Читать интересную книгу Обитаемый остров Земля - Андрей Скляров

Несмотря на то, что над восстановлением эволюционного древа человека масса ученых трудится уже полторы сотни лет, далеко не все в нем ясно и гладко. Дело даже не в том, что картина постоянно меняется в связи с новыми находками. И даже не в том, что далеко не все находки принимаются в расчет академической наукой — то, что явно не вписывается в сложившуюся картину, нередко просто объявляется подделкой или откровенно замалчивается (к этому мы вернемся несколько позже). Главная проблема заключается в том, что помимо сходства человека с остальным животным миром имеет место и целый ряд весьма серьезных отличий. В том числе и отличий от его ближайших современных «родичей» — обезьян. Причем отличий, которые не только трудно объяснимы ходом эволюции, но иногда и прямо противоречат ее законам.

Возьмем, например, особенности волосяного покрова. Если бы человек был просто «голой обезьяной», то не было бы вопросов. Ну, исчезла шерсть в ходе эволюции за ненадобностью — ничего удивительного. Однако при отсутствии серьезного волосяного покрова практически по всему телу человек обладает волосами на голове, которые растут просто-таки с невероятной скоростью. Всего за несколько лет легко отрастает «грива» в метр длиной. А современные «рекордсмены» отращивают волосы длиной более полутора десятков метров.

Вот и представьте себе примитивного предка человека, который уже в детском возрасте получает такой «подарок природы». Этот «подарок» ему не только охотиться, но и просто ходить мешает неимоверно. Тут не то, что по зарослям или кустарнику, но и по открытой саванне не больно-то побегаешь.

Более того. Еще задолго до достижения волосами такой длины, что на них человек начнет наступать ногами, они отрастут настолько, что постоянно будут спадать на глаза и закрывать нормальный обзор.

С точки зрения законов эволюции, такой примитивный гоминид должен был бы вымереть в кратчайшие сроки. А он почему-то этого не сделал.

Ладно, допустим, ногти тоже быстро растут. Но ногти хоть могут стачиваться при тех или иных видах деятельности. А волосы?!. Они сами собой не укорачиваются. Без ножниц или хотя бы острого ножа никак не обойтись. Однако инструменты, годные для такой процедуры как стрижка, появились по историческим меркам совсем недавно. Можно, конечно, было придумать какие-нибудь подвязочки, с помощью которых фиксировать копну волос на голове, но подвязочки тоже надо было из чего-то изготавливать…

Так что если считать появление быстрорастущих волос некоей естественной мутацией, то и датировать ее надо никак не ранее времени появления навыков создания специальных подвязок или инструментов типа ножниц. А это представляется весьма и весьма сомнительным, поскольку совершенно не стыкуется по временным масштабам.

Любопытная деталь: практически на всех реконструкциях древних гоминидов (вплоть до неандертальца) можно увидеть лишь шерсть, не только на теле, но и на голове. И никак не длинные волосы. Спрашивается, почему?.. Насколько мне известно, не было найдено никаких останков этих древних гоминидов, которые бы указывали на наличие у них на голове длинных волос. И это при том, что волосы довольно долго сохраняются от разложения…

Рис. 156. Мумии с длинными волосами в захоронениях культуры Наска (Перу)

Другая проблемная для эволюционной теории особенность человека относится к так называемой деликатной сфере — сфере, касающейся вопросов размножения и продолжения рода. Тут мы имеем целый букет очень серьезных отличий от ближайших современных «сородичей» — высших приматов (то есть обезьян, если использовать общедоступный разговорный язык).

Часто среди проблем эволюционной теории в этой сфере называют странности сочетания одновременного перехода наших далеких предков к прямохождению и увеличения размеров черепа (и соответственно, головного мозга).

Действительно, переход к прямохождению неизбежно сопровождается такими изменениями в строении таза, которые ведут к уменьшению размеров родовых путей (у женской особи, конечно). А это, с точки зрения эволюции, должно приводить и к уменьшению размеров черепа новорожденных, а не к его увеличению. Однако именно данное «противоречие» лично мне представляется не столь уж и значимым.

