Читать интересную книгу Сюрприз в рыжем портфеле (сборник) - Борис Егоров

После окончания лекций Аня выходила из подъезда и шла всегда направо, к троллейбусной остановке, а Виктор — налево, к метро. Но вот маршрут его изменился. Виктор тоже стал ходить направо. По этому поводу некоторые шутили: Соседкин переселился в другой район. Другие уточняли: не он переселился, душа его изменила место жительства.

Последнее, впрочем, и так было заметно. С некоторых пор при разговорах с Аней Соседкин стал вдруг заикаться и нежно краснеть. Робость у него появилась.

Видимо, наступил критический период, когда надо переходить в новое качество. Преодолеть какую-то грань. А ведь сразу этого не сделаешь. Решиться надо.

И вот видим мы: идёт но улице своей танцующей походкой Аня, как всегда, кокетливо размахивает портфельчиком. А сзади, шагах в пятнадцати, — Виктор. В среднем каждый день сближал их на один шаг, потому что недели через две Виктор шёл уже рядом.

У троллейбусной остановки он сказал:

— Вам на десятый? И мне тоже…

Ловко подсадив Аню на ступеньку, он отправился с нею на другой конец города — провожать. А потом, только часа через два, вернулся к себе в общежитие.

Друзья не могли скрыть своего любопытства:

— Где ты пропадал?

— В библиотеке сидел, — неуверенно ответил Виктор. Почувствовав, что ему не очень верят, он для убедительности уточнил: — Транскрибирование повторял…

Влюбился он горячо.

Виктор хорошо, не побоюсь даже сказать — отлично, рисовал карандашом. Товарищи не раз говорили, что зря не поступил он в художественный институт. В этом была своя доля правды, тем более что у нас, на филологическом, Соседкин ходил далеко не в пятёрочниках.

Но рисованием он занимался не так уж много. С альбомом в руках мы стали его видеть только в последнее время. Как-то заходим мы в нашу комнату. Виктор сидит один и самозабвенно трудится. Потом его позвали к телефону. Он выбежал, а альбом спрятать забыл. Мы заглянули в его работу и в чётких, уверенных штрихах увидели Аню — её умные, кокетливые глаза, маленькие насмешливые губы, гордый носик и пышную, неорганизованную причёску. А на дальнем плане, в несколько неожиданном соседстве с портретом, виднелись кипарисы, море, паруса. Видимо, Виктор не просто рисовал. Наедине со своим альбомом он и мечтал. Поэтому и возникли рядом с Аниным портретом манящие морские дали…

Но вот ни с того ни с сего Соседкин вдруг забросил графику и сменил карандаш на авторучку. Сидит днём, пишет. Ложимся спать, а он включит ночник и всё скрипит пером. Ну прямо как летописец Пимен: «Ещё одно, последнее сказанье…»

Секрета из этой работы Виктор, правда, не делал: он переписывал конспекты своих лекций. Труд титанический. Соседкин хоть и художник, а почерк у него ужасный, легче расшифровать иероглифы индейцев майя, чем его записи. Но новый вариант конспектов выглядел уже совершён но иначе вроде даже и рука не Виктора, а кого го другого: буковка к буковке, прямо как но косой линеечке выведено.

И мы догадались: Лия уже две недели больна, и это для неё изготавливает Соседкин своё учебное пособие.

А когда она выздоровела, Виктор в первый же день снова пошёл её провожать.

Они отправились пешком. Было солнечно и тепло. Неожиданно наступившая оттепель журчала бойкими ручья ми и гремела ледяными глыбами в водосточных трубах.

Виктор впервые на час-полтора оказался с Аней наедине. Не ловите меня на слове, не спрашивайте: как это «наедине», когда они идут по улице? Но ведь прохожие не в счёт, их обычно в таких случаях не замечают. Главное, чтобы не было знакомых, которые могут помотать разговору. Милому, простому разговору о всяких пустяках, но каждое слово которого и даже каждая пауза преисполнены великой многозначительности.

Однако знакомые, как назло, начали встречаться на каждом шагу, и всё из университета. Виктора это раздражало, тем более, что Аня была со всеми приветлива и подолгу болтала. Так он и но успел сказать то, что хотел.

Не сумел он сделать этого и в следующий раз. Как только они вышли из подъезда, Аня деловито сказала:

— Вот что, Виктор. Через неделю у нас экзамен по русской литературе восемнадцатого века. Давайте вспомним кое-что. Вы ведь, Лавер но, ещё и не начинали готовиться. Ну-ка, я проверю. Расскажите мне про Фёдора Эмина.

Лирически настроенному Виктору такой оборот разговора был явно не по душе, но он покорно согласился.

