- Странно все это, - нахмурился Теобальд. – У нашего лекаря все звучало разумно. Если организм извергает желудочные жидкости, значит, они в не полезном избытке и следует помочь телу избавиться от них. Так все делают.
- А кровопускание он прописывал? – скорее для порядка уточнила Елена и опять вздрогнула от ужаса, получив утвердительный ответ.
То есть худенькую, явно не слишком здоровую женщину, которая вынашивала либо очень большого ребенка, либо двойню, дважды в день травили ртутью и «серебряным камнем», а также регулярно пускали кровь. Неудивительно, что у Дессоль ни кровинки на лице, и она ходит, поддерживаемая слугами. Кажется, «не слишком здоровую» это заблуждение, здесь, наоборот, железная стать, которая пока выдерживала изуверское «лечение». Но вот как это сказалось на ребенке…
Елена вздохнула, пытаясь сообразить, как правильно сказать баронам, что дипломированный медик – идиот и шарлатан, пусть даже из лучших побуждений. А уличная приблуда с левой грамотой – знает истину. Не поверят ведь… Потащат бить плетьми, она естественно не позволит, вмешается Раньян. Ох, как все будет нехорошо…
- Скажите, вам стало лучше после такого лечения? – прямо спросила Елена, глядя в черные глаза дворянки. Баронесса относилась к тем людям, которых телесный недуг поначалу даже чуть-чуть красит – болезненно, извращенно, как ранняя стадия туберкулеза. Бледность еще не стала мертвенной, волосы пока не выпадали, а глаза не успели ввалиться. Поэтому исхудавшая, призрачная Дессоль казалась настоящим эльфом. Глядя на нее, рыжая лекарка вдруг почувствовала, как румянец заливает щеки, а в животе становится тепло. Бисеринки пота выступили на лбу, и Елена быстро отерла их рукавом.
Слишком натоплено… слишком. Не пожалел трактирный хозяин горючего камня.
- Нет, - сдавленно прошептала Дессоль, оглядываясь на супруга. – Только хуже…
Елена красноречиво развела руками, дескать, что и требовалось доказать.
- У меня нет диплома, только грамота. И опыт, - честно сказала она. – Этот опыт указывает мне, что такое лечение вредно. Для матери, но в первую очередь для ребенка.
Бароны вздрогнули, как по команде, очевидно вопрос потомства стоял остро и болезненно. Елена не преминула воспользоваться этим и провернула клинок сомнения в ране опасений:
- Ведь нерожденное дитя питается в утробе матери ее соками. И потому делит яд пополам.
Да, пожалуй, о плацентарном барьере тут рассказывать не нужно.
Дессоль прикусила губу с другой стороны, так, что выступила капелька темной, почти черной крови. Теобальд сжал кулаки, это стало первым настоящим, серьезным признаком обуревающих его чувств.
- Я советую бесплатно, как слуга Параклета, откажитесь от рвотного, ни в коем случае не делайте кровопусканий. Покой, спокойствие, прогулки. Можно пить отвар ромашки.
В очередной раз Елена испытала приступ злости на саму себя. Да, понятно, что когда ее выдернуло «оттуда» «сюда» - девчонке было просто не по возрасту и не по интересам кропотливо изучать ход беременности, противопоказания и прочее. Но… ведь могла бы! А сейчас гадай, например чабрец и мята беременным полезны или наоборот?
- Но лучше всего чистую кипяченую воду, - решительно сказала она. – Брать обязательно из хорошего колодца или родника, и обязательно же кипятить.
- А как же с… - баронесса жалко посмотрела на Елену, сделала характерное движение, проведя ладонью от груди к подбородку.
- Ничего, - пожала плечами рыжеволосая. – Ваше тело вмещает теперь сразу две жизни… а может и три. Такое не проходит даром. Будет непросто. Но травить себя ядами, да еще и выпускать жизненную силу с кровью, вот этого вам совсем не нужно.
Елена поднялась, отшагнула, чтобы не нависать над баронессой, чуть переминаясь с ноги на ногу, разминая колени.
- Эти советы крайне сомнительны, - прямо заявил барон, машинально поглаживая бриллиант на ухе. – Крайне!