Во-первых, непосредственно во время родов включается определенный «компенсаторный» механизм — кости таза матери обладают возможностью раздвигаться, увеличивая при этом размер прохода для новорожденного. Насколько сильно отличается работа этого «компенсаторного» механизма у людей от работы аналогичного механизма у высших приматов — сказать трудно. Мне не доводилось встречать информации по исследованию данного вопроса. Поэтому не исключен вариант, что у человека «компенсаторный» механизм работает существенно эффективней, чем у приматов.

А во-вторых, сам тезис об увеличении размеров черепной коробки — а тем более об относительном, по сравнению с размерами всего организма, увеличении — представляется достаточно спорным. Прежде всего потому, что все эволюционное древо — особенно в самой древней его части — выстроено на самом деле буквально на единичных находках. При этом часть ископаемых останков, которая имеет аномально большие размеры, заведомо исключается из современного научного анализа (см. далее).

Гораздо более важной «аномалией», на мой взгляд, является комплекс отличий, связанных не с моментом рождения, а с моментом зачатия. Прежде всего: способность людей к практически круглогодичному оплодотворению. И более того, способность к половым контактам даже в те дни, когда оплодотворения заведомо не происходит и происходить не может. Ничего похожего у приматов нет. Попытки же некоторых исследователей объяснить этот факт с позиций эволюционной теории весьма неуклюжи.

«Самка Homo, рассуждали упомянутые авторы, всегда готова к совокуплению, в отличие от обезьян с их периодами течки. Дескать, это было своего рода формой адаптации, чтобы самец, успешно завершив охоту, вспомнил ожидающую «дома» приманку, без которой он бросил бы и детеныша и мать на произвол судьбы. Таким образом, причиной того, что самец тащил добычу на стоянку, а не съедал свои антрекоты в лесу, был секс» (Ян Линдбланд, «Человек — ты, я и первозданный»).

Подобному объяснению прямо противоречит, например, тот факт, что после родов подавляющее количество женщин проходят период абсолютного равнодушия к сексу. Хотя, казалось бы, все должно быть наоборот: в это время и мать, и дитя нуждаются в усиленном питании, а следовательно и в том, чтобы самец именно в этот период приносил «антрекоты» домой, а не к другой самке. Да и среди животных весьма немало примеров, когда самец после появления потомства продолжает заботиться о нем и о самке, не вступая с ней ни в какие половые контакты. И вообще подавляющее большинство животных видов вполне обходится без круглогодичного секса и вымирать из-за этого не собирается.

Так что очевидно, что приведенная выше версия никуда не годится…

Можно было бы списать это отличие человека на очередную «причуду природы» (тем более, что у некоторых животных, хотя и вовсе не близких наших родственников, оно тоже есть), если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что имеет место своеобразная «инверсия» — женщина способна к оплодотворению в тот период, который находится на противоположной стороне цикла от так называемых «критических дней» (или менструации, если использовать медицинский термин); в то время как у всех высших млекопитающих оплодотворение происходит тогда (и только тогда!), когда наступает именно «период течки»!.. Подобная инверсия уже не вписывается ни в какие эволюционные рамки.

Однако и «самцы» не избежали перемен. Например, для человекообразных обезьян характерна некоторая стандартизация длины полового члена: у гориллы она составляет 3 сантиметра, у орангутанга — 4, у шимпанзе достигает 7–8 сантиметров). Некоторые различия есть, но они незначительны. А у человека встречаются экземпляры как совсем «шимпанзоидной» длины, так и вчетверо больше. Но главное: у приматов даже столь короткий член в эрегированном состоянии поддерживается специальной пенисной костью, которая у человека отсутствует. Почему столь «выгодный» элемент исчез в ходе эволюции?.. Никакой логики в этом нет.

Более того. Отсутствие этого элемента в мужском организме компенсировано наличием у человека принципиального иного механизма эрекции, для чего в ходе эволюции требуются серьезные изменения уже даже на морфологическом уровне (то есть на уровне строения внутренних органов и тканей — появление пещеристого тела и т. д. и т. п.)…

Естественно, физиологические особенности не могли не отразиться и на поведенческом уровне. Например, люди способны совокупляться не только круглый год, но и в чрезвычайно разнообразных позициях. И это нельзя списать на «тягу к экспериментам» в сексуальной сфере — само строение половых органов у приматов не позволяет им подобных вольностей. Даже так называемая «миссионерская позиция» (лицом к лицу) для приматов просто физически исключена. А уж если вспомнить про «Камасутру», то и говорить вообще не приходится…