рассчитывать на математические реконструкции общего числа жителей фактории только в случае достаточно репрезентативных выборок[697]. Среди попавших в нотариальные акты лиц нелатинского происхождения можно выявить три группы людей: 1) купцы и ремесленники разного имущественного положения; 2) лица, служившие по найму; 3) бывшие или действительные рабы и слуги. Это очевидное сужение поля исследования. Но изредка, особенно в годы конфликтов, или при заключении договоров с местными правителями, когда и их приближенные упоминаются в документах, на страницы источников попадают и иные категории лиц.
Существует и другая, методологическая проблема: различал ли средневековый нотарий расовое, этническое, «национальное» происхождение и имел ли он мотивацию указывать его? В случае работорговли, ответ достаточно ясен: цены на рабов в большой мере зависели от расовых, физических, поло-возрастных характеристик[698]. Но подчас упомянутое имя раба не соответствует его происхождению или этносу. Бесспорно, были случаи крещения раба с присвоением ему нового имени или ошибочных этнических атрибуций, подчас и ради повышения стоимости раба, и в случае неумения писца отличить, скажем, «куманского» раба от татарина. И все же, как правило, нотарии достаточно точны, ибо они принимали во внимание и соматические характеристики и иные признаки, стараясь отличить, например, монгольского раба (их совсем мало) от татарского.
Для дифференциации других категорий местного населения нотарий не был столь же мотивирован. Обычно он принимал ту атрибуцию, которую давали сами контрагенты и транскрибировал имя так, как слышал его, учитывая и индивидуальный опыт, и традицию написания. Многое зависело от его знания языков, местной ситуации, просто уровня культуры. Конечно, он мог и обобщать, называя, например, «сарацинами» всех мусульман, хотя, как правило, в Северном Причерноморье в XIV в. этим этнонимом обозначали уже татар[699]. Таким образом, главной проблемой является выяснение того, как каждый нотарий работал с его клиентами, как он воспринимал имена и какими буквами передавал непривычные для романского уха звуки. В ряде случаев исключительно трудно без дополнительной информации о месте жительства, семейных связях и т. п. отождествить упомянутое лицо и еще сложнее «реконструировать» подлинное имя армянина или мусульманина в переложении на латинском языке или венецианском диалетто. Но и реальная ситуация была еще более путанной, ибо этно-конфессиональные характеристики, в иных случаях ясные и недвусмысленные, существенно варьировались в Тане. Что можно сказать, например, о еврее с мусульманским именем или о мусульманине — с армянским? Необходим специальный анализ в каждом случае, и далеко не всегда он приведет к успеху…
В данной статье я старался выбрать случаи, когда этно-конфессиональные атрибуции не вызывают больших сомнений. Начнем с греков. Часть из них служила по найму в Тане, получая содержание от венецианской «коммуны». В 1413 г. два портных — грека, Michali Sachalari и Andreas из Кефалонии — предъявили иск на взыскание Долгов по невыплаченным окладам, «pro resto stipendii»[700]. Грек из Кандии, Georgius Chalotari нанимает в Тане мальчика-болгарина 14 лет в Качестве слуги на 3 года, обязуясь лишь кормить и одевать его[701]. В указанном картулярии венецианского канцлера в Тане Донато а Мано (1413–1417) мы находим 7 греков из Таны, 8 — из Кандии, 4 — из Ретимно на Крите, 1 — из Корона, 3 — из Модона, 2 — из Негропонта, 1— из Кефалонии, 2 — из Патр, 4 — из Константинополя, 1 — с Тенедоса. Все они состоят в тесных партнерских связях с итальянцами Таны и, как видим, происходят из различных областей, часто за пределами Черного моря. Одна супружеская пара греков из Таны упоминается несколько раз. Жена — lolmelich а Candelis — была домо- и землевладелицей в Тане, а ее муж Michali Mitrioti назван habitator Тапе[702].
Греческая рабыня Baracoma получает новое имя Катерины[703]. Такой случай «переименования» совсем не редок.
Русское население Таны, о котором почти ничего не было известно, также отражено в нотариальных источниках. Разумеется, и здесь возникают проблемы атрибуции. После долгого пребывания в Тане, русские могли усваивать иные имена или получали от итальянцев прозвища, под которыми и фигурировали в документах. Iohannes de Amadeo, бондарь в Тане, купил в 1411 г. русскую рабыню Марию. Через три года, в 1414 г., брат Марии, Самуил, прибыл в Тану и постарался освободить сестру. Дело было решено за 200 безантов и кусок сукна, с немедленной выплатой 130 безантов. Остальные 70 должны были быть выплачены в течение года или более. Мария должна была оставаться служанкой в течение двух лет, а затем освобождалась из рабства вместе с возможными детьми. Акт добавляет интересную деталь: в течение двух лет Мария должна была воспитывать дочь, рожденную от ее хозяина. Соглашение пришлось переводить на русский язык (in lingua rusca), что и сделал толмач — drugomanus Николо Тальяпьетра[704]. К счастью, нам известен конец этой истории. В 1417 г. Iacobus de Amadeo de Ruscia женился на Марии, бывшей рабыне и бывшей служанке (olim serve) Iohannes de Amadeo и получил в приданое 300 безантов звонкой монетой и товарами. И вновь договор нужно было переводить (interpretatum) для нотария, который должен был его официально оформить[705]. Iacobus de Amadeo ясно идентифицируется как русский, хотя его патроним не похож на русское имя. Это означает, что прежний хозяин Марии, Iohannes de Amadeo, также был русским. Имя искажено, но как? Сделки производились несомненно среди русских в Тане. Мы можем лишь гадать, как татары захватили Марию и продали ее соотечественнику в Тане, как она стала его конкубиной и как ее брат, возможно, купец, отыскал ее. История закончилась в Тане через 6 лет после того, как Мария была продана в рабство. Она преумножила состояние, родила дочь, обрела свободу и вышла замуж за возможного родственника ее прежнего господина. Хотя все события происходили в итальянской фактории, мы имеем дело не со «смешанным браком». Тому были другие примеры. Anthonius de Ruscia condam Daut, habitator Tane женился на итальянке Агнесине, дочери покойного Джованни из Тревизо. Он получил хорошее приданое, оцененное в 1100 безантов, но был обязан по договору растить и содержать малолетнего брата Агнесины Джакомо, погашая все расходы на него (facere expenses) в течение грядущих 4 лет. Приданое включало лавку и участок земли на территории венецианской фактории[706].
Другой русский, Cosmas Raphan(ello) de Ruscia, Tane habitator, получил от жены Марии в качестве приданого 600 безантов. Возможно, это был брак между людьми невысокого социального положения и, к тому