Петровский положил разделанную рыбу на хлеб и начал вытирать газетой руки.
— Похерили, видать, его кремлевские старцы. Больно дорогое удовольствие для Союза выходит. Слыхал, что пока только ветку от Трансиба до Тынды тянут. По мне, и правильно, зачем дорога нужна — если груза для ней нет. Там же куча сложнейших тоннелей, перевалы, да инфраструктуру строить с нуля, это же огромнейшие деньги! В нашем времени его строили из-за Китая, в тех же краях, кроме Транссиба ничего, по существу, нет, даже толковой автодороги. Её уже в двадцать первом веке запустили.
— Военно-стратегическая, значит.
— Разбираешься, — одобрительно кивнул Маслову Петровский.
— Ты то сам чем здесь дышишь?
— Он у нас олигарх местечкового разлива, — пришел черед подначивать товарища Гордееву. — Все вздыхает о своих миллионах, которые там, за лентой остались.
— Какой олигарх, Ванька! Все в делах и заботах за копеечку малую.
— Ну-ну.
— Не пыли! — Василий допил кружку и начал жадно поедать рыбу. — Масштаба мне здесь не хватает, парни, дела большого.
— Сейчас где?
— Да устроился пока в одну шарашку по снабжению, жду масштабный проект. Это же Сибирь, скоро в Хантыманси такое начнется! Только поворачивайся! Думаю, вот потом в те края рвануть, также по снабжению. Там такой лютый поток материалов пойдет, только поворачивайся!
— Не боишься ОБХСС?
— Не таких по кривой обходили, Костян! В девяностые суровей люди подкатывали, что мне эти милицейские бздуны? Сам знаешь, офигел в натуре — у них тут реально все по закону. Прикинь?
— Ну а если контора прижмет?
Петровский замер и задумался.
— Вот это конкретные пацаны, у них хрен соскочишь! За государство думают, им местечковые прикиды по барабану. Во всяком случае в России. Что там у нацменов даже слышать не хочу, меня в те края все равно не пустят. Но и для конторских козыри найдутся. Не ссы, прорвемся!
— Рисковый ты человечище, Вася.
— Да привык как-то жить на полную катушку. Без риска и кайф не лайф! Да тьфу ты! Что за дрянь в этой убогой лачуге продают. Ну вот что за люди в совке? Вокруг страны моря, океаны, а здесь ни креветок, ни кальмаров, про суши, вообще, молчу.
К их столику нетвердым шагом подобрался замызганный мужичок с потасканным лицом, грязными ботинками и заляпанной кружкой в руке. Он надтреснутым голоском жалостно протянул:
— Привет честной компании!
— Лоханкин, ты откуда в этих краях?
Константин с любопытством уставился на известную в некоторых кругах личность. Ему можно было дать на вид лет за сорок, значит, по их времени… Старик он и есть старик, даже помолодевший на тридцатник. Старость ведь больше явление не физиологическое, а созревает исподволь внутри сознания и частенько здорово портит характер. Как тело со временем накапливает в себе ядовитые отходы, так и наша душа постоянно пачкается в обыденности мира кривых зеркал.
Лоханкин же так и не смог преодолеть сформировавшийся за прошлые годы «комплекс пенсионера». Он и при советской власти начал требовать себе пенсию, отказывался работать и являлся постоянной головной болью для «кураторов». В конце концов, ему оформили какую-то «левую» инвалидность и поселили в коммуналке. На жизнь тунеядцу из будущего хватало, да и халтурить в рамках приличного ему не мешали. Вот и сейчас он выставил напоказ пачку относительно дорогого «Космоса» и блеснул осоловевшими глазенками.
— Я, молодые люди, сегодня сумел продать проект «вечной батарейки».
Петровский не выдержал паузу и заливисто захохотал. Маслов понял, что они встречаются уже не в первый раз и ухмыльнулся в предвкушении продолжения.
— Зря смеетесь, уважаемый, в этой убогой совдепии ничего годами не меняется, — обидчиво парировал насмешки Лоханкин и заговорщецки пододвинулся ближе. Константин неожиданно заметил, что мужчина не так стар, каким хочет выглядеть. Кожа практически гладкая, без морщин. Если его причесать, побрить и привести в порядок, то получится мужичонка не старше тридцатника. — Господа, не желаете разбавить янтарный напиток благородным белым?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В его руках ловким движением появился «мерзавчик». Распитие водки здесь, вообще-то, не приветствовалось, но полностью и не возбранялось. Главное — соблюдать норму и не бузить, и не забывать заказывать закусь на стойке.
