Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому.

«Вот доказательство: фотография моего почерка Молнируйте подтверждение личности Масловскому Строжайшее наблюдение Воландом Случае попытки выехать Москвы арестовать Лиходеев».

Варенуха был известен в Москве как администратор, не имею щий себе равных. За двадцать лет своей деятельности он видал вся кие виды. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его как бы застилает пеленой, и он ничего не произнес, кроме житейской, но нелепой фразы:

– Этого не может быть!

Римский поступил не так. Он поднялся, рявкнул в дверь:

– Никого! – и собственноручно запер эту дверь на ключ.

Затем достал из письменного стола пачку бумаг, начал тщательно сличать букву за буквой залихватские подписи Степы на ведомостях с подписью на фотограмме.

Варенуха, навалившись, жарко дышал в щеку Римскому.

– Это почерк Лиходеева, – наконец выговорил Римский, и Варе нуха, глянув ему в лицо, удивился перемене, которая в нем произош ла. Римский как будто бы постарел лет на десять. Глаза его в роговой оправе утратили свою колючесть и уверенность, и в них появилась не то что тревога, а даже как будто печаль.

Варенуха проделал все, что делает человек в минуты великого изумления, то есть и по кабинету прошелся, и руки вздымал, как распятый, и выпил целый стакан желтой воды из графина, и вос клицал:

– Не понимаю!

Но Римский смотрел не на Варенуху, а в окно и думал. Положение финансового директора «Кабаре» было затруднительное. Нужно бы ло тут же, не сходя с места, представить обыкновенные объяснения для совершенно необыкновенного явления.

Римский зажмурился, представил себе Степу в ночной сорочке вле зающим в Москве сегодня в какой-то сверхбыстроходный аэроплан, представил себе Казбек, покрытый снегом, и тут же эту мысль от себя отогнал. Представил себе, что не Степа сегодня говорил по телефону в Москве, и эту мысль отринул. Представил себе какие-то пьяные шут ки при участии почты и телеграфа, фальшивые «молнии», опять – Степу в носках среди бела дня во Владикавказе, и всякое логическое здание в голове у Римского рухнуло, и остались одни черепки.

Ручку двери крутили и дергали, слышно было, как курьерша кричала:

– Нельзя!

Варенуха также кричал:

– Нельзя! Заседание!

Когда за дверью стихло, Римский спросил у Варенухи:

– Сколько километров до Владикавказа?

Варенуха ответил:

– Черт его знает! Не помню!.. Да не может он быть во Владикав казе! – Помолчали.

– Да, он не может быть во Владикавказе, – отозвался Римский, – но это писано Лиходеевым из Владикавказа.

– Так что же это такое? – даже взвизгнул Варенуха.

– Это непонятное дело, – тихо ответил Римский.

Помолчали. Грянул телефон. Варенуха схватил трубку, крикнул в нее: «Да!», потом тотчас «Нет!» – бросил трубку криво на рычаг и спросил:

– Что же делать?

Римский молча снял трубку и сказал:

– Междугородная? Дайте сверхсрочный с Владикавказом.

«Умно!» – подумал Варенуха. Подождали. Римский повесил труб ку и сказал:

– Испортился телефон с Владикавказом.

Римский тотчас же опять позвонил и заговорил в трубку, в то же время записывая карандашом сказанное.

– Примите «молнию» Владикавказ Масловскому. Ответ фото грамму 803.

«Сегодня до двенадцати дня Лиходеев был Москве От двенадцати до половины третьего он неизвестно где Почерк подтверждаю Ме ры наблюдения за указанным фотограмме артистом принимаю Зам директора Кабаре Римский».

«Умно! «- подумал Варенуха, и сейчас же подумал: «Глупо! Не мо жет он быть во Владикавказе!»

Римский же взял обе «молнии» и фотограмму, положил в конверт, заклеил конверт, надписал «в ОГПУ» и вручил конверт Варенухе со словами:

– Отвези, Василий Васильевич, немедленно. Пусть они разби рают.

«Это очень умно!» – подумал Варенуха и спрятал в портфель та инственный пакет, потом взял трубку и навертел номер Степиной квартиры. Римский насторожился, и Варенуха вдруг замигал и сде лал знак свободной рукой.

– Мосье Воланд? – ласково спросил Варенуха.

Римский затаил дыхание.

– Да, я, – ответил в трубке Варенухе бас.

– Добрый день, – сказал Варенуха, – говорит администратор «Кабаре» Варенуха.

– Очень приятно, – сказали в трубке, – как ваше здоровье?

– Мерси, – удивляясь иностранной вежливости, ответил Варе нуха.

– Мне показалось, – продолжала трубка, – что вы вчера плохо выглядели, и я вам советую никуда сегодня rfe ходить.

Варенуха дрогнул от удивления, но, оправившись, сказал:

– Простите. Что, товарища Лиходеева нет дома?

– Нету, – ответила трубка.

– А, простите, вы не знаете, где он?

