на улицу:
— Проветритесь, на звёзды полюбуетесь, и сюда. Скоро начнётся самое интересное, так что настройтесь на работу.
Что будет и где, я не понял, наверное, это связано с чем-то в инфопланшете, но команда дана, мы взяли под козырёк и повалили из дома наружу. Выполнять.
На улице все разошлись небольшими компаниями. Завязались разговоры. Забавно, но ближе всех к крыльцу стояли вассалы Лиры. Они почти не общались и с опаской всматривались в темноту, где, порой, сверкали глаза тигродавов.
Наши питомцы были сегодня за часовых. Последний круг сигнализации, так сказать. Хотя, я бы их и к обороне отнёс. Внешнее кольцо, как и в последние дни, было на ополчении, а между ними и псами расположились гвардейцы Лиры.
Охраны столько, что мы на подлёте замучились с сигналами «свой-чужой». Но я Деда понимал. Лучше перебдеть.
Иллирика со мной не пошла, осталась с мамой и Леной в доме, потому я быстро собрал своих бойцов, и мы отошли к спортивной площадке.
— Ты гений, Рос, — обрадовался Гадел, хватаясь за турник и начиная подтягиваться. — То, что нужно, после такого ужина.
— А ну-ка, кто больше, — присоединился к нему Гвоздь.
— Я сейчас не в состоянии подпрыгнуть выше плинтуса, — пробурчал Фея, присаживаясь на скамейку рядом с турниками.
— Тогда отжимайся, — пропыхтел Миша, повиснув на перекладине. Ему упражнение давалось труднее, чем остальным.
— Боюсь, меня вырвет, — печально констатировал Хирш, переходя в лежачее положение, и выдал лирично, словно поэт:— Надо отдохнуть. Ах, какое небо красивое, звёздное. Ветерок прохладный, свежий, и лягушки квакают так мелодично в дали. Так бы и уснул здесь.
— Я тут недавно прочитал, — начал Рифкат, подходя к Фее, — что ночные пауки Святогора за год съедают сотню уличных лежебок.
Уже на слове «пауки» Хирш взвился с лавки, и допрыгнул до перекладины. Резво подтянулся, выпрямился на руках и оказался высоко над землей, обхватив перекладину ногами.
— Дай пятюню, братюня, — смеясь, Миша спрыгнул на землю и хлопнул по ладони Чуватова.
— Меня сейчас вырвет, Пруха, — жалобно промычал сверху Фея.
— Да слазь уже, — под общий хохот буркнул Прохор. — Нет здесь пауков, — и тут же добавил, когда Фея свис вниз:- наверное.
Хирш тут же снова подтянулся, под новый взрыв смеха.
— С такими друзьями и врагов не надо, — жалобно протянул он. — Командир, хоть ты скажи!
— Да нету, нету, слазь, — махнул я рукой, не в силах сдержать улыбку. Чем бы дети ни тешились, лишь бы не плакали.
— Точно или, наверное? — уточнил Фея, чем вызвал у ребят новый приступ хохота.
— Точно-точно, Хирш, слазь.
— Смотри, я тебе верю, как никому, даже себе так не верю, командир…
— Это ты себя так успокаиваешь? — ехидно уточнил Гусаров, отсмеявшись.
Фея в нерешительности замер.
— Да слазь уже, — не выдержал я и рассмеялся. Очень уж забавное лицо у него было. — У меня объявление есть.
Пара минут и все успокоились, собрались вокруг меня. Я приосанился, расправил плечи, изобразил одухотворённое лицо, набрал в лёгкие воздуха побольше.
— Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить[1], — начал я, и тут же плюнул на театральщину:- короче, мы реализовали БДК и трофеи с него. Делим по одной доле на каждого участника, в том числе на Ераста, Апостола и Лену, — я обвёл притихших парней взглядом и закончил:- тридцать тысяч золотом на нос. Мне нужны номера ваших счетов.
— Манты прокисшие! — протяжно выругался Гадел, а Гвоздь присвистнул от удивления.
— На нос, это каждому? — уточнил Рифкат.
— Меня сейчас вырвет, — Фея кинулся к кустам.
— Каждому, — кивнул я и улыбнулся.
Парни, как громом поражённые, стояли вдоль дороги на спортплощадку. И тишина. Только слышно, как Хирша тошнит в кустах
— Рос, ты, поэтому спрашивал про нежданное богатство и пенсию? — поинтересовался Пруха, совершенно спокойным голосом.
В ответ угукнул и кивнул, продолжая смотреть на парней. Я реально наслаждался их реакцией. Надо было видеть эти ошарашенные лица. Такого набора эмоций я не замечал у ребят даже перед боем. Даже, когда сообщал, что противника больше, а наш план авантюрен и безрассуден.
— Да не, — прервал молчание Гусаров. — Да не… ну на… тебе нужнее… род поднимать… не надо, — он затряс головой, пожимая плечами.
— Да не, не надо…
— Не, зачем?
