Однако время шло. План Игната выполнялся с точностью до секунды.
— Можешь сесть нормально, — произнес мужчина, не поворачивая головы. Он уверенно вел машину, увозя меня все дальше и дальше от поместья. Больше не проронил ни слова на протяжении десятичасового пути.
Несколько раз останавливался на заправках. Приносил мне еду. Воду. Перекусывал сам. И все это молча, показывая лишь знаками что необходимо делать. Будто мы глухонемые или актеры театра абсурда.
В туалет позволял ходить лишь на остановках, где не было камер видеонаблюдения. В остальных случаях молча качал головой не разрешая высовываться.
Я вела себя мышкой-норушкой. Когда разрешалось выходила из машины, а в основном сидела и не высовывалась.
Отмотав порядком верст мы остановились в небольшом городишке.
— Тут наши дороги расходятся. В конце улицы есть небольшая гостиница. Можешь снять номер и нормально поспать. Либо же сесть в любой проходящий автобус или поезд и поехать куда глаза глядят, — сообщил мне Игнат. — Здесь проходят десятки маршрутов.
— Спасибо за лестное предложение…, - я скривилась, думая как бы до ночи устроиться на работу. Да так, чтобы взяли. Ни денег, ни документов у меня не было.
Игнат словно услышал мои мысли. Выложил на сидение сверток.
— Здесь все что тебе понадобится для нормального проживания. Куда ты уехала никто не знает.
— Ага, — хмыкнула, до конца не веря мужчине.
— Даже Андрей. Он потребовал меня поклясться ничего ему не говорить. Так что будь уверена. Твоя тайна останется только твоей.
— Да ладно, — махнула рукой, думая, что меня разыгрывают.
— Зря ты так. И с Андреем зря. Он же тебя …, - мужчина не договорил, махнул рукой. — Впрочем, не мое это дело. Ну все. Бывай, Марина.
— Ты меня прогоняешь? — удивилась.
— Мне еще назад пилить. А это тьма сколько километров.
Я вылезла из машины. Сверток Игнат мне насильно сунул в руки. Я его забыла бы, сбитая с толку.
— Ну, пока, Марина, — махнул на прощание Игнат рукой. Спустя несколько мгновений машина скрылась за поворотом, не забыв помигать мне сигнальными огнями.
В растерянности посмотрела по сторонам. Ожидая, что вот-вот из кустов выпрыгнет кто-то знакомый и проорет «сюрприз».
Но из кустов никто не выпрыгнул ни через минуту. Ни через две. Даже спустя десять минут ничего не изменилось. Разве что на меня стали заглядываться редкие прохожие.
Я побрела в сторону гостиницы. Думала, что облегчаю своим преследователям жизнь. Зря думала. За мной никто не следил.
В мотеле меня разместили даже не спрашивая документов. Показали старенький, но чистенький номер, озвучили цену за сутки. Женщина неопределенного возраста еще сообщила, где я могу купить перекусить и место где стоит общий чайник.
В номере я все еще никак не могла прийти в себя. Не верила, что все это происходит со мной. Что все случившееся правда.
Из любопытства заглянула в сверток. Там лежали документы, деньги в рублях и в долларах, несколько кредитных карт. Сколько на них денег я не знала. Да и не собиралась узнавать. А вот за наличку была благодарна. Вряд ли в глубинке в каждом ларьке есть терминалы оплаты.
Переночевала в указанной гостинице. А затем уехала из города, несколько раз меняя место проживания, петляла словно заяц. Все боялась, что за мной следят.
Как оказалось, никому я не интересна. Ко мне никто не подошел с требованием вернуться в столицу ни на следующий день, ни спустя несколько недель, когда осела в одном маленьком городишке.
Глава 89
Берг
— Почему ты ее отпустил? Ты же ее любишь, — Игнат потягивал виски, то и дело поглядывая через напиток на свет.
— С чего ты так решил? — не хотелось говорить на болезненную тему.
— Думаешь, у меня глаз нет. Я же вижу, что ты страдаешь. Осунулся. Замкнулся. Все время торчишь на работе. Не огрызаешься на мои слова.