– Он поехал кататься на один час за город в автомобиле и сказал, что вернется в «Кабаре».

Варенуха чуть не уронил трубку и замахал рукой встревоженному Римскому.

– Мерси, мерси! – заговорил и закланялся Варенуха. – Итак, ва ше выступление сегодня в десять часов вечера.

– О да, я помню.

– Всего, всего добренького, – нежно сказал Варенуха и, грянув трубкой, победоносно воскликнул:

– Уехал кататься за город! Никакой не Владикавказ, а с дамой уе хал! Вот-с!

– Если это так, то это черт знает что такое! – воскликнул блед ный от негодования Римский.

– Все понятно! – ликовал Варенуха. – Уехал, надрался и застрял.

– Но «молнии»? – глухо спросил Римский.

– Он же и телеграфирует в пьяном виде, – вскричал Варенуха и вдруг, хлопнув себя по лбу, закричал:

– Вспомнил! Вспомнил! В Звенигороде есть трактир «Владикав каз»! Вспомнил! Оттуда он и молнирует!

– Нет, это чересчур! – заговорил озлобленный Римский. – И в конце концов я буду вынужден…

Но Варенуха его перебил.

– А пакет нести?

– Обязательно нести, – ответил Римский.

Тут же открылась дверь и вошла… «Она!» – подумал Римский… И действительно вошла та самая женщина и опять с белым пакетиком.

В телеграмме были слова:

«Спасибо подтверждение Молнией пятьсот Вылетаю Москву Ли ходеев».

– Ну, не сук… – вскричал Варенуха, – не переводи! Он с ума со шел!

Но Римский ответил:

– Нет, деньги я переведу.

Варенуха, открыв рот, глядел на Римского, думая, что не Римско го видит перед собой.

– Да, помилуй, Григорий Максимович, этот Масловский будет поражен, если там только есть Масловский! Я говорю тебе, что это из трактира!

– Это будет видно часа через два, – сказал Римский, указывая на портфель Варенухи.

Варенуха подчинился своему начальнику и условились так: Варе нуха повезет немедленно таинственные телеграммы, а Римский пой дет обедать, после чего оба опять сойдутся в «Кабаре» заблаговре менно перед спектаклем, ввиду исключительной важности сего дняшнего вечера.

Варенуха вышел из кабинета, прошелся по коридорам, оглянул подтянувшихся капельдинеров командирским взглядом, зашел и в вешалки, всюду и все нашел в полном порядке, узнал в кассе, что сбор резко пошел вверх с выпуском афиши о белой магии, и наконец заглянул перед самым уходом в свой кабинет.

Лишь только он открыл дверь, как на клеенчатом столе загремел телефон.

– Да! – пронзительно крикнул Варенуха в трубку.

– Товарищ Варенуха? – сказал в телефоне треснувший тенор. – Вот что, вы телеграммы сейчас никуда не носите. А спрячьте их по глубже и никому об них не говорите.

– Кто это говорит? – яростно закричал Варенуха. – Товарищ, прекратите ваши штуки! Я вас обнаружу! Вы сильно пострадаете!

– Товарищ Варенуха, – сказал все тот же препротивный голос в телефон, – вы русский язык понимаете? Не носите никуда теле граммы и Римскому ничего не говорите.

– Вот я сейчас узнаю, по какому номеру вы говорите! – заорал Ва ренуха и вдруг услышал, что трубку повесили и что никто его больше не слушает.

Тогда Варенуха оставил телефон, нахлобучил кепку, схватил порт фель и через боковой выход устремился в летний сад, в который пуб лика выходила во время антрактов из «Кабаре» курить.

Администратор был возбужден и чувствовал, что энергия хлещет из него. Кроме того, его обуревали приятные мысли. Он предвкушал много хорошего; как он сейчас явится куда следует, как возбудит большое внимание, и в голове его зазвучали даже целые отрывки из будущего разговора и какие-то комплименты по его адресу.

«Садитесь, товарищ Варенуха… гм… так вы полагаете, товарищ Варенуха… ага… так…», «Варенуха – свой парень… мы знаем Варенуху… правильно…», и слово «Варенуха» так и прыгало в голове у Варе нухи.

Ветер дунул в лицо администратору, и в верхушках лип прошуме ло. Варенуха поднял голову и увидел, что темнеет. Сильно посвежело.

Как ни торопился Варенуха, он все же решился заглянуть по доро ге в летнюю уборную, чтобы проверить, исполнили ли монтеры его повеление – провести в нее свет.

Мимо только что отстроенного тира по дорожке Варенуха пробе жал к зданьицу, выкрашенному серой краской, с двумя входами и с надписями: «Мужская», «Женская». Варенуха пошел в мужское отделение и, прежде всего, увидел, что пять дней тому назад выкра шенные стены исписаны неплохо сделанными карандашом рисунка ми половых органов, четверостишиями и отдельными очень употре бительными, но почему-то считающимися неприличными, словами. Самое короткое из них было выписано углем большими буквами как раз над сиденьем, и сиденье это было загажено.