умеешь.
— Э! — Сюра махнул крепкой ладонью. — Шутка так себе, но спишем на близость п***ца. Вот он, лежит…
Сын Онеста тронул клещи ногой.
— Не будь ее в “Рейде”, и тебя бы там не было. Че, вру? Не, по глазам читаю, истинная правда. Ну, я тогда тоже без лишнего звездежа. Клещи видишь? Зачем они — понял? Срок — завтра. Нахрена ты без яиц будешь нужен своей ненаглядной, сам придумай. Ты же умный…
Сюра некоторое время глядел на пленника. Прибавил:
— Надумаешь че, брякни кандалами в миску. Коридорный предупрежден, скажешь ему как-чего. Только, душевно прошу, не надо думать, что самый умный, нае**лово свое сразу в жопу сунь.
— Погоди…
Тюремщик вернулся.
— А что с Тацуми?
Сюра заржал:
— За его яйца не беспокойся, они в надежных руках, даже я не достану. Он у Эсдес, и, сдается мне, времени не теряет. В отличие от некоторых. Это типа намек был, дошло?
Лаббок опустил голову. Мысли двигались холодные, как стена каземата, простые и грязные, как рычажные клещи.
“Ну, покалечат меня… Будем с Надеждой на пару — инвалидная команда… Не слыхал никто, чтобы мошонку протезировали, вот уж смеха будет… Енот как ляпнет про стальной хер…
А прав оказался Енот, как чувствовал… И ходили бы вокруг да около, и вспомнить сейчас было бы нечего!
Херня это все. Сам же знаешь, не будет никакого “потом”.
И в этом Енот оказался прав — знал, что ли?
Да при нашей работе что тут знать! Радоваться надо, что больше года прошло с того разговора…
Терпеть-скрипеть? Рано или поздно раскалываются все…
А если я не выдержу, и наших зажмут на базе? Не то гей-парадное войско доктора Стиляги, а настоящие суки вроде вот премьера, Онеста?”
Лаббок замотал головой, отгоняя кошмары.
Сюра смотрел на него почти сочувственно:
— Гляжу, мысля зудит в темной нутре?
— А что хочешь узнать? Бумагу дашь, напишу.
Сын премьера лениво повернулся на пятке, и с неожиданной силой врезал коленом под дых прикованному. Дождался, пока отзвенят цепи, процедил:
— Че, неясно сказал? Засунь свое нае**лово в жопу, пока тебе туда кой-чего не засунули пожестче. Руки тебе освободить, да? Карандаш острый, заточенный в руки дать? Может, еще в кабинет для допроса перевести? Оттуда в окошко сигануть самое оно!
Сюра захохотал победительно:
— А вот хрен тебе! Тут будешь говорить. Ведь будешь?
Лаббок повесил голову:
— Буду.
— Ну, подожди немного. Канцеляриста приведу. Ты пока давай, слова подбирай, композицию оттачивай. Стишки своей одноглазой писал? Писал, премьер знает все… И тут блесни талантом. Пока вон те клещи не блеснули!
Развернулся и направился на верхние этажи. Запугал и погнал перед собой первого встречного секретаря. Кивнул торчащим из комнат приятелям:
— Пошли послушаем, соловья поймал.
Те с предвкушающими ухмылками потянулись к лестнице в подземелья.
На такой же лестнице, только в противоположном крыле дворцового комплекса, поднимающаяся из каземата Эсдес разговаривала с учеником:
— … Вот премьер-министр — он мудак, правда? Сколько раз мы сходились в этом убеждении.
— Да.
— Он мой учитель… После истории с Болсом я понимаю, что меня Онест просто списал. Но за это судьба спросит с него. А вот если учителя предам я, то и спрос будет уже с меня… Самое обидное, что жертва выйдет напрасная. Тацуми уже нашел себе девушку… Неужели мне правда нужно было уйти с ним сразу после турнира?
Моряк пожал плечами, не находя слов. Синеволосая продолжила:
— Вы с Тацуми сильно похожи, у вас даже тейгу сходные, что совсем уж редкость. И я помню, как ты спрашивал — тех ли мы защищаем людей?
Вал поглядел на светлые квадраты солнечного света. Подумал, что пленник в каземате не видит последнего летнего солнца… Оказывается, это Тацуми носит белый доспех “Рейда”. Год назад, на Тракте, вместо последнего удара по Валу, белый рыцарь выбрал спасение снайпера-полукровки. Три месяца назад, в соборе Пыльных Ворот, вместо добивания Куроме, вместо схватки за крылатый артефакт убитого Рана, белый рыцарь выбрал спасение оглушенной Леоны…
Озарение отдалось толчком в ноги; Вал почти выкрикнул:
— А вы ответили: “Мы не защищаем, мы просто убиваем тех, на кого покажет премьер министр”. Потому-то и проигрываем — за деревьями не видим леса!
Тут Вал и Эсдес удивленно замерли: люстра над лестницей ощутимо раскачивалась, падающим платком оседал звук разбитых стекол, сами стекла сыпались листопадом. Толчок в ноги оказался вовсе не иллюзорным!
— Ученик, доспех! Нападение на дворец?!
— Готов! — моряк окутался черными молниями; с лязгом соткалась из них артефактная броня.
— Пошли, посмотрим, что там. — Эсдес решительно зашагала к главному коридору, связывающему оба крыла здания.
Много, много позже, за медовым чаем в гостиной у Александровых, сидя напротив закусившей губу Надежды Ривер, синеволосая сказала так:
— Это в кино Лаббок сумел освободить руки, вскрыл замки, зарубил стражу в коридоре, прямо человек-оркестр… Вырвался во двор, где и разыгралась та самая жесточайшая сеча длиной в половину пятой серии, когда я чуть не за штаны сдернула беглеца с забора, как овчарка! И натравила на него этого странника с дальнего востока. Как будто сама бы не справилась!
Вздохнула, осторожно поглядела на Ривер — та вроде бы не проявляла желания убивать прямо сейчас — и продолжила:
— Лаббок живо понял, что ему тут никто спинку чесать не собирается, и клещи не для красоты, а реально для его яиц. Собрал вокруг себя всю кодлу, наверное, пообещал чего-то важное рассказать. После чего врубил самоликвидатор. Я и узнала-то об этом по сотрясению дворца… Вся шпана Онестова сынка полегла там почти в полном составе — со всеми своими умениями, мечами и понтами…
Эсдес поправила волосы, добавила сухо:
— Но вы не обольщайтесь, я бы с Лаббоком обошлась не лучше. Мы были врагами на самом деле, и это вряд ли забудется.
* * *
— Забудется, думаешь?
Премьер-министр налил очередной кубок, выпил, отставил:
— Не надейся… Пока я был молодой, стройный, звонкий, все эти бабы меня в куй не ставили. Потому что был нищий, не при чинах…
От вина с перцем глаза слезились; Онест едва не чихнул. Укротил организм, продолжил:
— А как стал премьером, так и толщина моя и сволочизм всем пофиг оказались. И никак не забывается эта моя обида!
Повернул голову налево, протер глаза салфеткой, привычно уронив ее на пол.
— Все беды от баб, сын, сколько раз я тебе собирался это сказать!
У столика, где всегда стоял сын, было пусто.
Премьер-министр еще раз протер глаза.
Не помогло.
Часть 2-2
— Не помогло, господа!