— Не хочу, — откинул голову на высокий подголовник. В любимом кресле не ощущалось уюта. Чего-то не хватало. А точнее кого-то. У меня на коленях не было Марины. А хотелось бы чувствовать ее тело. Вдыхать ее запах. Слушать ее биение сердца. Ласкать упругую грудь. Дарить поцелуи, принимать ответные. Много чего хотелось, но не моглось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Влюбленные себя так не ведут, — продолжал жужжать друг.
— Откуда ты знаешь как они должны себя вести? Разве ты когда-нибудь любил?
Игнат дернулся. Но тут же собрался. Видимо, моего вопроса не ожидал. Я заинтересованно посмотрел на друга.
— Ты что-то от меня скрываешь? — спросил его заинтересованно.
— Ничего из того, чего тебе следовало бы знать, — рыкнул он.
Ого. Не только у меня сердце не на месте. Игната тоже зацепило. И, судя по всему, не слабо. Но он еще держится. Храбрится.
Ничего. Наступит время, выложит все как миленький. Следует присмотреться что происходит вокруг друга.
— Туше, — поднял руки. — Ни ты, ни я не хотим ковыряться в своих душевных ранах.
— У меня нет никакой раны.
— Расскажешь об этом своей бабушке.
— У меня нет никакой бабушки. Я сирота, — зло зыркнул на меня Игнат.
— Но была. Тебя же не в капусте нашли.
— Под дверью роддома, — ответил он.
— Даже если так, то ты вырос хорошим человеком, — решил, что стоит закругляться. Разговор по поводу детства Игната являлось больной темой. Да и кому бы понравилось вспоминать о годах, проведенных в доме малютки, а затем в интернате для детей-сирот.
— А твой сын вырастет без отца. И не потому что его у него нет, а всего лишь из-за глупого донкихотства и обыкновенной твердолобости, — мстительно произнес Игнат, с вызовом глядя на меня. Следил, задел или нет?
Задел. Еще как задел. Прошелся по самому больному. Не один раз цепляя за живое. Другому на его месте уже давно врезал бы. Правда болезненна. До одури.
От замечания друга в жилах моментом вскипела кровь.
Именно на это надеялся Игнат. Только я давно уже не мальчишка, которого легко подловить на слабо.
В последний момент сумел сдержаться. Не позволил гневу прорваться наружу.
— Считаешь, что вправе судить меня?
— Полагаю, что имею право предостеречь от ошибки, — пустой бокал звякнул о стекло стола. Игнат скосил глаза на звук.
Я задумался, глядя глубоко в себя. Вспоминая свое прошлое, размышляя о будущем.
Своего отца я не знал. Долго о нем не знал. До самой маминой смерти. Всегда думал, что он капитан дальнего плавания. Или летчик-испытатель. В крайнем случае геолог. Погиб при исполнении задания. А потому не приезжает к нам. У меня сложилось такое ощущение, исходя из маминых слов, когда однажды спросил о нем. Она расплакалась, стоило услышать вопрос. Ответила что-то невнятное. Я и домыслил себе все остальное.
А спустя некоторое время в нашем доме появился Поклонский. Поджарый, все время озирающийся мужчина. Которого мне велели называть по имени отчеству. Он долго меня не замечал, а если я попадался на его пути, то прогонял. Мог и затрещину дать и в зубы сунуть. Для него, после зоны, это было в порядке вещей. Однажды он поколотил мать. Я тогда впервые полез в драку на взрослого. За что получил по первое число. Очутился в больнице. Так случалось несколько раз. Пока я не поумнел и не научился уворачиваться. Просил маму уехать вместе, только разве спрячешься от того, кто держал за тестикулы весь криминальный мир города и снабжающего зону деньгами. Как стало мне позже понятно Поклонский был главным казначеем и держал общак.
Уроки Поклонского, его философию и приемы я усвоил еще в глубокой юности. Перенял и усовершенствовал. Втайне надеялся отомстить за все содеянное. Мечтал, что наступит тот день, когда мы с мамой сможем от него сбежать. Однако высший разум распорядился иначе, наслав на маму смертельную болезнь. Ее не стало всего за несколько недель. Она устала бороться, уйдя за грань. А Поклонский остался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})