Какая разница? — расплылась в улыбке девочка. — Папочка, ты же заплатишь нужным людям денюшки? Красные монетки. Все любят красные монетки. И нужные люди снова закроют на всё глаза. А потом сами станут моими игрушками и никто-никто не будет больше угрожать нашему счастью. Папа, почему ты хмуришься? Не хмурься, папа, иначе, никогда не увидишь свою любимую доченьку!
— Ты врёшь! — взревел Горн, в три шага преодолел расстояние между собой и дочерью и схватил её за горло, вздёрнул над землёй, как марионетку. Девочка захрипела, посинела и попыталась выколоть ему глаза. — Почему ты не говоришь, где она? Сколько недель ты кормишь меня пустыми обещаниями? Сколько? И ты не выполнила ни одного! Лучшие наряды, лучшие украшения, да я даже выкупил на целую неделю этот проклятый цирк уродов! И где хоть что-то, что ты мне обещала? Где?!
— Папа, ты позоришь меня перед гостем, — сухо отчитала его девочка и переключилась на меня: — Вы мне немного нравитесь. Самую малость. Так что я дам вам выбор. Кем вы хотите быть? Гусеницей из лохмотьев или колючкой из проволоки? Ой, точно, у меня же все эскизы с собой, — она нагнулась над коробкой, покопалась в ней и вытащила с самого дна тоненькую стопку листов. Протянула мне и предложила: — Выбирайте.
— Мило, — я хмыкнул, забрал листы и откинул их к окну. — А ты меня удивил, Жаба. По закону жанра мразью должен был оказаться господин Краспонча, но ты умудрился спрятать свою мерзость за чужой отвратительной репутацией. Если бы не твоя жадность и зависть, ты бы заставил меня побегать, — я отступил, чтобы выдержать дистанцию и видеть каждое движение девочки. По её лицу пробежала рябь, появились складочки, нос почти упал на правую щёку, но тут же выпрямился и встал на место. Видимо, из-за эмоций Жаба утратил контроль.
— Я больше не попаду в Чёрный Исправительный Замок! — прошипел Жаба, и образ маленькой девочки деформировался ещё сильнее: пропорции тела изменились, кожа покрылась пузырями и бородавками, живот вспучился и продолжал стремительно надуваться. Горн жалобно застонал и попятился в дальний угол, закрыв лицо руками.
— Моя бедная девочка! — глухо зарыдал он и сполз по стене на пол.
Я понимал, почему Жаба выбрал Горна Краспонча: во-первых, купец был самым влиятельным человеком в Изумрудном Озере. Во-вторых, его было легко подмять под себя — даже любопытно, как он вообще выбился в уважаемые купцы, в торговле нужно иметь железные яйца и высокую стрессоустойчивость. А в-третьих, рычаг давления на Горна очень легко найти — его единственная и любимая дочь. А, нет, есть ещё и в-четвёртых — Жаба помешан на внешности, значит, он посчитал малышку достаточно красивой, чтобы забрать её личность.
— Освободи людей, и я отпущу тебя.
— А ты меня заставь, — расхохотался Жаба, превращаясь в бесформенное нечто, и проорал: — Чего валяетесь без дела?! В бой, Пегасьи дети, в бой!
Сначала я не сообразил, кому он приказывает, но в следующую секунду уродливые игрушки зашевелились и целеустремлённо поползли ко мне.
Глава 23
Со всех сторон посыпались страдальческие крики:
— Хватит! Не хочу!
— Прекрати командовать!
— Мразь!
— Пожалуйста, отпусти!
Уродливые игрушки умоляли Жабу о пощаде. В их глазках-бусинках горело неприятие, нежелание подчиняться Жабьему приказу, но их тела словно двигались против их воли — они наползали на меня, кололи ручками-проволоками и впивались в кожу острыми зубками. Их было много, но… Откровенно говоря, они не представляли для меня никакой опасности — уровня развития Скорпиона и Четырнадцатого Созвездия вполне бы хватило, чтобы размазать их тонким слоем по полу комнаты. Однако это были пленники, заложники. Я не мог их убить — а вдруг ещё остаётся шанс вернуть несчастных в собственные тела? Вдруг они ещё фактически живы?!
Поэтому я стряхивал крошечных монстров с себя, отпинывал, откидывал, выбрасывал в другую комнату — пытался расчистить дорогу до Жабы. Но игрушек было действительно много, я не мог и шага ступить без боязни раздавить кого-нибудь. Жаба же воспринял мою вынужденную аккуратность как слабость и вернул облик маленькой девочки, смотрел на нелепое сражение огромными наивными голубыми глазками и тихонько посмеивался. Вскоре он осмелел настолько, что начал швырять в меня подручными предметами — даже бросил настольную лампу. Горн Краспонч не вмешивался в развернувшуюся вакханалию — обессиленно повалился в кресло и наблюдал. Он создавал впечатление абсолютно сломленного человека — судя по всему, та эмоциональная вспышка забрала у него последние силы.
Но то, что я не считал уродливых монстриков серьёзными противниками, чуть не стало моей роковой ошибкой — не стоило забывать про Жабу, у него была спрятана пара козырей в рукаве. Когда я от него отвернулся, потеряв равновесие и пытаясь не наступить на деревянную, грубо выструганную гусеницу, под потолком вспыхнула ярко-красная сфера. Резко зафонило смесью различных магий — кажется, там были намешаны все Созвездия, и приятная магическая вибрация переросла в отвратительную какофонию. Игрушки испуганно отпрянули, попрятались в углах комнаты, в самых тенях, и я осознал, что они были всего лишь отвлекающим манёвром. Жаба с самого начала понимал, что значительно слабее меня, что ему не победить в лобовом столкновении. И сделал всё, чтобы я не заметил появление артефакта.
А когда заметил — было уже поздно. Решающую роль сыграла какая-то доля секунды. Вот артефакта ещё нет, а вот — он сверкает над головой, а я не могу двинуться. На меня словно обрушилась огромная тяжелейшая рыболовная сеть и окутала с головы до пят. В кожу врезались невидимые нити — ни единой вмятины, но я буквально чувствовал, как они погружаются глубже и глубже, прорезают мясо и впиваются в кости. И когда они оплели моё нутро, сжали в кровавую кашу внутренности, по моему телу пробежала волна магии, и я почувствовал, как оно начинает медленно изменяться. Сложно описать этот процесс, облечь его в слова — но благодаря освоенным способностям Скорпиона я мог отследить изменения.
— Мерзкая гадина, — прошипел я, сцепив зубы, чтобы не заорать от боли. Клетки моего организма трансформировались — уменьшались или растягивались, усыхали или раздувались от воды. Живые ткани превращались в металл, дерево и стекло. Я становился предметом, и с каждой секундой моя воля сдавалась под напором артефакта. Мне уже не хотелось жить, я видел в Жабе хозяина и бога.
— Не сопротивляйся, — ехидно пропел Жаба и расхохотался.