- Тогда не слушайте их, - сказала Елена, глядя на себя как будто со стороны и удивляясь, что за чертенята двигают ее губами, выговаривая дурные, рисковые слова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Не слушайте, поите дальше супругу этой дрянью и лейте из нее кровь чаще, не меньше стакана за раз. Если бы я была дурным человеком, то сделала бы ставку, кого свезут на погост раньше, мать или скинутых детей. Но я не дурной человек, я лишь служу Параклету в меру скромных сил. Вы вольны в своих решениях, а я буду молиться за вас.
Если бы Елена пообещала выпустить Аргреффам кишки и станцевать на их могилах, эффект и то был бы слабее. Дессоль, кажется, впала в полуобморочное состояние, Теобальд выпучил глаза, как страдающий запором кот, и потерял дар речи. Вероятно, с ними первый раз говорил в таком тоне человек, стоящий куда ниже на ступеньках общественной лестницы. А еще Елена поняла, что наболтала себе и на обвинение в злом ведьмовстве. Если теперь с Дессоль что-нибудь случится, сразу понятно, кто ее сглазил. В общем, доброе дело само собой обернулось каким-то парадом неосторожной и непредусмотрительной глупости.
Что ж главное было сказано, теперь следовало уносить ноги. Елена попятилась к двери, чтобы не поворачиваться задом к сиятельным господам. Некстати вспомнилась крылатая цитата из «Бойцовского клуба» насчет зада и мошонки, вообще за последнее время память часто подкидывала аналогии из прошлой жизни. Баронская семья молчала, то ли пришибленная непрошеными советами, то ли еще что, но в любом случае лекарку не остановили. Прикрыв дверь снаружи, Елена с облегчением выдохнула, снова отирая лицо рукавом от горячего пота.
Кажется, пронесло… Хотя может еще и не пронесло, будущее покажет. Елена чувствовала себя странно – страх и ожидание беды причудливо мешались со спокойной, чистой совестью. Подумалось, что вот интересный момент, который надо запомнить и как-нибудь развить в «Корабле благочестивых», наверное так чувствует себя праведник – страх тела, но спокойствие души.
Дипломированный знахарь по-прежнему застрял на лестнице, мучительно переживая неопределенность. К господам его не звали, ждать было унизительно, а ломиться самому - невежливо и даже оскорбительно. Шарлатан от науки намеревался излить ярость на Елену, но женщина глянула на него так, что хулительные слова застряли в недоброжелательной глотке. Все-таки удивительно, какую уверенность и достоинство придает осознание того, что ты можешь без особых усилий накостылять оппоненту…
Кажется, внизу собрался весь театр, даже Насильник пришел, хотя искупитель не одобрял питейные заведения в любой форме. При возвращении рыжей шум возобновился, посетителям стало ясно, что представление закончено. Оставалось лишь гадать, какие странные, причудливые формы примет история в ходе многочисленных пересказов, каждый из которых что-нибудь непременно исказит, а что-то столь же непременно добавит. Заиграла флейта Гаваля, предвещая немного музыки и задушевных песен, а также звон монет в кошельке менестреля. Платили за культуру примерно так же как и за услуги писца, то есть преимущественно натурой, но случалось и серебро.
- Все хорошо? – негромко спросил Раньян, когда Елена проходила мимо. Она лишь молча кивнула. Жоакина обожгла лекарку яростным взглядом, но в свою очередь тоже промолчала. Что ж, имела на то все мотивы, случись беда, претензия господ могла в порядке коллективной ответственности обратиться и на бродячий театр.
На улице было холодно и безветренно. Комета почти растаяла, так что серебряный диск огромной луны лишь чуть-чуть подкрашивался розовой акварелью. По этому поводу – уход грозного знамения – народ уже третий день устраивал локальные гуляния в пределах нескольких домов и улиц. Но пока Церковь не сказала веского слова, праздновать всерьез как-то опасались. Вот и сейчас кучка людей обоих полов, человек десять, собрались у вдовьего дома, превращенного в питейную избу. По рукам уже ходил пивной бочонок, пахло скверно прожаренным мясом. В сумеречном воздухе повисло настроение торопливого, суетного праздника. Отчаянной гульбы, порожденной не счастьем, но страхом.