— Мою морду хоть по ящику не показывали, — огрызнулся Петр. — Омоновцев тех жадных на меня не повесят, «быка» из казино — тоже. Один доктор. На худой конец прикинусь психом, опыт имеется. Да не возьмут меня! Предъявлю удостоверение майора ФСБ, всех построю, лишу премии и спокойно уйду. Давай рисуй свою схему.
Костя, вздохнув, поднялся и пошел в комнату за тетрадью. Телевизор Петр, как обычно, не выключил. Константин прибавил звук — как раз в это время камера подалась чуть назад.
Нуркин стоял в позе завоевателя мира и потрясал прозрачным пакетом с каким-то мятым листком.
— Вот! — кричал он, победоносно оглядывая многочисленных зрителей. — Вчера мне вручили письмо от посла, в котором он извиняется и гарантирует беспрепятственный въезд в Соединенные Штаты. Вот что я с ним сделал! Всем видно? Если кто сомневается, можно подойти ближе и даже понюхать. Что, сударыня? Нет, это не краска. Это самое натуральное говно! Я вытер им жо...
Режиссер дал гудок с таким опозданием, чтобы и неприятностей избежать, и Нуркина уважить. К партии Прогрессивного Порядка канал был неравнодушен с самого начала, и здесь явно не обошлось без Немаляева.
— Это все, что я могу ответить господину послу! — продолжал Нуркин.
Толпа, выросшая по сравнению с первым митингом раз в десять, торжествующе взревела. Будь на улице зима, в воздух полетели бы шапки. Народ волновался, как спелая пшеница. По плотным рядам, занимавшим половину проезжей части, гулял неистовый, дикий ажиотаж, и Нуркин, наслаждаясь моментом, принялся скандировать:
— Гов-но! Гов-но!
— А!.. о!.. А!.. о!.. — тут же подхватили демонстранты.
Над ними взметнулось знамя: черный двуглавый орел, сидящий на огромной шестеренке.
Константин поморщился — в эмблеме слились символика монархизма и эстетика пролеткульта, в результате вышло нечто странно напоминающее тоталитарный мотив из пинкфлойдовской «Стены».
— Чего не позвал? — спросил сзади Петр.
— Засмотрелся. — Костя отошел от телевизора и плюхнулся в пыльное кресло. — Процветает наш премьер, а?
— Процветает, — мрачно ответил Петр. — Нуркин созрел. Надо срочно гасить, потом будет поздно.
— Как будто мы не пытались. Как будто мы ему амнистию выписали. С июля ведь потеем! Где Нуркин? Нету! По адресу не проживает, знакомых перетрясли — без толку.
— А твой гениальный друг? Он не пособит?
— При чем тут компьютеры? Один путь — через Немаляева. Ты про казино рассказывал...
— Туда не пробьешься. А исполнить желательно Деликатно. И винтовочка твоя нам очень даже сгодится. Рисуй план, говорю.
Константин вырвал из тетради чистую страницу и набросал схему. Отметил места, где надо быть особенно внимательным, и возможные пути отхода.
— У тебя мания преследования, — сказал Петр, взглянув на листок.
— У меня забота о ближнем. В нашей сотне только двое, и если тебя арестуют...
— Погоди!
Петр схватил пульт и сделал еще громче. Сюжет про акцию у посольства комментировал модный телеведущий Сидорчук.
— Партия без флага — это не партия, — расслабленно изрек тот. — Тем более в России, где каждая фирма, каждый клуб и даже пивной ларек имеют свои логотипы. Русский человек не то чтобы ленив, а как-то природно лаконичен. Читать ему тяжело, вникать — тем более, поэтому и получили у нас такое широкое распространение всякие знаки и символы. Посмотрел, и сразу все ясно. Сегодня мы с вами посмотрели еще на один. Ну что это за партия — «Прогрессивный Порядок»? Прогресс бывает разный, порядок — тем более. Я тут специально в словарь заглядывал, так оказалось, что оба эти слова являются многозначными. То есть имеют много значений. То есть понимай как хочешь. Мы и понимали — каждый свое. А сегодня нам объяснили. То есть господин Нуркин показал, что такое его порядок и его прогресс. Порядок по Нуркину — это птица с двумя головами. Тут, правда, опять разночтения: либо птица — это негатив двуглавого орла, либо — мутировавшая курица. Кстати, поскольку птица все-таки черная, я склонен думать, что курица. Помните такую сказку? Теперь относительно прогресса. Поскольку, кроме черной курицы и большой гайки, на флаге ничего нет, стало быть, гайка — это и есть прогресс. В понимании господина Нуркина. Не знаю, не знаю. Я бы на его месте нарисовал ракету, или микросхему — ма-аленькую такую, очень прогрессивную, или уж вторую курицу — с тремя головами. Первая курица наверху, вторая внизу. И всем ясно, где порядок, а где прогресс. А заодно — базис и надстройка. Флажок можно было бы вешать в кабинетах зоологии, а то не все городские дети знают, как цыплята появляются. А появляются они в результате загадочного взаимодействия порядка и прогресса. Посидела черная курица верхом на гайке — получите яйцо. Согласитесь, от такого порядка всем только польза. Много яиц врачи есть не рекомендуют, но мы же люди прогрессивные — вслед за курицей посадим на чудотворную гайку молочное стадо, а там и до пушного зверья недалеко. А внутри, чтобы площадь не пропадала, я имею в виду — внутри магической гайки, заведем пчел или бассейн с осетровыми...
— Неужели это экспромт? — с восторгом произнес Константин.
— Для импровизатора Сидорчук слишком много получает. На него такие текстовики работают, что Хазанову и не снилось.
— Что он хотел всем этим сказать?
— Не знаю. Похоже на какую-то внутреннюю разборку. К нам это меньше всего относится. Но если о Нуркине и его партии заговорили на центральном канале...
— ...то пора идти за винтовкой, — закончил Костя. — Хотя мне больше по душе направленный взрыв. Я помню место, где торгуют качественным скипидаром. Магний добудем, алюминий, керосин, ацетон — тоже не вопрос.
— Остался сущий пустяк: заложить. Не зная ни маршрута, ни графика.
— Можно разыграть ничью.
— Обвязаться взрывчаткой и подкараулить на очередном митинге? Не торопи смерть. Когда надо, она сама явится.
Петр положил на колено схему коммуникаций и стал, пришептывая, водить по ней пальцем. Костя выключил телевизор и, облокотившись о подоконник, выглянул во двор. Солнце в белесом небе не сдвинулось ни на метр. Деревья подыхали от жажды. На углу смрадно горела помойка.
Он задумчиво потрогал пристегнутый к трубе наручник и, высыпав из коробка скрепки, принялся их выпрямлять — про запас. Константин предчувствовал, что они ему еще пригодятся. Пока она за ним не явится — или здесь, или там. Впрочем, дама с косой к нему уже наведывалась. И то, что он принял за конец, оказалось началом.
* * *
— Я не понял. Этот Сидорчук... Этот оборзевший обозреватель! Что он сегодня нес? «Курица»!.. «Гайка»!..
Нуркин яростно отбросил блокнот и вскочил с дивана. Постоял, покусал на большом пальце ноготь и, снова усевшись, придвинул блокнот к себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});