— Тим, что же с остальными?
— Не знаю. Снаружи как будто все стихло. Давай, я выгляну.
— Я с тобой.
— Нет уж. Сиди тут, за тюками. И плащом прикройся, лучше с головой.
— Но…
— Живы? — задний полог отдернулся, и в повозку заглянул заметно обеспокоенный Корень. При виде целой и невредимой Эрики тут же посветлел лицом.
— Все кончилось? Вы справились? — айрица обратилась к Корешку без обычной язвительности.
— Ага. Напугалась? — он подал ей руку, помогая выбраться из повозки.
— Это я напугался, — проворчал, вылезая следом.
— Не похоже, — ухмыльнулся друг. — Повозка по-прежнему крытая, разбойники по веткам не развешаны, да и деревья целехоньки.
Эрика слабо улыбнулась, я хотел было ответить, как вдруг придорожные кусты затрещали, и оттуда показался Зор, несший на руках неподвижную Пеночку с залитым кровью лицом. В правой руке — грозящий вот-вот вывалиться молоток, перепачканный красным, с прилипшей прядью волос. Мы с Эрикой двинулись к каменщику (мне отчего-то вспомнился Калган), Корень шагнул следом. Зор поначалу прижал дочь крепче, потом узнал своих и забормотал:
— Я убил его, убил… вот… — попытался приподнять молоток, но тот выскользнул из мокрых от дождя и крови пальцев и упал на землю. — Он мою девочку хотел… Не успел… Но она все равно не отвечает, не шевелится.
— Положи ее на землю, — тихо и спокойно попросила Эрика. — Мы с братом посмотрим.
Зор очень бережно устроил дочку в сырой траве на обочине, сам встал рядом, уронив большие сильные руки. Я опустился на колени, рядом присела сестренка. Платьице на груди у Пеночки разорвано, виднеется совершенно плоская детская грудь с несколькими свежими царапинами. Кровь на лице потихоньку размывает дождь, но где рана, пока не разобрать.
— Надо смыть кровь, — сказала Эрика.
— Вот, — каменщик протянул свою флягу. — Я… молотком, прежде чем он успел к подолу прикоснуться… Только… не дышит ведь она…
Мы с Эрикой не стали проверять дыхание. Оба чувствовали: Пеночка жива, хотя не покидало ощущение, что окровавленное лицо — не самое худшее. Сестренка молча полила из фляги на лоб, осторожно смывая кровь, помогая рукой, препятствуя воде затекать в нос. По мере того, как личико девочки очищалось, дыхание ее отца становилось все более хриплым, пока не сорвалось в глухой всхлип. Стоящий рядом Корень невнятно выругался. Глубокий порез тянулся с левой стороны лба через глаз, щеку и заканчивался рассеченным крылом носа. Веко тоже было повреждено и казалось неестественно плоским. Бедняжка не только изуродована на всю жизнь, но и глаза, похоже, лишилась.
Я моргнул, и только тогда ощутил, насколько сильно сжал кулаки — пальцы разгибались с трудом, едва не сведенные судорогой. Ну, где же ты, ветер? Не дозовешься, как и в повозке. Зель-творящая, может, хоть тимьян позволишь выпустить? Я мог бы исцелить девочку…
— Не получается? — услышал над ухом приглушенный голос Эрики.
— Нет. На сей раз — ничего. Попробуй ты.
— Ладно. Ты подержи меня, а то неровен час, рухну прямо на бедняжку.
— Начинай, — я взял сестренку за плечи.
Рукам сразу передалось напряжение Эрики, и я увидел, как сквозь мокрые, перепачканные кровью волосы Пеночки, разметавшиеся по траве вокруг ее головы, прорастает зимний вереск, веточки тянутся вверх, к ране, смыкая ее края, скрепляя крошечными узкими листочками. В поврежденной глазнице и на рассеченном носу вспыхивают розовые клювики цветов, крошечные светло-зеленые бутоны наклевываются по всей длине пореза, но так и не успевают раскрыться…
У сестренки кончились силы, и без того частично истраченные на удушение разбойника. Я ощутил, как плечи айрицы обмякли, и тут же ее позель растаяла, открывая взору детское личико, пересеченное тонким, но все же отлично заметным ярко-розовым шрамом. Изувеченный нос в полном порядке, да и внезапно распахнувшийся глаз тоже.
— Папа! — выдохнула Пеночка, Зор опустился на землю рядом с дочерью, прижал к себе.
Я помог Эрике встать и отвел в сторону. Корень хлопнул меня по плечу и ушел в голову каравана, откуда уже какое-то время доносился командный голос Кремня.
— Как получилось? — тихо спросила сестренка. Я ответил. — Опять сил не хватило… — голосок айрицы предательски дрожал. — И здесь не Зеленя, некому исправить…
— Не казнись. Ты вернула ей глаз, да и нос тоже. Девчушка еще ребенок, подрастет — и шрам не будет так заметен.
— Много сил ушло на ушиб головы. У нее была рана на затылке. Бедняжка и вправду еле дышала.
— Ну вот видишь. Ты, возможно, ей жизнь спасла.
Эрика после моих слов как будто приободрилась, но стоило ей увидеть обезображенное личико Пеночки, как слезы опять показались на глазах. Мне, признаться, тоже было жаль и малышку, и ее отца. Я отлично чувствовал щедро примешанное к его радости отчаяние: еще бы, они, считай, нищие, дочь и так не красавица, а с таким шрамом девочке в будущем и плохонького мужа не найти.
— Спасибо, госпожа, — Зор поклонился Эрике. — Ты спасла мое единственное дитя. Мне нечем отплатить, но я готов хоть всю жизнь служить…
— Ну что ты, Зор. Не нужно ничего. Прости, что не смогла сделать большего.
— Ты колдунья? — простодушно спросила Пеночка.
— Нет, — Эрика покачала головой. — Я…
— Она учится, — я присел перед малышкой на корточки, она смутилась и крепче сжала на груди разорванное платьишко. — И я тоже. Послушай, не огорчайся, когда в следующий раз взглянешь в зеркало, лады?
— Ну… ладно… — мордашка тут же приняла обеспокоенное выражение.
— Вот и хорошо. Я уже совсем скоро стану настоящим колдуном, и тогда найду тебя и все исправлю. И следа не останется. Веришь?
— Верю, — улыбнулась. — А как же ты меня найдешь? Мы с папой все время ходим с места на место.
— Вот уж об этом не беспокойся, найду. Приходить, куда мне нужно, я и сейчас отлично умею.
— А веснушки убрать сможешь?
— Попробую, — усмехнулся и легонько прихватил ее за нос.
— Тимьян, ты это серьезно? — вполголоса спросил Зор, когда Эрика занялась осмотром пеночкиной головы.
— Серьезнее не бывает, — заверил я. — Коли буду жив, обязательно вас найду.
— Спасибо! Я-то думал, колдуны, они, знаешь…
— Знаю. Я и сам раньше так думал. Ты только не болтай о нас с сестрой, лады?
— Конечно, не стану! Вас мигом свои же к ногтю, ежели узнают, что вы за просто так…
— Ты правда найдешь ее? — спросила Эрика, когда мы остались вдвоем в повозке.
— Ты все еще считаешь, что мне нельзя верить?
— Я никогда так не…
— Не надо, сестренка. Если б ты доверяла мне, то давно помогла б, наплевав на запреты Клевера. Ты отлично умеешь пускать по боку его распоряжения, иначе не сбежала б из Зеленей.