и молча пошел к двери. Я не хотела о чем-либо еще с ним говорить, так как это все равно бы перешло в скандал или непонимание. Вряд ли он вообще когда-то пытался понять меня. Ведь, как говорит Кирилл, я никогда не пойму его. Значит, и он, в свою очередь, меня.
***
— Тебе уже намного лучше, голова не болит? — Алексей Александрович пришел ко мне с каким-то предложением, но пока что только спрашивал, что у меня до сих пор болит.
— Вроде нет, — неуверенно ответила я.
— Тогда уже сегодня ты сможешь попробовать встать наконец с этой больничной койки, — радостно проговорил он.
— Но до этого же вы что-то говорили…
— Не на своих конечно, а на костылях. Ты когда-нибудь на них ходила?
Я покачала головой.
— Как раз сегодня, значит, будем учиться! — Алексей Александрович добродушно улыбнулся. — Если честно, я уже давно хочу поставить тебя на ноги во всех смыслах, но что-то постоянно идет не так. Ах, да, еще хотел тебе задать такой вопрос, — он поднял покрывало и указал мне на круглый шрам на бедре. — Что это за шрам?
— Это…
— Я все думал, отчего он, но так и не понял, — он поправил свои очки, укрыв мои ноги.
— Я просто один раз… налетела на… на палку во дворе, — придумывала я на ходу. — Тогда еще локоть ободрала и коленки.
— А, тогда понятно, — сказал Алексей Александрович, но я видела, что он мне не поверил. — Через три часа приедет твоя мама, к тому времени ты уже сможешь научиться ходить с помощью костылей. Попробуешь?
Я неуверенно кивнула.
— Тогда сейчас я принесу подходящие тебе по росту.
***
— Я боюсь! — сказала я, когда Алексей Александрович посадил меня на подоконник, так как так было легче сразу встать на ноги. — А вдруг я упаду?!
— Я поймаю тебя, — успокаивал меня он. — Тебе нужно просто упереться вот сюда ладонями, а вот эти пойдут под подмышки.
Я боялась сделать маленький шаг навстречу нормальной или более менее нормальной ходьбе.
— Хорошо, — сказала я, — я попробую.
После этого я аккуратно оттолкнулась от подоконника, но моя рука соскользнула, и я не смогла удержаться. Но Алексей Александрович поймал меня и устало вздохнул.
— Можно я попробую еще раз? — я держалась за его плечи, так как иначе бы просто упала на пол. Он еще раз посадил меня на подоконник и сказал:
— Если у тебя не получается, мы можем поучиться позже. Через несколько дней.
Я почувствовала нотки его парфюма на своей футболке, когда почесала затылок. Что-то с бельгомотом.
— Нет! — сказала я. — У меня получится!
Потом я попыталась следить за своими руками и правильно распределять вес, и получилось.
— П-получилось! — я улыбнулась.
Теперь оставалось только научиться ходить, как бы странно это не звучало.
— Получилось, — выдохнул Алексей Александрович, наконец отпустив меня. — Попробуй опереться на левую ногу, держа на весу правую, и перестать с помощью рук костыли вперед.
Я нахмурилась. Сделай маленький шаг, но за ним обязательно нужно будет преодолеть и большой.
— Если не получится, я поддержу тебя, — успокоил меня Алексей Александрович.
***
Через двадцать минут я уже неуверенно, но двигалась на костылях. Такое странное ощущение — ходить после двухнедельного лежания. Алексей Александрович уверил меня, что после того как мне снимут гипс, я буду некоторое время хромать, но это пройдет. Честно, мне хотелось хоть как-нибудь уже ходить самой.
— Алексей Александрович, у меня уже хорошо получается! — воскликнула я, ходя кругами по палате.
— Ты очень быстро учишься, — улыбнулся он, посмотрев на меня. Врач лежал на моей койке, подложив руки под голову, и наблюдал за тем, как я достигала успехов.
Самое главное было в том, что если кому-нибудь (Кириллу или Стасу) все-таки удастся прийти ко мне, то я смогу не оказываться к ним спиной, сидя в кресле-коталке, а смело смотреть в глаза, стоя на земле. Только вот если придется бежать, боюсь, это будет затруднительно.
— Я понимаю, но если они не… — я услышала голос мамы, входящей в палату, и повернулась. Как только увидела меня, ее глаза округлились, а рука с телефоном опустилась. — Тамарочка.
— Мам, я могу теперь ходить на трех ногах, — улыбнулась я.
— Ты научилась сама?
— Нет, Алексей Александрович помог мне, — сказала я, показав в сторону в своей койки. Но врач уже стоял рядом со мной, положив руку на плечо. Мама недоверчиво посмотрела на него, но смогла улыбнуться и ответить:
— Хорошо, что у тебя такой хороший и внимательный врач.
— На самом деле, Тамара большинство смогла сделать без моей помощи, — Алексей Александрович улыбнулся маме в ответ. Я заметила между ними явную неприязнь, но не стала ничего говорить.
— Томочка, может, тогда прогуляемся? — предложила мама, и я согласилась.
— Только не ходи слишком много, иначе нагрузка будет на плечах большая, — предупредил Алексей Александрович, когда мы с мамой вышли из палаты.
Мама шла впереди и молчала, но когда мы зашли в лифт, внезапно спросила:
— К тебе приходил кто-то?
— Да, — сказала я, так как мама, вероятно, заметила орхидею, стоящую на тумбочке.
— И кто же это был?
— Тебе обязательно это знать? — съязвила я. Меня стали настораживать эти вопросы.
— Да, Тамара, мне обязательно нужно это знать! — мама повернулась ко мне, нахмурив свои темные брови. Сегодня она выглядела, как и всегда, идеально. Уложенные темно-каштановые волосы, выглаженная блуза бежевого цвета и черная юбка-карандаш.
— Кирилл приходил, — рыкнула я.
— Слава богу, он хоть сможет тебя защитить. То, что случилось, явственно, прекратилось благодаря ему.
Отчасти, да, отчасти, нет. Я еще до конца не уверена в том, что Кирилл никак не связан со Стасом. Ведь если они как-то взаимодействуют или ведут одну игру, то мне стоит бояться их еще сильнее.
— Что ты имеешь под «случилось»? — нахмурилась я, глядя в ее сторону. Мама пожала плечами.
— Ну как, ты ведь хоть стала говорить со мной. Когда случилась авария, Кирилл приходил к тебе, и когда тебе стало хуже, он не отходил от тебя.
Я уж думала, что мама скажет, что то, что случилось два года назад, как-то связано с Кириллом. Точнее, он тогда не относился к этому.
— Кстати, как ваши отношения с ним? — спросила она, добродушно мне улыбаясь.
— К-какие отношения? — переспросила я.
— Ну так вы же с ним были вместе вроде, — дверь лифта открылась, мама прошла вперед, но я так и осталась стоять.
— Мам, — начала я, — вообще-то он порвал со мной уже давно. Мы не вместе уже два года.
— Как же? — она с непониманием взглянула на меня. — Разве вы уже не встречаетесь?