Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между Самарским и Сибирским правительствами возник «курьёзный» спор из-за Зауралья — спор, в значительной степени вновь на почве претенциозности Самарского правительства. Сибирское правительство постановило включить в сферу своего влияния уезды Челябинский и Златоустовский, которые на некоторое время ходом борьбы с большевиками были оторваны от Европейской России. Самара протестовала на том основании, что «изменение административных границ областей Российской Федеративной Демократической Республики возможно не иначе, как суверенной волей вс. Учр. Собрания». Сам Златоуст колебался в выборе той или иной «ориентации» [Майский. С. 199][406]. Но суть спора в данном случае, конечно, лежит не в этой плоскости экономической или административной целесообразности.
На Златоуст претендовало и образовавшееся в Екатеринбурге областное Правительство Урала, которое, в свою очередь, являлось камнем преткновения. Гинс подчёркивает взаимное понимание и единство политического настроения между Екатеринбургом и Сибирью [с. 135]. Послушаем самого творца Екатеринбургского правительства Л.А. Кроля. Идея нового областного правительства возникла в дни Челябинского совещания. По мнению Кроля, «выяснилось (?), что для горнозаводского Урала совершенно не подойдёт ни политика Самары, ни политика Омска»… Отдать той или другой стороне освобождённый Урал означало в обоих случаях толкать его на большевизм. В поезде при возвращении из Челябинска Кроль выслушивает жалобы комиссара Сибирского правительства по Челябинскому у[езду] Будеско на произвол военной власти. Представители гражданской власти бессильны, а население винит во всём гражданскую власть. Мысль о правительстве, при котором, очевидно, не будет этого «своеволия» военной власти, ещё глубже пускает свои корни. Подумывал Кроль с другими «возрождениями» о том, что именно в столице Урала можно будет создать власть, вполне соответствующую по духу «Союзу Возрождения», независимую от Самары и Омска, которая и может сделаться центром будущей всероссийской власти. Таким образом искусственно рождали нового претендента. Майский назвал Кроля «умным и хитрым». В данном случае он был, однако, скорее утопистом: реалист ген. Болдырев никак не мог понять целесообразности создания нового областного правительства. В Екатеринбурге к моменту возвращения Кроля уже создалась местная власть — «Комитет народной власти», где руководящую роль играли эсеры, высказавшиеся против допущения к.-д. к участию в нём [с. 76]. Все обычные симптомы были уже налицо. Так, начальник гарнизона Шерехов был «не прочь разогнать» новую народную власть. Между комитетами всех партий пошли «переговоры». Не удержались общественные деятели от того, чтобы в заварившуюся политическую кашу не вмешивать иностранцев. Представитель чехов Рихтер высказался «осторожно» за власть Комуча. (Чехи не сочувствовали всякому «сепаратизму».) «Союзники» настаивали на образовании независимого от Омска и Самары правительства. Майор Гинэ «настолько резко подчеркнул, что чехи только подсобный элемент для союзников, а потому не должны позволять себе вести какую-либо сепаратную от них политику, что Рихтер явно предпочёл замолчать» [с. 72]. Так создавалась уральская областная власть, коалиционная по своему составу.
Затем начались переговоры с Омском и Самарою. Автономный Урал не мог, конечно, существовать без «суверенитета» со стороны Омска или Самары. Сибирь, не сочувствовавшая раздроблению власти, шла в лице прибывшего в Екатеринбург Гришина-Алмазова на эту автономию. Пусть неискренно только потому, что без такого «буфера» неизбежны были, по мнению Иванова-Ринова, вооружённые столкновения с Комучем [с. 85]. Самара, столь горячо отстаивавшая потом областные правительства, с самого начала резко потребовала «безоговорочного подчинения» Комучу [с. 77]. Задавшись первоначально высокими целями создания как бы идеальной демократической власти, Правительство Урала попало, как между молотом и наковальней, между боровшимися за «гегемонию» Омском и Самарой… «Мы» должны были «лавировать», — мягко говорит Кроль [с. 86]. Правительство хотело быть самостоятельным, назначило также министра иностранных дел для сношения с «милыми соседями, как Омск и Самара», а положение было такое, что не исключалась «возможность в крайнем случае и установления при помощи чехов власти Самары», так как Комуч не хотел примириться с тем, что Урал будет «вассалом» сибирских «сепаратистов».
