жест рукой. – Не приближайся.
- Сейчас не время для истерик, - мрачнеет.
- Мужчина не должен меня осматривать, - выдаю твердо.
Каталка стоит боком ко входу, так что обзор и правда закрыт.
- А как ты собиралась рожать? – хмыкает. – Надо глянуть, нет ли разрывов. И вообще, думаешь, так прокатит? Провезем тебя раскоряченную мимо Дудаева? Все, кончай ломаться.
- Я серьезно, - бросаю с нажимом. – Не подходи.
- Что за херня? – раздражается. – Татарин уже насмотрелся. Терять нечего. А нам надо срочно выбираться. Будешь артачиться – так и повезем.
- Я не смотрел, - доносится голос Тимура. – И ты не подходи.
- Блядь, - выдыхает Резник. – Вы сговорились?
- На кой черт мне брюхатую девку между ног разглядывать? Она орала как чокнутая. Казалось, этот ребенок ее на крест порвет. Я не извращенец, чтобы за таким дерьмом наблюдать.
- Супер, - присвистывает. – Кто пуповину резать будет? Вручим скальпель счастливому папаше? Только думаю он с нас начнет.
- Я сама все сделаю, - бормочу нервно, протягиваю руку. – Дай скальпель.
- Сука, - шипит. – Издеваешься?
- Дай мне чертов скальпель, - повторяю гневно.
- Сперва закрепи, - подает мне те пластиковые штуковины, смахивающие на обычные прищепки. – Пережать нужно.
- Хорошо, просто говори, что делать.
Черт. Я помню, как боялась вставить внутрь свой первый тампон, испортила штуки три, прежде чем протолкнуть куда нужно. Пальцы дрожали, сердце билось у самого горла.
Теперь собираюсь резать пуповину?
Я стараюсь не задумываться. Действовать. Выполняю все четко по инструкциям. Быстро, без сомнений. Понимаю: времени нет.
Амир здесь. Если он поймает нас, то я больше никогда не увижу своего ребенка. Муж не прощает предательство.
- Отлично, - констатирует Резник. – С плацентой позже разберемся. А пацан-то в Дудаева. Здоровенный. Уверена, что ничего тебе не порвал?
- Да, - подтверждаю моментально.
Мое лицо закрывают кислородной маской, на тело набрасывают простынь. Капельницы подключают для отвода глаз. Чем больше деталей вокруг, тем легче отвлекать внимание.
Татарин забирает ребенка. Он уже набросил халат, натянул стерильные перчатки и прикрыл лицо стандартной медицинской маской.
Пара секунд – и мы выезжаем наружу.
Закрываю глаза. Боюсь дышать. Боюсь даже просто думать. Амир так близко. И так далеко. Моя мечта сбывается. Он видит сына, слышит его крик. Слезы стекают по щекам, ничего не могу с этим поделать, прикусываю язык, пытаясь немного себя отрезвить.
- Покажи ребенка, - от звука этого голоса меня обдает кипятком.
Он почувствовал? Понял? Узнал?
- Тимур Александрович, - откашливается Резник. – Покажите ребенка товарищу полицейскому. Нам стоит поспешить.
Гулко сглатываю. Внутренности стынут, леденеют от дичайшего напряжения. Нервы натянуты так, что искры высекаются.
- Пацан, по мордахе видно, - заключает Амир и, даже не глядя, понимаю, он сейчас улыбается, смотрит в глаза собственного сына и не подозревает о правде.
- Вы правы, это действительно мальчик, - говорит Резник. – Позвольте проехать. Нам еще двоих детей принимать.
- Удачи. Пусть здоровым растет.
Последняя фраза, которую слышу от него. Кровь буквально сворачивается. Воздух жжет легкие, расплавленным металлом вглубь льется.
Люблю. Дико. Одержимо. Бешено. Люблю до боли.
Проклятье. Сама себя приговорила и обрекла на вечную пытку.
+++
Врачи долго возились. Видно там паскудный расклад. Но здесь им точно не место сейчас, пусть проваливают подальше. Штурм может стать жестким. Тут не предугадать.
Я провожаю взглядом каталку. Хреново баба выглядит. Куча трубок, капельницы, кислород ей вкачивают. Надеюсь, выживет. Вон какого мужика выродила, значит, сильная, справится.
Пацан интересный. Мелкий совсем, а глянул на меня и орать перестал. Красава. Взгляд держит. Серьезный такой.
Ребра царапнуло. Как ножом по костям стукнуло. Просто пора самому наследника завести, род надо продолжить.
Я отдаю приказ начинать. Охрану Гаджиева скручивают. Вхожу в палату, выдергиваю гада из кушетки, заталкиваю ему в пасть таблетки.
- Глотай, - приказываю.
Подчиняется. Со страху.
- Дышать трудно? – спрашиваю.
- Н-не з-знаю, - дергается как припадочный.
- Время пошло.
- Амир, я не…
- Я жду.
- Что? – глаза выпучивает.
- Твое чистосердечное признание.
- Я ничего не делал, - бормочет. – Я ни в чем не виноват. Клянусь. Не знаю, кто и что про меня рассказал. Это происки конкурентов. Все хотят войти в права наследства, поэтому не гнушаются грязными методами.
- Круто залопотал, только не о том, - обрываю его поток слов. – Твое тело парализует. Будет отек легких. Кожа вздуется и начнут лопаться внутренние органы. Затрудняюсь объяснить в каком именно порядке это произойдет, сейчас выясним наверняка.
Отталкиваю его обратно на кушетку.
- Ты заставил меня выпить яд? – глаза пучит, за горло хватается, реально начинает задыхаться.
- Я всегда отвечаю взаимностью, - усмехаюсь. – Ты подослал в мой дом убийц, вот и получай сполна.
- Амир, Амир, я бы никогда… я…
- А кто тогда?
- Амир! – вопит. – Нет, нет, не надо…
Мочится под себя. Пиздец, вонищу разводит.
- Есть антидот.
- Амир, прошу, - падает на колени, за мной ползет. – Пожалуйста, я…
- Правду, Рашид, - обрываю. – Вперед. Твое нытье никак не поможет.
- Амир, меня заставили! – выпаливает, наконец. – Я бы никогда на тебя войной не пошел. Ты же знаешь. Я верный. Но выбора не было. Шантаж. Я свою жизнь спасал.
- Шантаж? – сдвигаю брови.
- Да, клянусь, именно так.
- И кто тебя вынудил?
Молчит. Бледнеет и потеет. Трясется, точно в