Прихватив рюкзак для того, чтобы наполнить его свежими запасами, я пошла вниз, торжественно обещая себе по дороге, что однажды я перестану бояться того, кем являюсь. Что однажды я стану цельной, перестану бесконечно сомневаться и начну бесстрашно принимать решения.
Однажды, как в тот день, когда я впервые повстречала Иерихона Бэрронса в этом самом магазине и отказалась назвать ему свою фамилию, я снова стану «просто Мак». Никаких больше безбилетных пассажиров, никаких испорченных волос и никаких копий мертвой сестры.
* * *
В семь вечера того же дня, сложив энную коробку с мусором у задней двери возле шаткой груды с поломанной мебелью, я потянулась за мобильным, чтобы сбросить Бэрронсу сообщение о том, что мне минут через двадцать понадобится Охотник, чтобы не опоздать на нашу встречу.
Ресурсы Бэрронса были на удивление безграничными, и я не сомневалась, что он мог бы заставить какого-то фейри помочь мне с восстановлением магазина, но я не искала магических решений. Было что-то успокаивающее в том, чтобы самостоятельно привести КиСБ в порядок. Никакой магии. Никаких торгов и угроз. Лишь старая добрая трудотерапия. Кроме того, я выяснила, что кайфовать от Темной плоти мне ещё по меньшей мере сутки, а за это время, благодаря дополнительной силе и энергии, я могу управиться со множеством дел.
Как бы там ни было, но оглянувшись сквозь дверной проем на торговую часть магазина, я поняла, что когда дело дойдет до полов и мебели, то мне определенно понадобится помощь. Продолжая мечтать, я думала о том, что придется поторговаться с местными плотниками, если, конечно, кто-то из них пережил падение стен и последующее обледенение; научиться использовать шлифовальную машинку и морилку и сделать так, чтобы всё вокруг снова засверкало. Меня привлекала идея о реставрации книжных шкафов. Это приносящее удовлетворение задание можно осуществить без всяких волшебных примочек.
К этому времени в переулке позади КиСБ собралась невероятная куча мусора, и я вовсе не была против, чтобы Бэрронс каким-то чудесным образом избавился от всей этой рухляди. Ведь службы вывоза мусора у нас нет.
Я открыла заднюю дверь, чтобы сбросить последнюю коробку с хламом на груду мусора и застыла. День был неестественно тихим, благодаря воронкообразному торнадо, охватывающему приблизительно восемь кварталов вокруг КиСБ. В эпицентр проникала лишь малая толика звуков.
И все же я слышала приближение чего-то странного: жужжащего и бряцающего, громоздкого и массивного, оно надвигалось слева, из глубин соседней Темной Зоны.
Я прикрыла дверь, оставив крошечную щель. А не могли ли мы запереть в нашем воронкообразном торнадо какого-нибудь отвратительного Темного? Даже вооруженная до зубов, я не спешила бросаться в сгущающийся сумрак Дублина, ведь он мог нокаутировать жестко и быстро, а я вовсе не жаждала встретиться лицом к лицу с тем, что там находилось, предпочитая впустить его на свою территорию, темноту которой рассекали лучи прожекторов, расположенных на крыше КиСБ. Прежде, чем действовать, необходимо правильно оценить ситуацию.
Прошло совсем немного времени, и что-то, громыхая, появилось в поле зрения.
Прищурив глаза, я пыталась понять, что же стоит передо мной в неясном свете.
Неуклюже передвигающаяся куча мусора?
Я бросила взгляд на свою недавно созданную груду. Не похоже, чтобы из нее могло что-то вырасти.
Я снова перевела взгляд на странную штуковину.
Пока она ехала на меня, то невероятно шумела, гремела и вибрировала. Штуковина состояла из разных шестеренок, колес и серых шлангов, блестящих стальных обвязок и лопастей. И кое-чего еще — штук, покрытых скользкой слизью и весьма смахивающих на кишки, висящие снаружи. Они обматывали и пронизывали всю штуковину. И при этом никакого ярко выраженного лица. Ни рта, ни глаз. Высотой в пять-шесть метров, казалось, что она состояла из беспорядочно расположенных хрящей, внутренностей и всякого хлама.
С оглушительным дребезжанием зубцов шестеренок и колес, штуковина, накренившись, с грохотом поехала в мою сторону.
Я застыла, когда она проехала метрах в пяти от меня. Я не отступила, не закрыла дверь. Я просто застыла. И это не был сознательный выбор. Мое тело попросту перестало повиноваться всем командам, которые посылал мозг. Однажды со мной случалось подобное, когда я испытала первобытный, притупляющий все чувства ужас, съежившись перед животной формой Синсар Дабх и испытывая самый мучительный вид боли: боль, которую по моим представлениям, невозможно было вынести и остаться в живых. Похожий ужас вызвало у меня всего лишь присутствие этой груды мусора, и я как олень, ослепленный светом фар, не способна была ни сопротивляться, ни бежать.
Беги, прячься, достань копье. Но я не могла сделать ничего из вышеперечисленного. Находясь в цепких лапах паники, я молилась, чтобы ходячая груда мусора и внутренностей ни в коем случае не заметила меня, и даже не понимала причины данного желания.
Но я знала, что никогда в жизни не захочу попасть в поле зрения этой штуковины.
Пока штуковина, дребезжа как древний плохо сколоченный механизм, проезжала мимо моей собственной груды мусора, которую я собрала нынче вечером, я стояла, не дыша, не уверенная даже, что смогу когда-нибудь задышать снова, если она вдруг решит остаться где-то поблизости.
Я понятия не имела, была ли эта штуковина живой или же кем-то созданной, разумной или запрограммированной. Но если у нее и есть какое-то предназначение, я и знать об этом не хочу.
Я тихо вздохнула, наконец, вернув себе контроль над дыханием.
И все равно я неподвижно стояла в дверном проеме, пытаясь избавиться от парализующего тело ужаса, пока штуковина не исчезла, и не прибыл мой Охотник.
Часть III
Я вздрагиваю. То, что мне нужно увидеть, прямо передо мной. Уверена в этом. Просто нужно смотреть взглядом человека, не подверженного внутренним противоречиям. Мне необходимы мой ум и глаза Риодана. Фокусируясь на внутренней стороне век, я принимаю их безликость, обволакиваю себя ею словно в кокон, в котором я смогу начать процесс самоочищения, абстрагировавшись от мира, в котором существую и частью реальности которого являюсь, мира, на который смотрю сквозь призму собственных мыслей и чувств. Я снимаю с себя все, что знаю о себе, и окунаюсь в тихую пещеру в своей голове, где нет ничего материального. Где нет боли.
— Из дневников Дэни «Мега» О'Мэлли
Уверена, какой бы фигней не страдал Риодан, он никогда не забудет обо мне. Он для этого слишком дотошен. Есть свои плюсы и у тех, кто помешан на деталях, по крайней мере, если смотреть с моей колокольни. Особенно, когда я одна из этих деталей.