использовали совсем не впервые! Оперу по драме Уайльда до Штрауса уже успел написать француз Антуан Мариотте, флоберовскую трактовку этого библейского сюжета использовал за четверть века до Штрауса Жюль Массне для своей оперы «Иродиада».
Эрнст фон Шух
Премьера «Иродиады» состоялась в 1881 году, вторая её редакция появилась три года спустя. Там совсем другие интонации, другие акценты. И очень красивая мелодика у Иродиады, чего совсем нет у Штрауса. У него Иродиада по всей опере – это жёсткие, отвратительные интонации, колючие, резкие, мерзкие фразы…
А Массне даёт и Иродиаде, и Саломее по роскошной арии. Он знает толк в женских голосах, женском вокале, красивых интонациях, он просто любит их… В «Иродиаде» вообще очень французская музыка, очень сладкая, очень насыщенная вот именно этой нарочитой красивостью мелодии. И там для оперы взяты другие сцены из драмы Оскара Уайльда.
Акцент сделан на маму, Иродиаду, а не на дочь. Иродиада – роскошная женщина. Роскошная – но павшая жертвой интриг Ирода, своего второго мужа, и своего капризного нрава. И она мечется между любовью к дочери и её осуждением за её поступок. Тем более что матушка у Массне более женственна, более чувственна, чем дочка. Саломея же Массне, конечно, тоже та ещё штучка, но всё равно с «красивостями», с поклоном мелодии и женской красоте.
Караваджо. «Саломея с головой Иоанна Крестителя».1608
Сознательно ли провоцировал Рихард Штраус тогдашнее общество или нет, но скандалов на его век хватило. В Англии (кстати, одна из двух картин Караваджо «Саломея с головой Иоанна Крестителя» находится именно в лондонской Национальной галерее) была запрещена даже драма Уайльда. Кайзер Вильгельм II воспротивился берлинской постановке уже оперы Штрауса. А в Нью-Йорке страшный скандал после первого же представления «Саломеи» в «Метрополитен-опера» учинил престарелый предприниматель и банкир Джон Пирпонт Морган, поддержанный церковью. После чего «Саломея» вновь появилась на этой сцене аж 27 лет спустя!
С тех пор прошло более ста лет, но я в какой-то момент тоже немного испугалась этого сюжета и пошла в Никольский морской собор, который находится совсем рядом с Мариинским театром, поговорить со священником. Батюшка подвёл меня к иконе с усечённой главой Иоанна Крестителя и сказал: «Помолись за Саломею и её мать – они великий грех свершили. И не впускай её глубоко в себя…» Хотя есть, конечно, великий соблазн – влезть в эти эмоции с головой. Но – нельзя, опасная это дорожка…
F К К*?[19]
Один из самых провокационных во всех отношениях моментов – танец семи покрывал. Сам Штраус писал о нём: «Это должен быть настоящий восточный танец, возможно, более серьёзный и размеренный, вполне благопристойный, по возможности исполняемый на одном месте, как бы на молитвенном ковре. Только в эпизоде cis-moll движение, шаги и в конце – такт в размере 2/4 – оргиастический подъём».
Вполне благопристойный… Я сразу спросила Джули Теймор, которая ставила мою первую «Саломею»: «А как мы будем вопрос решать с семью покрывалами?» – «Люба, я не хочу, чтобы это был «голый» танец, – ответила она. – Театр – не стриптиз-клуб. И не тот спектакль, на который будут ходить только ради голой Саломеи! У нас совершенно другие задачи!»
Я очень обрадовалась. У меня и до того был какой-то внутренний непреодолимый барьер: как я смогу остаться в чем мама родила на глазах у сотен людей? Просто есть какой-то предел, который я никогда переступить не смогу.
А Джули продолжала: «Что такое семь покрывал и что такое вообще этот танец?» Она мне объяснила, как человек, семь лет проживший на Востоке и изучавший его культуру, традиции и восточное восприятие мира, что это семь чакр. Семь уровней человека. Семь цветов радуги. Кто не помнит каждого охотника, желающего знать, где же сидит фазан?.. Чакральная палитра!
И семь покровов девственности, которые Саломея решает с себя сбросить ради исполнения своего каприза. Ради исполнения бешеного, безумного желания заполучить голову Крестителя на серебряном блюде. Поэтому Теймор и сказала: «Мне важно, чтобы в танце были именно эти вот движения и эти покрывала. И чтобы в тот момент, когда слетает последнее, Ирод окончательно понял, что она не остановится ни перед чем. Абсолютно!»
Понял, что если Саломея уже пошла-пустилась во все тяжкие, сбросила с себя все покровы девственности, преобразилась ментально в такую femme fatale, разрушив все мыслимые границы для себя и для других, то выхода уже нет. Поэтому-то он и кричит: «Дайте ей то, что она просит, ведь она настоящая дочь своей матери! Такая же свихнувшаяся баба, не знающая ни запретов, ни вообще слова «нет»!» Короче, подать сюда Ляпкина-Тяпкина, подать сюда голову этого Иоканаана!
И мы решили этот танец через постепенное сбрасывание этих кусков материи. Сначала Джули предлагала мне в финале танца остаться в боди телесного цвета, на котором будут нарисованы все «прелести». Однако потом мы отказались и от этого, потому что не обнажённая в том или ином виде натура тут важна, а сакральный смысл. Глубинное понимание того, что же всё-таки представляет собой эта девочка в начале и как она меняется к финалу.
Вообще и в тот, первый раз, и дальше мне в «Саломее» очень везло на вменяемых режиссёров, которые понимали, что этот «голый пляж» совсем не нужен.
Но бывает, правда, и по-иному. Мне рассказывал в Марселе директор театра, как у них пела одна очень знаменитая ныне певица, которая в своё время певала не только Саломею, но и Брунгильду, Ортруду, Турандот… Ей в то время было уже за пятьдесят, но, когда ставили танец, она заявила: «Я буду раздеваться!»
Её пытались как-то очень мягко переубедить. Намекали, что стать, что называется, уже не та… но всё впустую: «Нет, так должно быть! Будет так, как хочу я!» Короче, в конце танца она сбрасывала с себя всё и в таком виде разговаривала с Иродом. Хотя никаких прямых указаний на степень обнажённости нет ни у Рихарда Штрауса, ни у Оскара Уайльда – тема завуалирована. Но она этого захотела!
Такая же мизансцена была и у другой певицы, которую я слышала и с которой пела в одном спектакле в Детройте – высокой, с великолепной фигурой и огромным актёрским талантом. Чем-то она напоминала мне Джулию Мигенес-Джонсон – помните фильм Франческо Рози «Кармен»? Прекрасные Карменситы…
Никого лучше этих двоих я в роли Кармен не видела. Там налицо была какая-то зверьковая, животная природа,