Ленсман хитро и оценивающе посмотрел на молодых амазонок перед собой.
— Может быть, вместе? — попытался он.
— Нет, ну, знаете! — воскликнула Лисен. Он перевел взгляд на ее сестру.
— Остается сказать, что господа Линд оказались достаточно дальновидны, чтобы спросить, кто привез директору банка эту бумагу. Это был не Нильссон, он никогда не мог бы получить согласие банка. И это был не Адриан и не госпожа Брандт. Оба они если и не совсем невиновны, то во всяком случае, в этой печальной истории скорее в стороне. Нет, это была сестра Адриана Брандта, сказал директор банка господам Линд. Она не назвала себя, но директор все равно ее узнал. И пока мы сидели здесь, я мог заметить, что фрекен Лисен не единственная из вас двоих, кого интересует Коль Симон. Так что эта агрессивность по отношению к Анне-Марии…
— Нет уж, довольно! — вскричала Керстин и вскочила. — Ни секунды здесь не останусь!
Но далеко уйти ей не удалось. У двери ее остановил охранник.
Когда она поняла, что игра проиграна, то повела себя так, как и ведут себя обычно большинство преступников:
— Не думайте, что я делала это в одиночку! Лисен помогла мне спрятать Нильссона. Она видела это, видела!
— Уже потом, — крикнула Лисен. — Я была глубоко шокирована тем, что ты сделала.
— Ах, вот как, всего лишь, — фыркнула Керстин. — А мама! Вы упрекали меня в том, что я вела себя так неуклюже и впутала Нильссона. Но мне пришлось это сделать, кто бы еще смог заставить эту дуру подписать?
— Но я не имела ни малейшего представления о том, что ты убила! — запротестовала мать.
— Нет-нет! Но вы так же, как и мы — все остальные, поспешили бросить их на произвол судьбы в шахте.
Ленсман стоял, довольно улыбаясь, и не мешал им продолжать.
— И ты тоже, Адриан, — агрессивно сказала Керстин. — Ты в шахте вел себя наиболее рьяно.
— Нет же, я действительно считал, что они погибли.
— Да ладно, не прикидывайся, — перебила Лисен — Ты и сам так же виноват. А если бы ты не была так жутко неуклюжа, Керстин, и не дала бы этой дуре уйти, этого бы не случилось!
— Правда? Не случилось? А этот колдун здесь? Это ужасное существо, которое вынюхивает трупы! Нет, все было против нас, и ты об этом знаешь! Это несправедливо!
В припадке внезапной ярости Лисен повернулась в Анне-Марии.
— Не сиди здесь и не веди себя, как ханжа! Не думаешь ли ты, что Коля интересует что-нибудь, кроме твоих денег?
— Только они, — сказала Керстин. — И не воображай себе, что это не так!
— Да уж, ты родился в рубашке, — кисло заметил Адриан Колю. — Из тюрьмы в высшее общество. Поздравляю!
— Спасибо, довольно, — прервал его ленсман, опасавшийся, что Коль Симон может дать выход своему нешведскому темпераменту. Здесь это произойти не должно. — Игра окончена!
Хейке встал.
— Да. Меня ждут несколько больных малышей. Мне кажется, это важнее того, что здесь происходит.
И ленсман был с ним согласен.
Они пошли вниз, к поселку шахтеров — все четверо. Анна-Мария чувствовала себя, как в тумане, это относилось и к ее телу, и к душе. Как будто она уже дошла до какого-то предела и отказывалась принимать что-то большее. Коль видел, насколько она измучена, он взял ее за руку, и она шла, отчаянно вцепившись в него, боясь, что, если она выпустит его руку, то что-то произойдет.
— Ничего себе Рождество здесь у вас, в Иттерхедене, — пробормотал Хейке.
— Да, — сказала Винга. — Люди без будущего.
— Это мое дело — позаботиться об их будущем, — сказал Коль.
Анна-Мария взглянула на него и поняла, что он действительно так думает.
— Да уж, потому что никто другой на себя это не возьмет, — сказал Хейке, кивком показав на дом за ними.
Анна-Мария сглотнула слюну.
— Больно сознавать, что Керстин — подруга моей тети.
— Твоя тетя Биргитта вряд ли об этом знает, — успокоила ее Винга.
— Но ведь это она помогла мне найти работу.
— Она была бы потрясена, если бы узнала, что из этого вышло.
— Наверное, все дети теперь разъедутся?
— С этим ничего не поделаешь, — ответил Коль. — Здесь больше не нужна учительница. Анна-Мария вздохнула.
— Тогда мне придется вернуться в свою усадьбу в Шенэсе. А я не имею ни малейшего представления о сельском хозяйстве!
— Может быть, тебе помогут? — спросила Винга, бросив взгляд украдкой.
— Я тоже не особенно разбираюсь в этом, — сказал Коль. — Но я могу научиться. А если ты хочешь работать с детьми, Анна-Мария, то там, поблизости, наверное, тоже есть школа?
— Или у вас появятся собственные малыши, — оживленно заметила Винга.
Коль почувствовал, что ладонь Анны-Марии дернулась, но она не отняла ее.
— Иногда ты, Винга, даже более прямодушная, чем это полезно для душевного равновесия, — пробормотала она.
Когда они спустились к домам, Винга остановилась.
— Я не хочу сказать, что призываю вас заняться этим немедленно, но еще когда мы были наверху у этого кошмарного семейства, Анна-Мария, я видела, что у тебя лицо белое, как мел. И сейчас я пойду с тобой к Кларе и скажу ей, что ты на грани срыва, и это не ложь, и что ты не можешь оставаться в эту ночь одна. Я скажу, что ты будешь ночевать у нас, а вот это ложь, потому что там нет места. Коль, она может провести эту ночь у тебя, ведь мы никому не обязаны сообщать об этом?
— Нет ничего, чего я желал бы сильнее, — сказал Коль. — Я и сам об этом думал, но не отважился предложить. Но будет ли ей там спокойно…
— А где ей будет спокойнее?
— Я хотел сказать… я так люблю Анну-Марию — очень люблю, и я… она нужна мне. Очень-очень. Я не знаю… смогу ли я… когда она будет так близко от меня…
— Послушай, Коль, — сказала Винга и положила ладонь ему на руку. — Анна-Мария очень одинока, а сейчас она к тому же еще и растеряна, сбита с толку, она плачет и боится. То, что ей надо сейчас, это чувствовать, что рядом с ней есть человек, который заботится о ней. Тот, с кем она сама хотела бы быть. Так что совершенно несущественно, чем обернется эта близость. Чем ближе, тем лучше, хотела бы я сказать.
Лицо Коля было совершенно неподвижно, но в глазах его промелькнула искра понимания того, о чем говорила проницательная Винга.
Он повернулся к Анне-Марии.
— Ты хочешь? Я имею в виду, остаться у меня сегодня ночью?
Она дрожала, как и вообще в последние часы. Ей казалось, что вся кровь ушла из ее тела уже давно.
— Винга права, — сказала она. — Я уже не могу больше. Разреши мне побыть у тебя, меня это очень успокоит.
— Ну, ладно, — сухо сказала Винга. — Я уже не так уверена в этом покое. В этом мужчине много скрытого и нерастраченного жара, Анна-Мария. Тебя ждет много радости. Хейке улыбнулся.
— Пусть моя жена не шокирует тебя, Коль. Она не поддается воспитанию, и из нее никогда не выйдет салонная дамочка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});