К Веронике являлся сам Леонардо Герш и скорбно молчал, стоя у изголовья ее кровати, я же видела во сне одну и ту же картинку, прокручивая ее на все лады (этот эпизод был по настоянию самого Артура заложен в сценарий, песенку же я вытащила из глубин подсознания): главный герой, похожий на кота Базилио, идет нетвердой походкой по узкому проходу дребезжащего вагона электрички и томно наигрывает на скрипочке мелодию из старого мультфильма:
– Наш Бобби с рожденья пай-мальчиком был… Имел Бобби хобби – он деньги копил…
На этом моменте я вскрикивала, просыпалась и шла на кухню: успокаивать нервы, курить и смотреть в окно.
Вдохновленные туманными посулами Артура и заверениями, что Первый канал вот-вот выделит ему деньги за первые четыре серии его детища, мы приступили к работе.
Каждое утро я приезжала к Веронике, она к тому времени успевала уже отвести сына в детский сад, и вся ее однокомнатная квартира была в нашем распоряжении.
Начинали мы с просмотра почты. За ночь Артур успевал разродиться ворохом «гениальных идей» по улучшению своего творения, приданию ему еще большей глубины и возвышенности.
– Ну, что он там еще выдумал? – удрученно вопрошала я.
– Сейчас, – Вероника лихо барабанила по клавиатуре. – Ага. Вот: «Пусть Настя работает стриптизершей, но выделяется из череды коллег».
– Настя – это у нас кто? – томно прикрывала глаза я. – Это любовница отца?
– Нет, любовница – Надя. А Настя – это будущая любовь нашего главного героя. Смотри, что он дальше о ней пишет: «Она выделяется из череды коллег. Она умная и не глупая», – Вероника наставительно подняла палец. – «Умная и не глупая», понимаешь? Может, намекнем ему, что это синонимы?
– Бесполезно, – вздыхала я. – Он не знает, что такое синонимы. Еще обидится!
Через пару часов дело начинало двигаться живее.
– Итак, ваяем сцену объяснения с отцом! – объявляла Вероника. – Значит, я пишу: «Входит отец Влада, он несет в руках картину с обнаженной женщиной».
– Погоди, откуда взялась картина? – восклицала я.
– Это Артур вписал в наш последний вариант, – поясняла Вероника. – Отец, говорит, должен подарить сыну картину, которую написал сам. А на картине пусть будет голая баба. Он это особенно подчеркнул, понимаешь? Ну что еще может подарить отец сыну, которого не видел двадцать лет? Только картину с голой бабой!
– Ну ты и язва! И мы по-прежнему не забываем, что сын – слепой! – подхватывала я. – Да, это тонкий момент. Папаша-то шутник, похоже!
– Ладно, давай работать, – отсмеявшись, изрекала Вероника. – Значит, так, далее: «Здравствуй, сынок! Прости, что не писал тебе».
– А то бы ты непременно прочел, – весело замечала я.
Некоторое время работа двигалась легко и непринужденно, затем мы снова наталкивались на очередное измышление Артура.
– Входит Надя, – диктовала самой себе Вероника. – Тут вот Артур нам пишет, что Надя не любит своего любовника – отца Влада, а просто использует.
– Использует? – возмущалась я. – Как она может его использовать, он ведь у нас продавец в овощной палатке?
– Ну не знаю… может, она капусту бесплатно жрет у него в подсобке, – бодро изрекала Вероника. – Кушать ей очень хочется. Мне, кстати, тоже, так что давай не отвлекаться, будем надеяться, что наш плагиатор при следующей встрече нам заплатит.
В конце концов мы добирались-таки до финальной сцены очередной серии.
«Герои забегают в самолет», – печатала Вероника.
– Откуда взялся самолет? – стонала я. – Случайно стоял в кустах?
– Артур пишет, что в этом нет ничего удивительного, – пожимала плечами Вероника. – Что «Яки» списывали тысячами, и только ленивый, мол, не обзавелся собственным самолетом. Кстати, вот тут он пишет, что у него и самого есть собственный самолет.
– Что-о? – возмущенно вскрикивала я. – У него есть самолет? Собственный? Чего же тогда он нам мозги парит и денег не платит? Да и встречи назначает в каких-то тошниловках? У меня от десерта, которым он нас кормил в последний раз, до сих пор изжога.
– Экономный, наверное, – предполагала Вероника. – Итак, «Влад садится за штурвал и поднимает самолет в воздух». Постой-постой! Но как, как он управляет самолетом?! У него же, я извиняюсь, проблемы со зрением! Небольшие такие проблемы – он абсолютно слепой!
– Может, мы чего-то не поняли? Может, он не совсем слепой, а…
– Наполовину? – едко замечала Вероника.
– Угу. Одноглазый!
– Одноухий, блин! – подводила итог Вероника. – Боже, какой маразм!
В это время обычно начинал названивать Артур: клялся, что звонит с «Мосфильма», что уже беседовал сегодня с предполагаемым продюсером картины, что деньги будут вот-вот…
– Артур, – устало бросала я. – Вы не могли бы немного повнимательнее вносить свои правки в уже написанные нами сцены? В вашем вчерашнем варианте герой говорит девушке: «Я своими глазами видел, как ты целовалась с другим». Понимаете, он ведь у вас м-м… незрячий. Зритель решит, что вы над ним издеваетесь.
– Ну, я подумал, что это прозвучит просто как фигура речи… – мямлил Артур.
– Артур, – выхватывала трубку Вероника. – Вы мне объясните: у нас там героиня крутит роман одновременно с двумя мужчинами, притом обоих зовут Костями. Это зачем? Какой-то новый стилистический прием?
– Именно так, – важно заявлял Артур. – Это должно символизировать, что героиня все время тянется к одинаковому типажу мужчин. Все, в кого она влюбляется, либо полные идиоты, либо Кости.
– А-аа, – тянула Вероника. – Прямо моя жизнь!
Так или иначе, хохоча, ругаясь, плюясь, матерясь и посылая истошные жалобы жестокой судьбе, мы с грехом пополам накропали первые две серии, кое-как обстряпав все неувязки в предлагаемом Артуром сюжете.
Наступил «день Х» – день, когда мы должны были сдать Артуру нашу работу и получить наконец деньги за труд.
На этот раз Артур назначил нам встречу почему-то на Чистопрудном бульваре. В воздухе ощутимо пахло осенью, между деревьями серело влажное небо, начинал накрапывать дождь. Сквозь мокрую пелену голубые и желтые здания в лепнине выглядели размыто, как на полотнах импрессионистов.
Зеркальная поверхность пруда подернулась рябью…
– Чего это нашему мальчику захотелось свежего воздуха? – настороженно спросила Вероника, пока мы шли к назначенному месту встречи.
– Может, забегаловки надоели? Объелся за последние полтора месяца пережаренной картошкой фри? – предположила я. – Или на романтику потянуло. «Золотая осень в Москве», холст, масло.
– Лично я предпочитаю хлеб и масло, – отрезала Вероника. – Ох, не нравится мне это все…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});