— Не, я пас. Завтра халтура, — поднял руки Константин.
— Мне наливай, — Гордеев привычным движением подсунул кружку под стол, затем ответил удивленным товарищам. — Ну а чего? Завтра все равно выходной, в общаге делать совсем нечего. Телевизора нет, по радио фигня всякая, читать не приучен.
— Как же культурный отдых, Ванёк?
— Вася, ну не жил я никогда культурно, нечего и начинать! В киоск зашел, пивка взял, дома уселся за телевизор, каналов полно, смотри что хочешь или в приставку балуйся. Летом в выходные на дачу, шашлык, то-сё. Тёлки залетные, кореша, дружки старые. Если прижмет, то завсегда соседке присунуть можно, даже рада будет. Так что сейчас бахну и к ребятам во вторую, в картишки перебросимся. Еще и добавиться у них завсегда найдется чем. Потом ответно проставлюсь. Так и живем! Зато голова ни за что не болит. Пусть начальство думает, я не приучен.
Маслов поднял глаза и натолкнулся на абсолютно трезвый и хладнокровный взгляд Петровского. Этот человек из будущего точно не питал никаких иллюзий. Даже их, казалось бы, совершенно фантастическое попадание в прошлое и резкое омоложение организма не могло вот так сразу поменять характер человека и его былые взгляды на жизнь. Ха-ха, а коммуняки собирались с этими людьми коммунизм построить к началу тысячелетия. Наивные прожектёры!
— Дело твое, Ваня. Давайте, что ли, мужики, будем! С пятницей тебя, Новосиб!
Глава 19. 1 июня 1975 года. Москва. Старая площадь. Комитет Партийного Контроля.
Машеров еще раз огляделся. Тот же отчасти уже знакомый кабинет, но обставленный современной, светлого дерева мебелью и потому выглядевший сейчас более гармоничным. Яркое по-летнему солнце так и норовило прорваться сквозь светлые гардины, которые колыхались на легком ветерке. Постоянный цейтнот, который поистине стал веянием времени, заставил комитет «подпольщиков» собраться в первую летнюю субботу. Пусть и не таким составом, как обычно. В центре за своим столом заседал новый председатель Комитета партийного контроля Михаил Сергеевич Соломенцев, пришедший сюда на волне перемен с поста Председателя Совета Министров РСФСР.
По своей психологии он был типичным для этого времени хозяйственным руководителем и являлся всецело добросовестным исполнителем, хорошо понимавшим собственное место в иерархии партийного и государственного руководства. Но сейчас его въедливость и исполнительность пришлись, как никогда к месту. Он на своем посту работал больше, как диспетчер и третейский судья, понемногу подготавливая аппарат Партийного Контроля к скорым грядущим переменам. Глубокую реформу и чистку партии не проводили с приснопамятных тридцатых. Но кому-то надо начинать чистку Авгиевых конюшен?
Соломенцев вполне отдавал себе отчет, что и он фигура временная. Главное — начать перемены, став объектом нападок и ответных действий, выявить настоящую оппозицию. Потом придут уже другие люди, более молодые и энергичные. Следующее и, будем надеяться, не последнее поколение коммунистов. Ради этого стоит рискнуть карьерой! Вести, принесенные из будущего, не одного из руководителей подтолкнули к немедленным действиям, которые частенько удивляли людей их общего круга.
Через стол от бывшего первого секретаря ЦК Белоруссии с деловым видом восседал двигатель их «прогрессорского подполья». Человек, не побоявшийся еще в прошлом году взять на себя ответственность, секретарь ЦК КПСС Андрей Павлович Кириленко. Он в Центральном комитете курировал военно-промышленный комплекс СССР. Учитывая, что ВПК пожирал не менее половины лучших интеллектуальных ресурсов и около 80 процентов финансовых и материальных фондов страны, секретарь по оборонке зачастую был более влиятельным человеком, чем председатель Совета министров СССР. Мало кто знал, что Кириленко давно вынашивал реформу партийного и правительственного аппарата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})