ее ножки.
О другой даме слышал я прямо противоположное: туловище ее словно принадлежало карлице, ноги же по длине уподоблялись ходулям, а впрочем, отличались стройностью и приятной округлостью; она без труда могла обвить ими мужчину, лишь бы он был маленького роста, и целиком скрыть его.
Среди нас, христиан, есть множество мужей и любовников, которые, не желая уподобляться туркам (коим не в радость созерцание женского органа, ибо он, по их мнению, бесформен), напротив, с величайшим удовольствием любуются им, и не только любуются, а еще и целуют и ласкают, часто по просьбе самих дам; так, однажды некая испанка на слова друга своего: «Bezo los manos у los pies, señora»[35], – отвечала ему: «Señor, en el medio esta la mejor stacion»[36], желая тем самым подсказать любовнику, что поцелуй в то самое место не менее сладостен, чем поцелуй ручки или ножки. Многие дамы полагают, что их мужья и любовники находят в этом особо изысканное удовольствие, удваивающее их пыл; так говорил мне один высокородный принц, сын славнейшего короля, имевший любовницею некую знатную принцессу. Ни одно их свидание не проходило без того, чтобы он не любовался женским ее органом и не лобызал его множество раз. Впервые же он сделал это по подсказке одной знатнейшей дамы, фаворитки короля, которая, глядя, как принц ублажает свою подругу, спросила его, видел ли он когда-нибудь ту часть ее тела, что дарит ему высшее наслаждение. Принц отвечал отрицательно. «Ну, значит, вы ничего не понимаете, – воскликнула она, – и не знаете толком, что именно любите; удовольствие ваше отнюдь не полно: надобно еще и видеть то, чем наслаждаешься!» Принц решил последовать ее совету, но дама застыдилась и сомкнула ноги; тогда вторая, подойдя сзади, опрокинула ее на кровать и крепко держала до тех пор, пока принц не разглядел все как следует и не облобызал всласть, ибо нашел сей орган и красивым, и желанным; и с тех пор без этой утехи уже не обходился.
У иных дам ляжки столь неуклюжи, несуразны и невзрачны, что страх берет глядеть на них, а не только что желать, да и колени так кривы и жирны, будто их нарочно салом нашпиговали. А у других, напротив, ноги такие тощие и костлявые, что скорее примешь их за сухой хворост; вот и подумайте, каково у эдаких дам все остальное.
Подобные дамы не чета одной красавице, о которой мне сказывали, что она была полна и дородна, но не слишком, а в меру, особливо в ногах, ибо во всяких вещах хороша золотая середина – un medium; дама эта, переспавши со своим другом, наутро спросила, как он ее нашел; в ответ тот рассыпался в похвалах ее пышной упругой плоти, что доставила ему столько услад. «Ну, по крайней мере, – заметила дама, – вы промчали весь путь в таком седле, где не требовалось подкладывать подушечки».
Иные дамы скрывают самые разнообразные телесные изъяны и пороки; так, слышал я об одной весьма досточтимой женщине, что отправляла большую нужду через передний, а не через задний проход; я расспрашивал об этом опытного врача, и тот разъяснил мне, что, видно, даму «проткнули» слишком юною, и мужчина, сделавший это, был, верно, чересчур щедро одарен природою и вдобавок бесцеремонен, оттого-то и образовалась в ней сия течь, и это весьма прискорбно, ибо дама славилась красотою, а овдовев, тотчас получила от одного достойного дворянина предложение вступить в брак с ним; однако же, прознав об этом недостатке, он внезапно покинул даму, которая, впрочем, тут же вышла за другого, кого сей изъян нимало не смутил.
Слышал я о некоем галантном кавалере, который, будучи женат на одной из красивейших придворных дам, никогда не спал с нею. Нашелся другой охотник на это дело, но у дамы из потайного места так несло вонью, что невозможно было вытерпеть, – вот чем и объяснялось мужнее к ней отвращение.
Рассказывали мне о девице, состоявшей фрейлиною при ныне покойной королеве Наваррской; девица то и дело испускала передком непристойные звуки; врачи мне говорили, будто происходит это от распирающих ее дурных ветров, а случается сие с дамами, которые занимаются друг с дружкой «щекоткою». Фрейлина сия сопровождала королеву в Мулен, когда весь двор туда отправился, а было это при короле Карле IX, который не преминул опробовать девицу, немало повеселив этим придворных.
Другие дамы не способны удержать мочу, и приходится им постоянно носить меж ног губку; я сам знавал двух таких дам, более чем знатных, во времена короля Карла IX; одна из них, еще в девицах, устроила настоящее наводнение в бальной зале и сама едва не умерла со стыда.
О другой знатной даме мне рассказывали, что когда она спала с мужчиною, то начинала непроизвольно испускать мочу либо во время этого, либо сразу же после, точно кобыла после случки; и как на кобылу выливают ведро воды, чтобы удержать ее от сего извержения, так приходилось поступать и с этой дамою.
Иные дамы постоянно кровоточат, словно у них регулы длятся круглый год; иные щеголяют пятнами, синяками и отметинами дурной болезни, коей наградили их мужья или сердечные дружки, либо от собственных порочных привычек и занятий; бывают дамы с ногами, изъеденными волчанкою или другой хворью, доставшейся им в наследство от матерей, которые, нося их во чреве, утоляли разные свои прихоти; так, слышал я об одной даме, у которой вся нижняя половина тела была красною, верхняя же обычною, – ни дать ни взять, городской эшевен.
У некоторых дам регулы столь обильны, что кровь из них хлещет, как из зарезанного барана; сия напасть – великая досада для мужей и любовников, коим Венера дарует непрестанное желание, требующее каждодневного утоления, дама же бывает здоровой и чистой какую-нибудь неделю из месяца, а все остальное время пропадает у ней впустую; судите сами, хорошо ли, когда из двенадцати месяцев года можно услаждаться всего лишь пять-шесть или того меньше. Не захочешь, а вспомнишь наших солдат, у коих казначеи утаивают из двенадцати месяцев по крайней мере четыре, считая в каждом из них по сорок-пятьдесят дней и выплачивая жалованье за восемь месяцев вместо полного года. Вот так же мужья и любовники этих женщин должны терпеть и перемогаться, разве что они решат презреть брезгливость и приличия и замараться; оттого и дети, в сей нечистоте зачатые, являются на свет божий со многими хворями, от коих страдают потом всю свою жизнь.
Я мог бы порассказать и многое другое, но воздержусь, не желая делать суждения мои чересчур вольными и