себя хорошо. Меня практически не тошнит...
— К чему ты клонишь? — вздёргивает бровь, не поворачивая на меня головы.
Прикусив губу, прилипаю взглядом к лицу мужчины. К чему я клоню... Как будто он сам не понимает. Я не могу больше сидеть одна в четырёх стенах. Это просто невыносимо! Целыми днями я только и делаю, что гоняю в своей голове назойливые мысли о будущем, которое за последние несколько дней стало ещё более туманным.
На работе я хотя бы могу отвлечься. Там я завалена делами по самое горло и времени на посторонние мысли не остаётся. А вот дома...
По позвоночнику пробегает озноб. Боже, я чувствую себя сейчас какой-то школьницей, которая у строго папы отпрашивается погулять.
— И... я бы хотела... после всех сеансов вернуться обратно на работу, — выпаливаю на выдохе.
— Тебе в начале нужно сходить к репродуктологу на осмотр. Ты на больничном, забыла? — отвечает сухо.
— Я не забыла. Я имею ввиду, если врач меня выпишет...
— Вот если выпишет, тогда и буем говорить. А сейчас я в этом смысла не вижу.
Тяжело выдохнув, откидываюсь на спинку сидения и отворачиваю голову к боковому окну.
Господи, какой же он тяжёлый человек. От перемен в его настроении меня и саму уже штормит.
Сегодня погода в Питере особенно серая и с самого утра меня дико клонит в сон. Особенно сейчас, под мерное укачивание машины и тихую музыку из радио, звучащую лёгким фоном. Глаза так и норовят закрыться.
А, может, это курс иглотерапии так влияет. Там же врач втыкает иголки в какие-то определённые точки, и каждая за что-то отвечает.
Честно признать, я изначально довольно скептически отнеслась. Но уже после первого сеанса моё самочувствие начало постепенно улучшаться. Меня уже два дня не рвало. Осталась лёгкая тошнота, но к ней я уже привыкла и знаю, как можно её побороть. Обычно долька лимона помогает облегчить состояние, или мятные конфеты.
Чувствую, как сидение рядом с моим бедром слегка прогибается. И рецепторов касается лёгкий древесный аромат, от которого моё сердце автоматически начинает стучать чаще и проваливается куда-то под пупок.
Дыхание на шее. Мимолётное, но я успеваю его уловить. От него по горлу и ключицам стелется табун мурашек.
Щелчок.
— Инна, мы приехали, — низкий голос разрывает тёмную пелену.
Я резко распахиваю глаза, и только сейчас до меня доходит, что я уснула прямо в машине. Уснула и даже этого не заметила.
Тру лицо ладонями и рассеянно оглядываюсь по сторонам, потому что после сна мозг работает несколько заторможенно.
Мой ремень безопасности отстёгнут, но это точно сделала не я. Значит, Воронцов его отстегнул. Видимо, отсюда и запах его одеколона, который я даже через сон ощущала. И дыхание на моей коже. Его дыхание...
— Подождите, а... куда вы меня привезли? — запоздало спохватываюсь, вслед за Воронцовым выйдя из машины.
Мы находимся возле какого-то высокого многоэтажного дома. Явно не времён сталинской или брежневской постройки. И это абсолютно точно не мой район.
— Мы не ко мне домой, я так понимаю? — перевожу на Воронцова вопросительный взгляд.
— Правильно понимаешь, Александрова.
Заблокировав двери автомобиля, Воронцов направляется к одному из подъездов высотки, и я следую за ним.
Теперь-то всё в моей голове встало на свои места. Вот почему в течении последних нескольких дней босс молчал и не досаждал мне своим вниманием. Он квартиру подыскивал. И, судя по всему, нашёл.
— Глеб Викторович, вы решили снять мне новое жилье?! — вскидываю голову на шефа, когда вслед за ним захожу в просторный лифт.
— Я решил, что из твоей коморки ты должна переехать. Только не говори, что тебя это удивляет, Инна.
Меня это не удивляет. Более того, это было ожидаемо. Я прекрасно понимала, что остаться в своей квартире, Воронцов мне не даст. Да я и сама от части готова с этим согласиться. В той маленькой однокомнатной квартирке, которую я снимаю нет места для двоих детей.
И всё равно. Всё внутри меня протестует этой диктатуре.
— Глеб Викторович, такие вещи вы не можете решать за меня, не обсудив, — поджав губы, крепче стискиваю в руках свою медицинскую карту. — Я не ваша собственность. То, что я ношу ваших детей не делает меня вашей женой! Я свободный человек. И решение, где и когда снимать квартиру я буду принимать самостоятельно. Я даже имею право вовсе сделать это без вашего участия.
— Не имеешь, — двери лифта открываются и Воронцов решительным шагом выходит в светлый мраморный подъезд.
— Что значит, не имею? — выдыхаю, следуя за Воронцовым.
Я почти не смотрю по сторонам, сосредоточив взгляд на затылке босса. Но краем глаза всё равно улавливаю, что ремонт в этом доме присутствует даже в парадной. Полы и стены выложены красивой мраморной плиткой и сам этаж поделён на отсеки - небольшие дополнительные коридоры всего по три квартиры в каждом.
— Это значит то, что я сказал, Инна.
Мы подходим к одной из дверей. Глеб Викторович достаёт из кармана связку ключей, отпирает замок и подталкивает меня вперёд, первой позволяя войти в квартиру. И уже с порога я понимаю, что это не квартира, которую кто-то хочет сдать.
Она выглядит обжитой. Не дожидаясь приглашения, я прохожу через коридор в широкую гостиную. Нехорошее предчувствие расползается у меня по груди с каждой секундой по мере того, как я оглядываюсь по сторонам.
Лаконичный дизайн, преобладание серо-голубых тонов в интерьере. Всё пространство вокруг меня словно пропитано энергетикой владельца квартиры. Настолько ярко, что, кажется, я даже ощущаю, как искрит воздух.
А когда, подойдя к журнальному столику я натыкаюсь взглядом на знакомый ежедневник, то все сомнения в моей голове разом улетучиваются.
— Глеб Викторович, вы что, привезли меня к себе?
Кладу свою медицинскую карточку рядом с ежедневником и, резко развернувшись, утыкаюсь лбом боссу в грудь.
Я не знала, что он стоит прямо у меня за спиной. Это несколько дезориентирует. От неожиданности меня начинает клонить назад и приходится схватиться за рубашку Воронцова, чтобы не упасть.
Шумно выдохнув от испуга, задираю голову вверх и встречаюсь с чёрным взглядом своего шефа. До меня