Я поняла, что всегда буду скорбеть о нем, и где-то в душе навсегда останется вина за то, что я осталась жива, а он нет. Так обстоят дела, и с этим мне предстоит жить.
Настал четверг, и меня не оставляет волнение перед выступлением. В этот раз у меня три сольных песни, а Колтон впервые споет свое новое сочинение. Мы справились с каверами «Мамфорда и сыновей», «Гражданских войн», Рози Голан и других. Я спела «Пусть это буду я» Рэя Ламонтаня и мои каверы песен Эллы и Билли, ставшие уже любимыми у публики за те несколько недель, что я выступаю с Колтоном.
А затем, сразу после перерыва, Колтон кашлянул в микрофон, подстраивая гитару. Это его способ привлечь внимание зала.
— О’кей, значит, у меня новая песня, — сказал он. — Оригинальное сочинение Кольта. Все хотят послушать?
Я заорала в микрофон «Да!» и зааплодировала вместе со всем баром. Колтон улыбнулся — он знал, как я хочу ее услышать. С самого предрассветного джем-сейшена на крыше я осаждала его просьбами сыграть хоть разок.
— Тогда я, так и быть, спою. — Он глубоко вздохнул и шумно выдохнул. — Значит, называется она «Растворяясь в тебе», и эта песня о Нелл. Что-то вроде любовной баллады, но никому не говорите, а то прощай моя репутация подлой скотины. — Все засмеялись. Послышались одобрительные крики.
Медиатором и пальцами Колтон выдал виртуозную аранжировку. Мелодия стала более сложной, но я узнала основную тему, слышанную на крыше. Затем он запел, не сводя с меня взгляда, и я поняла, что поет он для меня одной. Мы выступали в баре перед сотней слушателей, но вдруг словно оказались наедине.
Кажется, всю свою жизньЯ падал,Обманывал надежды,Бил,Едва держал голову над водой.А потом однаждыУвидел тебя,Стоящую за раскидистым деревом,Отказывающуюся плакать.Но даже тогда я виделТяжесть боли, таящейся в твоих глазах.И тогда пожелал,Там, под этим деревом,Забрать твою боль.Но у меня не было слов исцелить тебя.Я не знал слов, чтобы исцелить себя.И тогда вмешалась судьба,Задумав свести нас,Несмотря на годы между нами,Несмотря на боль в твоих глазах,Несмотря на призраков, преследующих нас,Как туманные силуэты неприкаянных душ.Я все еще пытаюсь найти слова, чтобы исцелить тебя,Забрать твою боль и сделать ее своей,Чтобы твои прекрасные глаза могли улыбаться,Чтобы в душу тебе сошел покой.И тогда вмешалась судьба,Задумав свести нас.Я не могу устоять перед соблазном твоих глаз,Перед искушением твоей красоты,Перед твоим сладкозвучным голосом морской сирены,Шепчущим мое имяВ тихой спальне,В темноте под моим одеялом.Я не в силах противиться тебе, детка,Потому что я растворяюсь,Растворяюсь в тебе.
Когда он допел, я была в слезах, но это были слезы радости. Я сидела такая счастливая-сопливая. Забыв, что мы на сцене, я вскочила с табурета, бросилась между широко расставленных ног Колтона и страстно поцеловала его через гитару. Он придержал меня за затылок и целовал, пока зрители не начали одобрительно вопить и улюлюкать, возвращая нас к реальности.
— Я так понял, что тебе понравилось? — спросил Колтон шепотом.
Я кивнула, стараясь вернуть себе спокойствие, чтобы как-то закончить выступление.
Мы стоим на крыльце моего дома, я обнимаю Колтона за шею. Я на второй ступеньке, он на земле, наши глаза сейчас вровень. Я покусываю его за ухо, а он убеждает меня пойти в его мастерскую, а не ночевать здесь.
— Колтон, это же моя квартира, я за нее плачу, и немало, надо же хоть иногда ею пользоваться. Ты же можешь зайти ко мне!
— У меня с утра работа. Парни придут к семи заканчивать ХЕМИ, который мы восстанавливаем.
— А у меня занятия в восемь. Просто встанем пораньше, и все. — Я нахмурилась, чувствуя, что он избегает какой-то неприятной темы, но не хочет признаваться. — В чем проблема-то, Колтон? Почему бы тебе не остаться у меня?
Он пожал плечами, но поднял глаза.
— Да так, старые привычки. Я долго был бездомным, и теперь мне трудно заснуть где-нибудь, кроме своей постели. Не знаю, как это объяснить, просто я люблю свой дом. Не то чтобы мне не нравится твоя квартира, но я предпочитаю свою.
— Ну, попытайся, ради меня! Я хочу, чтобы ты спал в моей постели. — До этого мгновения я не сознавала, что почти все время мы проводили либо у Колтона, либо в городе.
— Ах, ты хочешь заманить меня к себе в постель? — двусмысленно улыбнулся он.
Я обняла его сильнее.
— Да. Во всех смыслах.
— В таком случае есть смысл попробовать. Ради тебя. — Руки скользнули по моим ягодицам, и Колтон прижал меня к себе, приподняв за задницу.
Я куснула его в шею и прошептала на ухо:
— Ты не пожалеешь, обещаю.
— Знаю. Время, проведенное с тобой, окупает все. Даже если мы просто ляжем спать.
Я отперла дверь и повела его по лестнице, поднимаясь спиной вперед.
— Мы займемся кое-чем более интересным.
— Да-а? Например? — Голос Колтона низок, напряжен и полон обещаний.
— Ну, в этом будет участвовать мой рот и некоторые части твоего тела.
— Я за, двумя руками.
— Мог бы лучше быть двумя руками во мне.
Губы Колтона не улыбаются, но в глазах пляшет смешинка.
— И не только руками. Пожалуй, я согну тебя на диване и возьму сзади.
— Правда? — спрашиваю я.
— О да.
Мы у дверей. Я поворачиваю ключ в замке и увлекаю Колтона в темную квартиру. Мне некогда возиться со светом. Он запирает дверь и стаскивает с меня футболку, срывает джинсы и трусики, сам мгновенно оказывается обнаженным, и его прекрасный, мягкий, требовательный рот пожирает мой.
Его руки повсюду — на моей груди, в волосах, гладят меня внизу, ласкают ягодицы, проводят по щеке и откидывают волосы ото рта. Я резко вздыхаю, когда пальцы Колтона проникают к моему сокровенному месту и начинают обводить клитор, и едва замечаю, как он надрывает пакетик с презервативом и надевает кондом одной рукой, выплевывая кусок упаковки на пол.