— Фёдор Александрович Эмин, — уверенно начал Виктор. — Национальность, происхождение, время и место рождения точно не известны. За семь лет литературной деятельности выпустил более двадцати пяти книг, в том числе семь романов, из которых не меньше четырёх были его оригинальными произведениями, а также три тома «Истории России»…

— А названия романов помните? — спросила Аня, приятно удивлённая бойкостью, с которой начал Виктор.

— «Любовный вертоград, или Непреоборимое постоянство Камбера и Арисены», «Непостоянная фортуна, или Похождения Мирамонда», один из популярнейших русских романов того века, «Приключения Фемистокла», «Письма Ернеста и Дорвары», — выпалил Виктор.

Для Ани, знавшей Виктора как студента не очень прилежного, столь точная осведомлённость её собеседника была явно неожиданной. Дальше она ставила вопросы всё более узкие и частные. Это была скорее уже викторина, чем повторение пройденного. Но Виктор в ней не потерял ни одного очка. Ещё бы! Он всё запомнил, переписывая конспекты для Ани. А кроме того, дабы возвыситься в её глазах, он дни и ночи сидел над книгами.

Когда Виктор и Аня проходили парком, ему очень хотелось свернуть в какую-нибудь безлюдную аллею, но Аня по неведомым причинам не желала сворачивать с центральной. А здесь царило оживление. И все скамейки были заняты бабушками, пришедшими прогуливать своих внучат.

Выйдя из парка, Аня поспешно сказала:

— Пока. До свидания. И тороплюсь. Меня ждут. По провожайте.

… Сессию Виктор сдал успешно. В его зачётной книжке красовались такие радужные отметки, с какими образ Виктора в представлении сокурсников абсолютно никак не вязался. Друзья горячо поздравляли его, но Виктор был мрачен: во время последнего свидания, когда он попытался излить свои чувства, Аня сказала ему, что между ними кроме отношений чисто товарищеских иных быть не может

Виктор очень переживал. Видя это, подруги Ани корили её: мол, незачем кружить голову молодому человеку, если он тебе в общем не нравится. А одна даже заявила:

— И вообще, Анька, тебе нужно по-другому держать себя. Ты готова кокетничать хоть с телеграфным столбом…

— А я не замечаю, что кокетничаю, — ответила Аня. — Просто я такая, как есть… А потом у вас удивительно странные представления об отношениях между мужчинами и женщинами. Вы тут же всё перекладываете на любовь. А почему мы, например, с Виктором не можем быть просто друзьями?

Теперь после лекций Виктор снова шёл налево, к метро. А направо зачастил Жора Порецкий. Жора — парень на факультете известный. Круглый отличник, стипендиат. Внешне он, правда, выглядит не очень: слишком худощавый, даже немного хилый, частенько болеет. Но вид у него всегда весёлый. Жора просто остроумный человек. За два часа один делает весь раздел сатиры и юмора в стенной газете. У него на любой случай жизни что-то припасено, если не в голове, то в блокноте, где вперемежку с номерами телефонов друзей записаны всякие шутки и каламбуры. Когда хочется посмеяться, ребята всегда толкутся около Порецкого.

Кроме остроумия, Жора обладает ещё одним, болев редким, качеством — он умеет быть внимательным, предупредительным. И вряд ли кто сравнится с ним в искусстве ухаживать за девушками. А это искусство девушки ой как ценят! И не только девушки. Недавно в автобусе я вдруг случайно оказался свидетелем такого разговора. Одна женщина говорит другой:

— Если бы мой муж был всегда догадлив, если бы, идя рядом со мной, но заставлял меня нести сумку, знал бы, что для жены купить нужно, — честное слово, я согласилась бы на то, чтобы он вдвое меньше зарабатывал…

Жоре такие упрёки но угрожали, хотя и он, конечно, имел свои недостатки но ужо в другой области. От одного из них Анн вылечила его моментально.

Порецкий очень крикливо одевался и причёску носил какую-то немыслимую. Нельзя сказать, чтобы он был стилягой, но что-то вроде того у него имелось.

Однажды Аня сказала ему:

— Слушай, что ты волосы носишь такие длинные? Ну прямо дьякон. А костюм на тебе такой пёстрый, что у всех встречных зрачки от удивления расширяются…

Утром Порецкий явился на лекции аккуратно подстриженным, в простом, скромном костюме. И усики сбрил, хотя в отношении их специальных замечаний Аней сделано не было.

Жора не являлся таким глубоким лириком, как Виктор. По он тоже души но чаял в этой живой голубоглазой девушке. И мог часами простаивать у Аниного дома, ожидая, когда она выйдет.