рявкнул он. 
И сам метнул дротик с железным утяжелением в хорошо наблюдаемого им сармата. Свет костра сыграл им плохую службу.
 Остальные почти сразу повторили.
 И по новой.
 Только уже громко и быстро. Чего скрываться-то?
 — Кладь! Бей! Кладь! Бей!..
 Беромир не спешил вылезать вперед.
 Зачем?
 Он старался реализовать преимущество своего отряда. Минуты две прошло, не больше. А по десятку дротиков уже ушло, и колчаны опустели.
 И только после этого он скомандовал готовиться к натиску. Но и тут мысля в случае чего пилумами угостить недругов. Их-то его ученики и взяли на изготовку, выходя из леса. А следом и остальные. Но это уже не имело смысла.
 Кто мог из неприятелей — сбежал.
 Как кони, так и люди. Кони-то, как кровь почуяли, первыми и побежали. Так что у костров остались лишь раненые и убитые. Ну и довольно много трофеев…
   Часть 3
 Глава 6
  167, декабрь, 5–6
    — Это тебе, это мне, это опять тебе, это обратно тебе, это все время тебе… — бормотал Беромир, деля добычу. Но в отличие от Попандопуло[1] — что говорил, то и делал. Отчего если и хихикал, припоминая параллели с фильмом «Свадьба в Малиновке», то исключительно мысленно. Внешне же сохранял предельную серьезность…
  После обстрела дротиками стоянки роксоланов последующая атака носила скорее психологическое значение. Ведь ребята, идущие за Беромиром, поддержали его крик:
 — Ура!
 Отчего получилось весьма громко и давяще для тех, кто убегал. Считай — полсотни глоток заорали посреди ночи. Что и не дало роксоланам остановиться, осмотреться и, быть может, даже контратаковать. А определенные шансы у них, без всякого сомнения, имелись. Просто потому, что они являлись опытными воинами, прошедшими какое-то количество кампаний. В отличие от неотесанных новичков, идущих за ведуном, вступавших в полноценный бой впервые. Но… удивишь-победишь, как говаривал Суворов. Вот и вышло, что кто-то из роксоланов погиб сразу.
 Кто смог сбежал.
 Остальные же были допрошены и добиты. Ну или просто убиты сразу, если слишком громко выступали. Пленные в таком деле никому были не нужны. Просто потому, что неясно, как с ними дальше распорядится. Выкуп требовать? Да никто о таком и разговаривать не станет. Скорее отправятся войска порешать вопрос по-свойски, в привычной им манере. Слишком уж слаб тыл у Беромира для таких выкрутасов. Пытаться обменять? На кого? Всех угнанных славян роксоланы сразу же продавали в рабство, чтобы ни дня лишнего не кормить. Вот и получалось — живыми они без надобности.
 А потом начали делить трофеи…
 В ходе которых ведун внимательно поглядывал на своих южных союзников. Следил за их реакцией. Клятва клятвой, а дело делом. Поэтому он и привлек их к нападению на засадный отряд роксоланов. Специально. Иди потом — оправдайся, что это не ты. Ну и в добивании пленных они активно вовлекались. Иными словами — связывал узами крови по полной программе., стараясь сделать так, чтобы им сложнее оказалось сдать назад.
  — А часто вы ходили к нам в набеги? — поинтересовался Беромир, когда вся эта возня завершилась и они расположились на отдых.
 — Как все, — пожал плечами Добрыня.
 — Раз в год? Раз в два года? В три? Сколько?
 — Да так и не припомню. — продолжал уклончиво отвечать один из старших набежников.
 — Вы за кузнецом не приходили по позапрошлому лету?
 — Это к которому? Из Быстрых медведей?
 — Да.
 — Такой он с соломенный головой да серыми глазами?
 — Он самый, — кивнул Беромир, припоминая устный портрет, который ему давали.
 — Нет, не ходили.
 — А откуда ты его знаешь?
 — Видели. То кто-то из Ястребов ходил. Точнее я не ведаю. А его видели, когда роксоланы гнали на торг, через нас. Как узнали, что кузнец — попытались сговориться, но нам они его продавать отказались наотрез. Он же, когда услышал ответ роксоланов, разозлился и решился бежать.
 — Я так понимаю, не убежал?
 — Почему? Убежал. Но недалеко. Сопротивлялся он отчаянно. Они ведь кузнеца того хотели скрутить — раб-то ценный. Но не смогли. Вот и зарубили. И сжигать запретили, приказали бросить в степи на потеху диким зверям.
 — Тоже их жечь не будем. Их хоронить.
 — Так нельзя! — воскликнул кто-то из набежников.
 — Можно! — рявкнул Беромир, сверкнул глазами. — А на каждое их тело я нанесу проклятие. Любого, кого поймаю за угоном на продажу наших людей — страшно карать буду. Живым или мертвым.
 — Нет… нет… — покачал головой Добрыня.
 — Да!
 — Да зачем это делать? Это же степь! Здесь так испокон веков заведено!
 — Будем менять обычаи. С нами так нельзя. Любой роксолан должен понимать, что с ним случится, если попадется… — не сказал, а практически прорычал ведун и начал отдавать распоряжения.
 Его ученики охотно выложили покойников рядком.
 А сам Беромир лично вырезал им на груди здоровенный символ Biohazard, то есть, угрозы биологической угрозы. Грубо, но узнаваемо. Ну и вогнал кол в сердце, словно бы прибивая к земле.
 — Все. Дело сделано. — произнес он, осматривая это кровавое зрелище.
 — И что сей знак означает? — хмуро поинтересовался Добрыня.
 — Что это тело проклято. Если ведун Перуна такой нанесет, а бог посчитает, что за дело, то душу покойного он на семь циклов человеческого облика лишит. Зверем диким станет бегать, рыбой, али червем или еще какой букашкой. А то и вовсе — в Мрачные чертоги бросит, если человек говном жил.
 Все присутствующие промолчали, лишь нервно переглядываясь.
 — Не слишком ли? — наконец спросил Добрыня.
 — Перун сам решит слишком или нет. Душа перед ним лгать и юлить не может. Он спросит, и умерший прямо ответит на любой его вопрос.
 — И все же… нельзя же так. Это слишком сурово.
 — Можно! Роксоланы имеют наглость угонять наших в плен, а потом еще и поступать с ними так, словно они помойные твари, а не люди. Ведь наказал я их не за то, что с нами воюют, а за то, как поступают. Кем бы ты ни оказался — веди себя достойно. А эти уже не первый раз с их слов таким промышляют. Значит, наказаны заслуженно. Ибо сказано: по делам их узнаете их. — выдал Беромир по памяти концепт из Евангелия от Матфея. Как помнил и в том смысле, который ему нравился