Фауста в черных очках я старалась не думать.
Среди ночи я внезапно проснулась от чувства, словно меня что-то зовет. Голос звучал во мне, я слышала его всем телом. Мне срочно нужно было туда, на то самое место… Желание оказаться там, на пустыре, было слишком сильно. Ничего, кроме этого желания, я не замечала, не понимала, не чувствовала. Я знала только одно: прямо сейчас мне нужно было туда. Меня звали. Мне хотелось оказаться там любой ценой. Сейчас.
Дальше в памяти сохранились лишь отдельные картинки, словно осколки витража: помню, что еду в такси на переднем сиденье; помню, что смотрю перед собой на дорогу, на мелькающие за окном окрестности. Помню, как внезапно в лобовом стекле вспыхнули фары встречного автомобиля, ослепив меня… Тут же меня скрутила неведомая сила, и я почувствовала, что теряю волю. Мне нужна была помощь, но помощи ждать было неоткуда. Воли, чтобы противостоять неведомой силе, тоже не осталось. Разума не осталось. Ничего не осталось. Меня охватили тоска и страх. И только мой слабый голос едва различимо пробивался сквозь леденящий страх: «Помоги мне, Фауст. Помоги мне… Мне плохо… Фауст, помоги… Фауст…»
Но скоро голос, зовущий меня, поглотил, задушил мои слабые попытки сопротивляться – больше я ничего не хотела. Только скорее оказаться там, где меня ждали…
Дальше – провал. Вот я уже не в такси, я видела то место. Я шла туда… Взгляд отмечал тонкие красно-белые полоски, огораживающие кусок земли… Но мне было все равно. Что-то звало меня… И я шла на зов. Я всей душой тянулась туда. Я почти была там…
И вдруг я ощутила всей кожей, как оно приближается ко мне. Я не видела, что это, но явственно чувствовала нарастающий порыв ледяного ветра. Нечто приближалось медленно и неотвратимо. Однако страха не было. Голос, зовущий меня, заглушал все мои чувства. И хотелось только одного: чтобы все поскорее закончилось. То, что призывало меня к себе, было уже совсем рядом.
«Скорее… Скорее… Возьми меня… Я открываю себя, вот моя шея… Я жду тебя…»
Оно приближалось, огромное и сильное, чтобы забрать меня…
Меня ослепила яркая, как взрыв, вспышка. Обжигающая боль пробила шею. На глаза упала тьма. В ушах паровозным гудком взорвался вой… И так же внезапно пропал. Исчез, как будто его и не было…
Очнувшись, я поняла, что лежу на спине, надо мной склонился Фауст. В его черных очках я видела свое отражение. В основании шеи ощущалась дикая боль, кожа горела, как от ожога.
Я притронулась к шее: пальцы ощутили словно обожженную поверхность. Крови не было, и шея осталась цела. Только очень болела.
– След останется, – сказал Фауст.
Наконец-то я смогла отчетливо увидеть место, в котором находилась. Да, та самая площадка. Не приди мне на помощь Фауст, Копылов бегал бы утром вокруг моего тела, а коллега-эксперт писал бы заключение.
Я чувствовала, что плечи мои покоятся на руке Фауста. Хорошо и надежно было лежать так… Если бы еще какое-то время я могла делать вид, что не пришла в себя…
Фауст улыбнулся. Вернее, я угадала, что он улыбнулся: чуть-чуть изогнул уголки губ.
Я медленно поднялась с его руки и заставила себя встать.
– Что случилось?
– Вы явились на зов, эксперт Чернова, – ответил Фауст.
– Я… Я не знаю… Но я не понимаю, как здесь оказалась.
– Вы приехали на такси, причем в одной пижаме.
Это была чистая правда: я была в пижаме. И только сейчас начала ощущать, как меня пробирает озноб. Ночь все-таки была прохладная.
– Кто меня?.. – Я не смогла сразу произнести это вслух. – Кто меня звал?
– Вы называли это «нечто», – ответил Фауст. – Но важнее другое: почему именно вас позвали, эксперт Чернова? Вы ничего от меня не скрыли?
– Мне нечего скрывать, – сказала я.
– Верю. Вы были правы: Лариса Толокина зарабатывала эскорт-услугами.
– Кто такая Толокина?
– Сегодняшняя жертва. От соседей ничего не утаишь.
– Значит, ее тоже… позвали?
– Вам было страшно?
Я поняла, о чем он спрашивал.
Нет, это не был страх. Это была странная смесь желания и покорности. Так я и ответила. Кажется, Фауста мое откровение не сильно удивило.
– Что было этим… нечто? – спросила я, набравшись сил.
– До конца операции вам лучше не знать.
Хорошо, пусть так. Фауст может иметь секреты, все-таки он спас мне жизнь.
– Как же вы справились с этим… самым?..
Фауст показал мне какой-то предмет, блеснувший в свете фонаря. Я не сразу поняла, что это монета.
– Похоже на обычный рубль, – произнесла я.
– Не обычный. Серебряный. Старинный. Царской чеканки.
– Слишком мал, чтобы быть оружием.
– Смотря для кого. Если вовремя прижать к телу, будет отличная защита. Один недостаток: сильно раскаляется.
– Почему? – задала я самый идиотский из возможных вопросов.
– То, что звало вас, сильно обожглось. Слышали вой, эксперт Чернова?
– Чистый бред! – сказала я, снова прикасаясь к шее. – Я ничего не помню. Может, у меня аллергия на шоколад? Нельзя есть столько сладкого.
Вот только ожог на шее ощущался вполне реально и горел по-настоящему.
– Главное, вы живы.
– Что мне теперь делать?
Фауст протянул рубль:
– Сегодня попросите ваших баллистиков отлить пулю 45-го калибра. Скоро пригодится.
Рубль был тяжелый. Приятно холодил ладонь. Захотелось приложить его к ране.
– Отвезете меня домой? – спросила я, ощущая себя маленькой беззащитной девочкой. В одном я не сомневалась: после такого, что со мной произошло, меня не испугает живой убийца. А мертвых я никогда не боялась. Я их вскрываю.
– У меня есть дела, – ответил Фауст.
Мне так хотелось, чтобы он поехал со мной, хотя бы до подъезда. Пусть это покажется слабостью или глупостью. После всего пережитого мне был нужен кто-то, кто точно знал: я не сошла с ума. И одной оставаться до конца ночи не очень хотелось. Если опять…
Он поймал частника, что-то сказал и открыл передо мной заднюю дверь. До сих пор не могу понять, как ему удается этот фокус.
– Вам ничто не угрожает, – сказал он.
– А если?..
– Если – будет завтра.
Машина тронулась. Я смотрела на пролетающие огни ночного города. И старалась не думать о том, что произошло. Я крепко сжимала серебряный рубль. Казалось, что рана от этого болит меньше.
Настало утро. Я пыталась заняться делами в лаборатории, но не могла написать ни слова. Все чудилось, что слышу зов опять. Мне потребовалась вся уверенность ученого, чтобы убедить себя: это только галлюцинация после пережитого шока. Логика помогала не слишком. Я не могла ни с кем разговаривать, не слышала и не понимала, о чем меня спрашивают. Позвонил Копылов,