолжался, не прерываясь ни на минуту, весь день, но это не мешало нам работать над улучшением пещеры. Довели ее до окончательных размеров - 12 футов на 9 [3,66х2,75 м], - осталось еще добавить фута два [0,61 м] в высоту.
Мы смогли целиком посвятить работе не только этот, но и следующий день, что оказалось большой удачей, так как вечером девятнадцатого Левик, Абботт и Браунинг, совершенно обессиленные, без вещей, появились в пещере. Рано утром буря, разъярившись, переломила три бамбуковые стойки с наветренной стороны, как если бы это были камышинки. Палатка рухнула на головы людей, и острые концы стоек прорвали брезент. Рассказ Левика о происшествии и последующих злоключениях их троицы заслуживает того, чтобы быть воспроизведенным дословно:
"Ветер бушевал всю ночь, а к 8 часам утра достиг ураганной силы. На входном клапане, бешено развевавшемся во все стороны, зияла огромная дыра, и Абботт принялся ее латать, но вдруг бамбуковые стойки подались, затрещали, и через минуту палатка обвалилась, под воздействием огромной силы ветра так прижав нас к земле, что мы едва могли пошевелиться.
Положение было отчаянное. Абботт с большим трудом умудрился пробраться к своему мешку и влезть внутрь. Некоторое время мне казалось, что самое разумное в нашем положении - лежать спокойно и ждать, чтобы ветер спал. К этому времени снег и льдины, наваленные на стенки палатки с внешней стороны, смерзлись в плотную массу, не дававшую ветру проникнуть под палатку и унести ее. Мы не ели двенадцать часов, нас мучил голод. Попытались было жевать находившийся в палатке большой кусок тюленины, но мясо примерзало к губам, к тому же оно поддавалось зубам только по краям мороженая сердцевина по твердости не уступала железу. На всякий случай все надели ветрозащитную одежду.
К полудню, видя, что буря не успокаивается, я решил действовать. Браунинга оставили лежать на мешках, а Абботт и я не без труда нашли выход и вылезли наружу. Ветер дул с такой силой, что мы не могли ни на секунду выпрямиться во весь рост. Я хотел найти место где-нибудь в затишке и поставить запасную палатку. На четвереньках мы обогнули кучу моренных камней, но и здесь, с подветренной стороны, было ничуть не лучше. Ветер задувал сверху и с боков, ничто от него не защищало. Устав от борьбы с ним, мы снова заползли под палатку. Влезли в мешки и лежали часов до четырех. К счастью, у меня сохранились две плитки шоколада и один сухарь, мы разломали их на три части, и это была вся наша еда за целый день.
Солнце близилось к закату, а ветер не утихал. Надо было приложить все силы, чтобы добраться до другой партии в иглу - не оставаться же на ночь в таком положении. Мы выползли из-под брезента и навалили льдины и камни с морены на палатку со всем ее содержимым, особенно на спальные мешки. Взять их с собой при таком ветре мы не решились.
После этого пустились в путь. Прежде всего нам предстояло пересечь полмили [805 м] чистого голубого льда, двигаясь почти точно навстречу не стихающему ветру. Выпрямиться мы не могли и весь путь проделали на четвереньках, ложась при особенно сильных порывах на живот. Пока доползли до конца льда, хлебнули горя. Как сейчас вижу побитые лица товарищей, свинцово-синие, с белыми пятнами обморожений. На берегу острова нам удалось укрыться за огромными камнями и оттереть замерзшие носы, уши и щеки. Проползши еще шестьсот ярдов [549 м], мы достигли незаконченной иглу, в которой забаррикадировалась половина нашей партии. Долго кричали, прежде чем они услышали и впустили нас. Встретили нас очень тепло и накормили горячей пищей, вкуснее которой, наверное, мы не ели за всю свою жизнь".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});