острые когти в спину.
Как подсеченный упал злосчастный красавец-петух на землю, стараясь освободиться от цепких объятий хищника, но один, два удара крепкого клюва его было достаточно, чтобы фазан затих.
Получив в награду горячее сердце сокол спокойно уселся луке седла своего хозяина и начал приводить в порядок смятое оперение.
Солнце поднялось высоко и жгло как летом. В воздухе парило. Паутина белыми комками и нитями носилась повсюду. Издалека доносились звуки выстрелов. Сокол перестал оправляться и прислушивался. Выстрелы приближались.
– Должно быть русский охотник – подумал Пей-чан, привязывая коня к дереву и раскуривая длинную трубку с янтарным мундштуком.
Вскоре вблизи загремел выстрел и на поляне показался русский охотник. За плечами у него висела большая связка фазанов. Собака его, полукровный гордон, заметя китайца, бросилась вперед с лаем.
– Назад! Назад! «Жук»! – кричал охотник, стараясь отозвать к себе собаку.
В это время сбоку вырвался фазан и закокав полетел над головою Пей-чана.
Насторожившийся хищник, увидя над собой летящую птицу, взмыл как молния вверх и вонзил в черное брюшко фазана свои цепкие когти; почти одновременно раздался выстрел и обе птицы камнем упали на желтую сухую траву кочковатого болота.
– Вот же тебе! Не разбойничай! – проговорил охотник, закладывая свежий патрон в ружье и приближаясь к пораженному удивлением китайцу.
Собака стояла уже над птицами и не знала на что решиться. Возле убитого фазана лежал на боку смертельно раненый сокол; желтые глаза его сверкали и дико озирались на столпившихся вокруг него людей.
Убедившись что его любимец ранен, Пей-чан как безумный схватил птицу на руки, стараясь рассмотреть рану.
Под левым крылом чернела небольшая ранка; дробина вошла внутрь, очевидно, задев важные органы.
Сокол заметно ослабевал. Гордые, дикие глаза его подернулись безжизненный мутною влагой; агония наступала быстро; вскоре судороги ног и крыльев закончили счеты с жизнью пернатого хищника и труп его лежал на руках молчаливого старого Пей-чана.
– Кончено! – произнес он, спрятав птицу в свой широкий рукав и так выразительно посмотрел на сконфуженного русского охотника, что последний долго не мог отделаться от жуткого, гнетущего чувства.
– Ничего ничего, ходя – оправдывался он, – ты достанешь себе другого ястреба. Вон сколько их летает на поле. У нас даже награду дают за битого хищника.
Китаец не сказал на это ни слова, только покосился на него вбок и произнес:
– Ходи моя фанза чифань и суте (есть и спать). Шибко знакомы, – с этими словами Пей-чан ускакал, унося в рукаве, прижатом к груди, своего любимого мертвого сокола.
Кой-чи едва поспевал за ним и догнал хозяина только у самого дома.
Русский охотник Сомов, приехавший из Харбина поохотиться на фазанов в знаменитых угодьях долины реки Медиан-хэ, не зная ни местных условий жизни, ни обычаев, находился в затруднительном положении под вечер, когда, нагруженный битыми фазанами, уставший и голодный, подошел к одиноко стоявшему хутору богатого поселянина. Возвращаться на линию дороги было поздно; солнце скрылось уже за темными силуэтами Чжан Гуан-Цайлина и в вышине тёмно-синего неба сверкнули звезды.
От горных вершин повеяло холодом. Сомов подошёл к ближайшей фанзе и сбросил у порога фазанов.
«Жук» еле волочил ноги и, видя, что хозяин дальше не пойдет, разлегся посреди двора, не обратив внимания на китайских псов, встретивших его не совсем дружелюбно.
Для ночлега Сомову отвели летною фанзу; стоявшую на отлете под скалистым холмом.
Пей-чан, узнав, что охотник просит приюта на ночь, охотно принял его к себе, угостил ароматным чаем первого сбора и сам проводил до летника.
Каны в фанзе были натоплены и Сомов расположился на них, как дома.
«Жук» спал уже в растяжку на полу и во сне взлаивал и дергал ногами, переживая жгучие моменты сегодняшней охоты.
Про убитого сокола старый Пей-чан не говорил и ни разу о нем не вспоминал в разговоре, несмотря на то, что Сомов несколько раз заводил о нем речь, стараясь доказать свою невиновность. Старик отмалчивался и повторял: «Бу-чи-до!» (не понимаю).
Небольшая доза: ханшина, выпитая Сомовым, быстро на него подействовала, сон клонил его тяжелую голову и скоро он заснул, растянувшись во всю ширину узких кан.
Убедившись, что охотник спит крепко Пей-чан потушил светильник и вышел из фанзы, затворив за собою дверь.
Темная сентябрьская ночь окутала землю.
Морозный воздух наполнен был ароматом павшей листвы и гниющих растений.
Одинокий хутор старого Пей-чана затих и погрузился в сон.
Из ближайшего дубового леса доносились крики козлов. Где-то далеко-далеко ревел изюбрь и могучий голос его, то понижаясь, то повышаясь, будил многократное горное эхо.
Все обитатели хутора спали, кроме старика хозяина, он долго неподвижно сидел у своего прадедовского очага с трубкой во рту и думал свою тяжелую думу. Труп убитого сокола, уже окоченевший, лежал перед ним на канах. Лицо старика было бесстрастно, но в диких безумных глазах искрились красноватые огоньки неукротимой злобы, или то отражался огонь тлевших угольев на каменном низком очаге. Худые крючковатые пальцы, с длинными серповидными ногтями, напоминали лапы хищной птицы, и сам Пей-чан всей своей фигурой походил на старого горного коршуна. Когда-то он был видным хунхузом, но разбогатев, бросил свое ремесло.
Выкурив трубку и выколотив ее о край толстой подошвы своего башмака, он взял бережно мертвого своего любимца, погладил его плоскую голову и вышел с ним во двор.
Под развесистым старым вязом стояла небольшая деревянная кумирня. Подойдя к ней, старик выдернул из крыла сокола большое маховое перо, поднял его кверху и воткнул в священный пепел алтарика, произнося какие-то заклинания. В ближайших приречных зарослях завыл голодный волк, ему ответил другой из дубового леса. Где то на дальнем хуторе залаяли собаки.
Зайдя под навес сарая Пей-чан снял с гвоздя связку фазанов охотника и пошел к летнику, чутко прислушиваясь. Все было тихо.
Отворив осторожно дверь, он вошел и бросил фазанов на пол.
Мертвого сокола погладил по голове и положил бережно на холодный очаг.
Сомов безмятежно спал, разметавшись на канах. Одна рука его свесилась вниз.
Старик подошел, осторожно поднял ее и положил рядом со спящим.
«Жук» поднял было голову, но снова вытянулся, глубоко вздохнул и затих.
Постояв немного около спящих, хозяин вернулся в свою фанзу, набрал в лопату углей с очага и отнес их в летник, где бросил на холодный каменный пол. Затем он откуда-то принес две лопаты свежих углей и бросил туда же.
Синий зловещий огонек пробежал по углям, затрещали искры и вскоре удушливый ядовитый угар пополз вверх к черному потолку, заполняя все углы, все щели небольшой фанзы.
Затворив плотно дверь и подперев ее