— Оставь…
— Да ну, не…
Вразнобой отказывались бойцы. Только Фея не отказывался, но и не соглашался. Его всё ещё рвало в кустах.
— Отставить, — твёрдо скомандовал я. — Смирно! — парни вытянулись во фрунт. — Предоставить личные счета, Гвоздь ответственный. Приказ ясен⁈
— Так точно, — гаркнули бойцы.
— А если без шуток, парни, — я широко улыбнулся, и распахнул объятия, сгребая их всех в одну большую кучу. — Я не могу словами описать, как люблю вас, и, как вам благодарен… Ни чем не могу. Деньги, это ж ерунда… Не отказывайтесь… мы заслужили… — в груди защемило, говорил я сбивчиво, прерывисто, с трудом выдавливая слова из враз сведённого судорогой горла. — Ребят, всегда… если что, вы скажите, я сразу… я…
— Рос, брось, я тоже… — протянул сбивчиво Гадел.
Гвоздь кивнул, Пруха незаметно смахнул что-то с ресниц.
— Всегда на связи, — прошептал Чуватов.
— Двери открыты, столы накрыты, — добавил Миша, враз разрядив обстановку.
— Вот ты ляпнул.
— Кто о чём, Гусар о жрачке.
— Тебя Фея покусал что ли?
— Что не так-то? Что сразу Фея покусал? — оправдывался Миша. — От сердца же сказал, от души.
— Я тоже хочу со всеми обняться, — Фея вылез из кустов и стоял перед нами с бледным, измождённым лицом.
— Братюнь, ты б душ сперва принял, — протянул Миша, делая шаг назад и прикрываясь Прухой.
— Хирш, а ты что о дележе добычи думаешь, — Прохор не растерялся и перевёл тему, когда все оказались за его спиной.
— Моя тётя Анат всегда учила, что в сложных финансовых вопросах надо довериться своему организму.
— И? — уточнил Гусар, выглядывая из-за спины Прухи.
— Что и? — вымучил очередную улыбку Хирш, разводя руками в стороны. — Я всё время молчал, так что я, как все согласен.
Глава 24
— Ты узнал, Матеуш⁈ — Голос Раксы сразу рванул в карьер, срываясь на крик. — Кто эти люди?
— Информации мало, брат, подтверждений нет, только догадки, — уверен, немолодой полковник гвардии, а это был его голос, покачал головой. — Ситуация осложняется…
— Так узнай! — рявкнул Ракса. — У тебя есть все ресурсы рода, дай мне результат!
— Ситуация осложняется тем, что с нами не хотят больше сотрудничать, — невозмутимо продолжил Матеуш. — Местные аристократы забились в свои норы и носа не кажут, а чиновники говорят только шёпотом, и то, лишь отказ.
— Они нас совсем не боятся? — вмешался в разговор третий голос.
— Боятся, Антоний, но не так сильно как Турова.
— Туров-дуров, — хмыкнул Ракса. — Ничего, сейчас подойдут наши силы с шахт, и все узнают, какую ошибку совершили. У тебя всё готово для размещения гвардии?
— А сейчас парни, — Дед поднял вверх стальную руку, выставив указательный палец вверх, и обвёл взглядом нашу команду за столом, — будет фокус. Я еле сдерживался во время ужина, чтобы не заржать.
Дед опустил руку, и аудиозапись совещания Ракс снова разлилась по гостиной.
— Гавел, тут…
Раздался стук. Хлопнула дверь. Послышались шаги и знакомый по станции, слегка запыхавшийся голос проговорил:
— Господин, простите за опоздание, — голос тараторил, быстро-быстро, чтобы успеть до выговора.
— Садись Лех, потом оправдаешься, продолжай Матеуш.
— Гавел, гвардия должна была прибыть пару часов назад, и это не простая задержка.
— Матеуш, не надо…
Матеуш вздохнул. Реально вздохнул, так глубоко и шумно, что это даже на записи было слышно. А ведь там микрофон где-то далеко, и шумов посторонних много.
— Брат, боюсь, у нас больше нет гвардии в шахтах.
— Что⁈ Да как⁈ — крики Раксы перешли в совсем беспросветную ругань.
Граф Ракса ругался минут пять. С чувством, но без расстановки. Просто поток чернушной брани. Вроде бы были интересные обороты, но я заслушиваться не стал, пропустил мимо ушей. Серафим с Ерастовым интереснее спорят, будто смакуют каждое слово, тщательно подбирают колкость, а тут — обычная базарщина.
— У тебя все ресурсы рода, ты…
— Брат, здесь не те возможности, а среди флотских продажных нет! — Матеуш не крикнул, но голосом надавил, да так, что наступила тишина.
— Не повышай на меня голос, не забывайся, с кем разговариваешь, — прошипел Ракса.
— Господин, пан Матеуш…
Звук пощечины и падения со стула прервали слова Леха.
— Прости, брат, но и ты не теряй голову, отец всегда говорил…