— Вы лжете! — вскричала госпожа Деварен, не будучи в состоянии более сдерживаться. — Вы бесстыдно лжете!
Она хотела прибавить: «Это женщина была Жанна!», но остаток благоразумия не дал словам сорваться с губ, и она замолчала.
— Вы забываетесь, милостивая государыня! — сказал он изменившимся голосом.
— Нет, не теперь, а вот целый год, как я забывалась, а забывалась я потому, что была слаба, — сказала резко госпожа Деварен. — Пока Мишелина была между вами и мной, я не смела ни говорить, ни действовать. Но теперь, когда моя дочь почти разорена, и вы еще обманываете ее, я прекращаю всякую осторожность. Впрочем, теперь, чтобы она была на моей стороне, стоит мне произнести одно слово…
— Так что же, произнесите его! Она там, позову ее.
В эту последнюю минуту госпожой Деварен опять овладело сомнение. Что, если Мишелина в своем ослеплении не поверит ей, а найдет правым своего мужа?
Она сделала движение, чтобы остановить Сержа.
— Вас не остановила бы даже боязнь убить ее таким открытием? — спросила она с глубокой скорбью. — Что же вы за человек, если у вас так мало сердца и совести?
Панин принялся хохотать.
— Вы видите, чего стоят ваши угрозы, — сказал он, — и как я отношусь к ним. Оставьте их и на будущее время. Вы спрашиваете меня, что я за человек. Я вам скажу сейчас. Я человек с малым терпением, не позволяющий, чтобы стесняли мою свободу, а желающий остаться хозяином у себя в доме. Запомните это, если вам угодно, и действуйте сообразно с этим.
Госпожа Деварен вскочила при этих словах. Ее гнев, утихнувший ради боязни за свою дочь, теперь еще с большею силой овладел ею.
— А, так вот как! — вскричала она. — Вы желаете полной свободы. Понимаю! Вы прекрасно воспользуетесь ею! Вы не допускаете замечаний? В самом деле, это всего удобнее! Вы хотите быть господином у себя в доме. У себя!.. Но действительно-то что вы такое здесь? Немного более слуги! Муж на моем жаловании!
Серж с пылающими глазами сделал ужасное движение. Он хотел говорить, но его дрожащие губы не могли произнести ни одного звука. Жестом он показал госпоже Деварен на дверь. Последняя посмотрела решительно на князя и с энергией, которую ничего не могло поколебать отныне, сказала:
— Вы оказали мне неуважение! Теперь вы будете иметь дело со мной! Будьте здоровы!
Выйдя настолько спокойно, насколько вошла раздраженной, она направилась в контору.
В кабинете Марешаля сидел Кейроль, разговаривая с секретарем хозяйки. Он рассказывал о своих тревогах, причиняемых безрассудством Герцога. Марешаль не поощрял его доверия к Герцогу. Его мнение насчет нравственного облика финансиста изменилось. Довольно сильная симпатия к дочери не могла уравновесить дурного впечатления, производимого на него ее отцом. Поэтому Марешаль настойчиво убеждал Кейроля порвать тесные деловые сношения с такой особой, при условиях взаимных обязательств и ответственности. Впрочем, Кейроль был прочно втянут в дело «Европейского Кредита». Общественное учреждение это должно было еще оставаться в его банкирском доме в течение трех месяцев. Вклады документов производились в его кассе. Но как только новое большое предприятие, задуманное Герцогом, будет пущено в ход, финансист должен был устроиться в особом огромном доме, спешно строившемся в квартале Оперы. С этих пор Герцог мог исполнять все свои фантазии, какие бы ни пришли ему в голову, Кейроль останется в стороне.
Вошла госпожа Деварен. С первого взгляда мужчины увидели на ее лице следы сильного душевного волнения. Они встали и ждали молча. Когда хозяйка была в дурном расположении духа, все старались ей угодить. Таков был обычай. Она кивнула Кейролю и принялась ходить по кабинету, углубленная в свои мысли. Затем, вдруг остановившись, она сказала:
— Марешаль, вы приготовите мне счет князя Панина.
Видя, что секретарь удивлен и хорошенько не понял, она прибавила:
— Ну, что же такое? Князь берет в кассе вперед, а вы приготовите мне счет забранной суммы, вот и все! Я хочу в точности знать его Денежные отношения ко мне.
Оба мужчины, сильно удивленные, что хозяйка говорит о своем зяте, как о каком-нибудь клиенте, посмотрели друг на друга.
— А вы, Кейроль, давали денег моему зятю? — спросила госпожа Деварен.
Видя, что банкир смутился и молчал, поглядывая на секретаря, она сказала:
— Может быть, вас стесняет присутствие Марешаля? Говорите при нем, я сто раз говорила вам, что он знает мои дела так же хорошо, как я сама.
— Это верно, я дал князю некоторую сумму, — ответил Кейроль.
— Сколько? — сурово спросила госпожа Деварен.
— Не помню хорошо точной цифры. Я был счастлив чем-нибудь услужить вашему зятю.
— Вы неправы и поступили дурно, не уведомив меня об этом, Вот поэтому-то его сумасбродства поощрялись угодливыми друзьями. Во всяком случае, прошу вас совершенно прекратить это.
Кейроль сделал при этом очень недовольную мину. Он положил руку в карман и, согнувшись, сказал:
— Но ведь, понимаете, очень щекотливо согласиться на вашу просьбу. Вы поссорите меня с князем!
— Так вы предпочитаете поссориться со мной? — спросила прямо хозяйка.
— Нет, черт возьми! — живо возразил банкир. — Я говорю только, в какое затруднительное положение вы ставите меня! Именно сегодня вечером я обещал Сержу вручить значительную сумму…
— Ну, так что же! Вы ему ничего не дадите.
— Но такого поступка он никогда мне не простит.
Госпожа Деварен положила руку на плечо банкира и серьезно посмотрела на него.
— Вы не простили бы мне никогда, если бы я позволила вам оказать ему эту услугу.
Смутное беспокойство овладело сердцем Кейроля. Ему казалось, что какая-то тень пробежала перед его глазами. Обращаясь к хозяйке, он спросил смущенным голосом:
— Почему же это?
— Потому что он плохо заплатил бы вам за это, — ответила госпожа Деварен.