Желающие могут найти у Кроля изображение многих бытовых черт, характеризующих борьбу сил… и двурушнической дипломатии самого мемуариста, с чрезвычайной эластичностью пытавшегося проходить между попадавшимися на пути Сциллами и Харибдами. Кролю нужно «рассеять предубеждение Самары», и он изготовляет сборник документов, «ярко рисующих моральную физиономию Омска. Эффект в Уфе получается «огромный» [с. 93]. Кроль встречает со стороны «учредиловцев» «совершенно новое отношение»…
5. Админсовет
Пришлось перевернуть довольно грустные страницы для русской общественности. Нет охоты отыскивать виновников. Допустим, что виноваты все… У Омского правительства, во всяком случае, было задора больше, чем следовало. Но я не нашёл никаких материалов, подтверждающих слова самарского министра труда: «Сибирское правительство делало всё, чтобы затруднить связи с Европейской Россией» [Майский. С. 198]. В его изображении Сибоблдума отстаивала связь с Россией, Правительство же на первый план выдвигало свой автономизм[407]. Вредно было то, что под самарским внушением руководители чехословацкого общественного мнения уверовали в сепаратизм сибиряков. «Нам нужна великая Россия, она одна может в будущем быть нам помощью, и совершенно не нужна великая Сибирь», — говорил Кролю д-р Павлу [с. 83]. Это усиливало враждебность чехов и к Правительству, и к верхам военной сибирской власти.
Конструкция сибирской власти была не отчётлива. Она была такой, как создала её жизнь. Административно-гражданское управление находилось в руках делового совета, функционировавшего по неписаному статуту. В акте о «высших государственных учреждениях», составленном Гинсом 14 июля, предусматривалось при Правительстве особое «совещание» в составе управляющих министерствами. Совещание существовало, но положение о нём не издавалось [Гинс. I, с. 127]. Практика показала, по словам Гинса, «политическую немощность» Сибирского правительства, его неспособность самостоятельно, без помощи управляющих министерствами, т.е. делового аппарата управления, находить «определённую линию» [с. 185]. Суть, конечно, не в «политической немощности», а в том, что деловая работа сосредоточилась у управляющих министерствами. При постоянных разъездах членов Сибирского правительства исчезал кворум. Следовательно, надо было передавать кому-нибудь текущую законодательную власть. С этой целью 24 августа был учреждён так называемый Административный Совет, который вскоре оказался в фокусе всех разыгравшихся конфликтов. Обратим внимание, что указ о нём подписан Вологодским, Патушинским, Серебренниковым и Шатиловым [«Хр.». Прил. 97]. Председателем Админсовета был назначен Серебренников. По конструкции самым важным правом Адм. Совета было — «право обсуждать проекты постановлений и общих распоряжений Совета министров, рассматривать кандидатуры на важнейшие административные должности и право решать… всякие дела, переданные на окончательное решение Адм. Совета». Так определил юридическую сторону сам творец этого органа — Гинс [с. 185]. 7 сентября постановлением Правительства, подписанным и «левыми» его членами, — обращаю на это внимание — Адм. Совету было предоставлено «на время отсутствия из Омска большинства из членов Вр. Сиб. пр. вносить и разрешать собственной властью… все дела, относящиеся к текущей деятельности министров в пределах действующих узаконений… все дела, поступившие в Совет министров и до сего времени не рассмотренные». Кроме того, председателю Адм. Совета предоставлялось право «вносить на окончательное разрешение… и иные, не терпящие отлагательства дела». 8 сентября в дополнение к предшествующему было внесено специальное постановление, предоставлявшее Админсовету «все полномочия, принадлежащие в отношении Обл. Думы Совету министров, в частности право перерыва работ Думы или роспуска её» [«Хр.». Прил. 105, 106]. Под последним постановлением имеется подпись и с.-р. Шатилова.
- Московский поход генерала Деникина. Решающее сражение Гражданской войны в России. Май-октябрь 1919 г. - Игорь Михайлович Ходаков - Военная документалистика / История
- Мартовские дни 1917 года - Сергей Петрович Мельгунов - Биографии и Мемуары / История
- Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. Неизвестные страницы истории Гражданской войны и интервенции на Кавказе. 1917–1919 - Алексей Безугольный - История