– Ничего страшного, – отозвался Рассел, но на лице его читалось совсем другое. – Дай угадаю. Баскетбол.
Задумавшись, Софи потеряла нить разговора.
– Что? А, да. Кажется.
Рассел слегка кашлянул. Софи вздрогнула и подняла взгляд, рассчитывая увидеть в его глазах злость или насмешку. Но все оказалось куда хуже. Рассел был, словно рождественская елка, на которой разом погасли все гирлянды. Софи стала в один ряд с другими тупыми комментаторами. Она разочаровала его. Ей хотелось объяснить, почему она так решила. Рассказать ему, что ее лучшая подруга – чернокожая, и о детстве в Бруклине, и обо всех своих «городских» приключениях. Но не стала. Ведь он, в общем-то, тоже ее разочаровал.
Неловкое молчание затягивалось, но тут подошла Лорейн с подносом, полным еды. Пирог с сыром. Пирог la mode. Хашбрауны с яблочным соусом. Вот только вместо сметаны официантка подала творог. «Кто бы сомневался», – подумала Софи.
Еда просто стояла на столе между ней и Расселом, постепенно остывая. Софи вдруг ощутила острый приступ одиночества, отверженности и тоски по дому. Пожалуй, этот мысленный вопль «что же ты наделала, Софи Рот?» был самым горьким из всех, звучавших до сих пор.
Она приехала сюда, чтобы получить знания, но почему-то чувствовала, что глупеет с каждой минутой. И эта неловкая ситуация – яркий тому пример. И дело не в том, что Софи не привыкла общаться с богатыми людьми. Правда, росла она в неприглядном, дешевом квартале: еще до ее рождения мама сняла там квартиру по программе ограничения арендной платы[32]. Но со временем район преобразился. Когда Софи исполнилось десять лет, одна семейная пара выкупила особняк по соседству. Эти люди полностью переделали дом по своему вкусу и переехали туда вместе с дочкой, ровесницей Софи. Девочки быстро подружились, и потом на протяжении многих лет Ава постоянно предлагала заплатить за двоих – в кино, в ресторанах, в поездках за город. Поначалу эти «дружеские дотации», как их называла Ава, даже радовали Софи. Но со временем они стали тяготить ее, остро напоминая об их неравенстве, о том, чего она лишена. Софи начала отказываться от «дотаций». Чем больше Ава настаивала, тем больше Софи обижалась. Наконец, в десятом классе они разругались в пух и прах. «Я тебе не оборванка какая-нибудь!» – закричала тогда Софи, и «дотации» прекратились. А вскоре умерла и дружба. Софи было совестно, но она не знала, как все исправить.
Вот и сейчас совершенно неясно, как все исправить. Но остывающая еда с немым укором смотрела из тарелок, намекая, что пора действовать. Рассел уже спас первую половину вечера. Он не только рассмешил Софи и помог ей улизнуть от оргии свитеров, но еще и дал возможность хоть немного побыть собой. А ведь она даже не догадывалась, как ей этого не хватало. Странное дело: вроде в последнее время Софи успела соскучиться по множеству людей и вещей. А больше всего, оказывается, – по самой себе.
Глубоко вздохнув, она прервала молчание.
– Я подумала, что ты – такой же, как я. Вот что я хотела сказать.
Рассел снова посмотрел на Софи – уже прогресс, но на его лице читалось недоумение. Он явно не понимал, к чему она клонит.
И тогда Софи сказала ему то, чего не говорила здесь больше никому, хотя прекрасно знала, что стыдиться нечего. Наоборот, гордиться надо.
– Я учусь на бесплатном. Я думала… Надеялась, что если и ты тоже, то у нас может быть что-то общее.
Снова воцарилось молчание. Софи не знала, поможет ли ее признание спасти вечер, но чувствовала, что сделала все правильно. И вдруг Рассел произнес:
– А кто сказал, что нет?
С этими словами он подтолкнул к ней пирог с сыром. «Это вызов или оливковая ветвь – знак примирения?» – подумала Софи, беря вилку. Сыр вздулся одним большим пузырем; пирог выглядел совершенно неаппетитно. И все же она отломила небольшой кусочек и отправила в рот.
Господи. Боже. Мой.
Резкий вкус чеддера добавил корочке пикантности и оттенил сладость яблок. А потом она почувствовала удивительное сочетание: рассыпчатость, вязкость, сочность. И все это окутано теплом.
Софи отломила еще кусочек, побольше. Рассел с интересом наблюдал за ней. Когда третий кусок отправился в рот, он ехидно улыбнулся.
– Что? – спросила Софи.
– Похоже, я только что выиграл пари.
Они умяли пирог и почти все хашбрауны, которые, как оказалось, не так уж плохо сочетаются с творогом. Вскоре на тарелках кое-где остались только печальные островки мороженого. Когда принесли счет, Софи потянулась за сумочкой, но Рассел покачал головой.
– Я собирался заплатить за двоих, еще когда думал, что ты богата. А теперь вдруг каждый сам за себя? Попахивает снисходительностью.
Софи рассмеялась.
– Погоди, ты что, правда думал, что я богата?
Рассел сделал вид, что смутился.
– Получается, ничья? – спросила Софи.
– Я не веду счет, – отозвался Рассел. – Но так определенно интересней.
Он положил пару двадцаток на стол.
– Спасибо, – сказала Софи. – За все. Особенно за латке. Скорее всего, больше я их в этом году не поем.
– Почему?
– Сегодня – последняя ночь Хануки. Лавочка закрывается.
– Ты не собираешься домой на праздники?
– Только на Рождество и Новый год, но не на Хануку. Не в этот раз.
– И почему же?
Софи помолчала, думая, как бы лучше на это ответить.
– Двести шестьдесят семь долларов, – наконец сказала она. – Ровно настолько будут дешевле билеты на следующей неделе.
Софи даже поссорилась из-за этого с матерью, а это случалось нечасто. Вообще-то Софи привыкла экономить. Так уж повелось в их семье: дань необходимости, ведь жили они лишь на скудные мамины доходы. А если излишки и появлялись, их откладывали Софи на учебу. Но прошлой зимой, когда она уже заполняла формы на поступление, у бабушки случился инсульт. Ее рассудок помутился. Ни Софи, ни ее мама не нашли в себе сил отдать Любу в государственный дом престарелых (порядки там слишком напоминали советские). И когда пять месяцев спустя бабушка умерла, от сбережений не осталось и следа. Нью-Йоркский университет, куда Софи мечтала поступить, согласился ее принять и покрыть часть расходов на обучение. Но даже оставшаяся сумма была для их семьи неподъемной. Так что щедрое предложение местного университета подоспело очень кстати.
Мама не смогла пригласить Софи домой на День благодарения, и вот теперь поездку снова пришлось отложить. Это были первые праздники без Любы. «Может, билеты – только повод? – размышляла Софи. – И мама просто не хочет ничего отмечать в этом году? Да и я, пожалуй, тоже».