– Я не собираюсь покупать девчонке никаких «безделушек».
– Да я не разрешил бы вам это сделать, – сказал Йен. – Это удовольствие я доставлю себе. Разумеется, после того, как мы поженимся. Нельзя, чтобы ее видели в драгоценностях до свадьбы, хотя она их и заслужила. – Презрение, прозвучавшее в его голосе, не мог не почувствовать даже Ренсдейл. Он отвел глаза и принялся почесывать живот. – Ваше удовольствие, – продолжал Йен, – состоит в том, что вы увидите сестру одетой так, как подобает сестре джентльмена, и сделаете вашу жену счастливой.
Ренсдейл повеселел.
– Вероника становится просто другим человеком, если может надеть новую шляпку и показаться соседям, глупышка. Все они таковы.
В честь этого Йен поднял бокал.
– Да ну же, Эффи. Спартак обязан сделать тебе новый гардероб за все те годы, что ты помогала ему вести бухгалтерские книги по имению и смотрела за его арендаторами.
– Не знаю, Трой. Зачем мне столько новых платьев?
– Чтобы не выглядеть тетехой. Не обижайся. Я считаю тебя самой хорошенькой девушкой на свете.
– Более хорошенькой, чем племянница сквайра? – поддразнила она брата.
Трой вспыхнул, но не позволил себя отвлечь. Он продолжал свои упражнения, говоря при этом:
– Нельзя не сказать, что ты одеваешься не так модно, как другие. Даже я это вижу. Ведь порой сестра лорда Мардена выглядит лучше, чем ты, а она ведь старая и не стоит твоего мизинца.
– Трой! Такие вещи нельзя говорить. Леди Марден не виновата, что у нее оспины.
– Какие оспины?
– Это не важно, дорогой. Но я никогда не гналась за модой и не собираюсь делать этого в будущем.
– Это мы еще посмотрим. Джеффри сказал, что в холле на подносе лежит целая куча приглашений и на них уже стоит твое имя. Ты не можешь ходить на балы в тех же двух платьях, которые носишь дома. Будут говорить, что Ренсдейл – скряга. Так оно и есть, но никто не должен об этом знать. Скажут, что у тебя нет вкуса.
– Хотелось бы так думать.
– И потом, Марден будет сконфужен, если его увидят рядом с тобой, одетой в старые платья. Джеффри говорит, что он привык появляться с блестящими женщинами, одетыми по высшему классу.
– Джеффри слишком много говорит. Не знаю, хочу ли я, чтобы меня считали очередной пассией его сиятельства.
– Ну, это никому не придет в голову, если ты будешь выглядеть старомодной или как девчонка. Скажут, что он просто снисходит до тебя, потому что обязан. Но если ты будешь выглядеть как бриллиант, скажут, что он сражен твоей красотой. А так и будет, я уж знаю.
– Ты что же, решил заняться сватовством, да?
– Конечно, нет. Но что в этом плохого? Марден занимает высокое положение в обществе. Никого лучше ты не найдешь, даже если бы приданое у тебя было в десять раз больше. И мне здесь нравится. Он говорит, что я могу жить здесь. Спартак тоже так говорит. В том случае, разумеется, если ты будешь здесь жить.
Трой был слишком юн, чтобы обсуждать с ним ее сомнения.
– Не отрицаю, что лорд Марден – настоящий джентльмен. И побывать на одном-двух балах, возможно, будет интересно, так что я сошью себе новое платье за счет нашего брата. Я сказала, что помогу ему выбрать ткани и все нужное для Вероники, поэтому все равно пойду в лавку.
– Купи ей уродливую шляпку, хорошо. Ты можешь сказать, что это последний писк лондонской моды, она все равно ничего не поймет.
– Фу, как это зло и недостойно! Что ты скажешь о шляпке коричневато-красного цвета – цвета блошиной спинки – с оранжевыми перьями?
– Замечательно, – сказал Трой, усмехнувшись. – Особенно если добавить к нему несколько птичек на макушку. Ах, Эффи!
Она обернулась, уже стоя в дверях:
– Да, дорогой? Не принести ли тебе чего-нибудь из лавок?
– Нет, у меня есть все необходимое. Но когда будешь заказывать себе новые платья, нельзя ли сделать вот эту часть, которая закрывает тело… вот здесь сверху… ну ты понимаешь?
– Лиф?
– Ну да. Нельзя ли вырезать здесь пониже? Мужчинам нравится смотреть на женскую… ну то есть леди Пейдж наполовину вылезает из своего платья.
– Мы не будем обсуждать леди Пейдж и мои… мои качества. И где ты только набрался всего этого? Если Джеффри забивает тебе голову подобными вещами, мне придется поговорить с этим молодым человеком.
– Нет, Джеффри никогда ничего такого не говорил. Это лорд Марден.
– Граф говорил о моей… – пискнула Афина.
– Да нет же. Стал бы он говорить о таких вещах с братом леди. Неужели ты совсем не разбираешься в джентльменах? Он сказал что-то о леди Пейдж, вот и все, помоги не говорить. Я сам заметил. Вот что я пытаюсь тебе втолковать. Мы, мужчины, замечаем такие вещи.
– «Мы, мужчины» еще не начали бриться, братец, стало быть, думай, что говоришь. Думай о своих упражнениях для укрепления мускулов, а не о пополнении моего гардероба, потому что я скоро намерена танцевать с тобой. А пока леди Марден будет мне советчицей в том, насколько глубокое декольте мне полагается носить.
Матушка графа велела бы сделать вырезы на новых платьях Афины чуть ли не до талии, если бы полагала, что это может поощрить ухаживание ее безмозглого сына. Но нет, это может поощрить других мужчин бросить второй и третий взгляд на эту маленькую красавицу. А это никуда не годится, решила графиня. У ее сына-тугодума хватает забот и без соперников.
Зато она помогла Афине выбрать то, что приличествует молодой леди, не советуя носить ни девственно-белый цвет, который надевают девушки, впервые появляющиеся в свете, ни скромные фасоны, которые должна носить совсем юная барышня. Выбирая ткань для леди Ренсдейл, они увидели бирюзовый шелк такого же цвета, как и глаза у Афины, и муслин с узором из тонких веточек и мелких бирюзовых цветочков. Потом там оказался бледно-розовый атлас, от которого ее кожа казалась фарфоровой, бледно-желтая тафта, которая перекликалась с ее белокурыми локонами, и бархат кораллового цвета, в тон к ее камее. Конечно, ей были нужны туфли и перчатки, нижние юбки и подходящие к платьям мантильи; нужно было изучать модные журналы и бывать на примерках.
Неудивительно, учитывая влияние графини и доходы графа, что портнихи часто приходили в Мэддокс-Хаус, что бы подколоть, приметать и снова подколоть. В противном случае Афина отменила бы половину заказов.
Она перестала чувствовать себя виноватой в том, что тратит на себя столько денег брата, когда увидела, что куплено для гардероба леди Ренсдейл. Все эти вещи скорее всего будут отданы горничным после того, как ее невестка разрешится от бремени. В качестве подачки своей совести Афина купила кусок самого тонкого батиста, чтобы нашить крошечные платьица и шляпки для своего будущего племянника или племянницы, пока она будет сидеть подле Троя, и книг, чтобы читать ему, – разумеется, записав расходы на счет Ренсдейла.