— Рекс!
«Проклятье, — быстро подумал Джеффри, — неужели она должна просить разрешения у этого белобрысого животного?»
Траверс обернулся.
— Что ты сказала, Джой?
— Мистер Форд спросил, можем ли мы составить ему компанию («Оба? Тьфу ты… О, будь все проклято!») потанцевать в казино в среду вечером. Мы сможем, не правда ли?
— В среду вечером? Думаю, что да, — бесстрастно согласился посторонний человек, занявший место Рекса.
Джеффри был раздосадован:
— Десять тысяч проклятий! Он тоже собирается пойти?
Рекс подумал: «Ну, что ж, по крайней мере, этот длинный и тощий субъект поймет, что не может приглашать мою жену одну с ним на танцы».
Недовольный Джеффри рассуждал: «В какой же период английской истории мы сейчас живем? Что имела в виду Джой, впутывая меня в эту авантюру? Не могла же она подумать, что я хотел пригласить на танцы и ее мужа. Может быть, она его боится? А если нет, то в чем дело?»
Глава пятнадцатая
КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ КОММЕНТАРИЙ
— О Боже! Что за английские шуты! — вырвалось наконец из долго сдерживавшейся маленькой баронессы в машине, когда брат вез ее обратно в гостиницу. — Они забавны до безумия. Как ты находишь новобрачных, Жан?
— Я нахожу, что этот молодой человек, литератор Форд, ревностный поклонник мадам. Я использую это слово во французском, а не в английском смысле, — добавил граф (который весьма гордился тем, что знал о существующем различии).
— Какой ты умный, братец. А больше ты ничего не заметил?
— По ее мужу трудно что-либо заметить. За этой чисто английской веселостью, озабоченностью пустяками — крикетом или парусным спортом — у англичан скрывается очень многое. Или ничего. И невозможно отличить «очень многое» от «ничего». Хладнокровная нация! Они используют в состязании за превосходство и успех всю энергию, которую мы отдали бы страсти. Но что же в итоге? Какой-то нелепый фарс. В результате выясняется, что молодой англичанин, который, казалось бы, больше всего на свете увлекается своим футболом, с открытым, правдивым и бесхитростным лицом в течение всего вечера изо всех сил скрывает, что влюблен, что немыслимо для француза!
— Ты имеешь в виду доктора?
— Нет, я говорил вообще. А в отношении доктора я заметил, что с мадам он всегда держится безупречно — вежлив, воспитан, почтителен, хороший товарищ. Англичане такие даже в любви, — произнес граф, охотно включившись в обсуждение этой скользкой темы, перед которой англосакс пасует даже в мыслях. — Мне сказала какая-то одна дама, что только с английским любовником можно одновременно вести себя естественно и быть любимой.
— Что она имела в виду?..
Француз пожал плечами.
— Я надеялся, ты сможешь объяснить мне, сестренка. Разве ты не женщина?
— Но не англичанка.
— Вернемся к мужчинам. Даже в любви англичанин, а особенно американец, проявляет к женщине уважение и почти никогда жестокость.
— Можно подумать, что жестокость — это достоинство!
— А без нее мир распадется на куски, — авторитетно заявил молодой француз и сделал свирепое лицо. — Жестокость — это опора цивилизации. Разве ты не видишь, Альберта, что люди должны быть безжалостными на охоте, на войне, в бизнесе, даже в вопросах любви? Женщина, — с оттенком вызова он бросил многозначительный взгляд на сестру, — женщина в глубине души согласна с этим. Ты знаешь, — он безошибочно преодолел поворот дороги, — ты знаешь, что это так. Она должна найти в мужчине своего возможного защитника, более того, защитника своих детей. Поэтому женщина мирится, например, с тем, что подбородок мужчины безжалостно обдирает ее гладкую кожу, хотя не вынесла бы прикосновения жесткой щетки.
(«Которая часто мягче», — вздохнула баронесса, предаваясь воспоминаниям.)
— А в любви англичанина из-за неописуемого невежества и незрелости отсутствует жестокость. Чем они и гордятся, — резюмировал житель европейского континента, — хотя, наоборот, много теряют и мужчина, и женщина.
— А я, — подхватила его сестра, — долго не могла понять, в чем же дело. Ты так и не сказал, Жан, несмотря на твои грандиозные психологические способности, что самое интересное в этой паре.
— Так что?
— А то, что эта маленькая мадам Траверс, недавно вышедшая замуж за мужчину молодого, красивого, по-английски привлекательного — но у него это не так скучно, как у других! — так вот, новобрачная, судя по ее виду, манерам и поведению, осталась невинной девушкой!
— Что?
— Да, да, говорю тебе! В таких вещах я никогда не ошибаюсь!
Некоторое время француз вел машину молча. Казалось, что он мысленно возвращается к семейному очагу своих английских знакомых. Потом он произнес:
— Если то, что ты думаешь, верно, то этот англичанин поступает так не по неведению. Возможно, многие браки были бы счастливее, будь медовый месяц отложен до тех пор, пока не закончится период некоторой «акклиматизации», вхождения в домашнее хозяйство, знакомства с образом жизни и привычками. Не говоря уже о том, что…
— Возможно, — вставила слово его сестра, — что так Траверс пытается заставить мадам еще больше влюбиться в него, и, между прочим, выбирает не самый глупый путь!
Глава шестнадцатая
НЕВИДИМЫЙ ОФИЦИАНТ
Здесь мелочь и счет прошедших удовольствий.
Киплинг
1
То, что противоречит радости жизни, можно игнорировать, — так записал Джеффри Форд в своем дневнике об этом вечере, — но невозможно игнорировать того невидимого официанта, который вертится где-то поблизости, чтобы предъявить счет за каждое ваше удовольствие, и трудно поверить, что он не взял с вас лишнего!»
Матери писателя приходилось расплачиваться за каждый бессердечный флирт в течение последних тридцати лет. Последние сорок восемь часов на этом залитом солнцем берегу показались Пэнси Форд веком, проведенным в Гадесе. Она приехала сюда, стремясь встретиться с Джимом. Ну что ж, она с ним встретилась. Это было очень полезно. Он вел себя совершенно так же, как в Лондоне три недели назад и как в дни их молодости тридцать лет назад. Эту зрелую искушенную женщину, под шикарной французской одеждой которой пробудилось к новой жизни сердце школьницы, оставалось только пожалеть.
Каждый раз, когда Пэнси смотрелась в зеркала своей спальни, чтобы освежить косметику маленького, хорошо сохранившегося личика, поправить короткую стрижку и добавить к изысканному ансамблю заключительный штрих (шарфик, или платочек, или шифоновый цветок), она яростно говорила себе: «Что-то должно случиться… Так дальше продолжаться не может…» Однако все шло своим чередом. В спальне зазвонил телефон. Голос портье сообщил, что мадам ждет какой-то джентльмен. Пэнси устремилась вниз и обнаружила своего тощего, одетого во фланелевый костюм мучителя, лениво облокотившегося о конторку портье. Он беспечно поздоровался и пригласил проехаться на машине к мысу Антиб, где сегодня конкурс красоты, парад купальных костюмов, соревнование загаров.