Однажды в тихую ночь до нашего слуха донеслись обрывки русской речи. Это было настолько удивительно, что весть о появлении каких-то русских людей мгновенно облетела все подразделения полка.
В траншею высыпали солдаты и командиры из землянок.
- Смотрите, смотрите! Идут трамваи! - донесся до нас молодой женский голос.
- Так это же Ленинград! - ответил другой, тоже женский голос.
Все утихло. Слышны были лишь глухой стук топоров да удары лома.
- Товарищи! Откуда вас пригнали? - прокричал в темноту снайпер Смирнов.
Несколько минут стояла полная тишина. Потом мы услышали:
- Мы ви-те-бские!..
Смирнов заходил по траншее, сжимая кулаки:
- У-у, гады, женщин пригнали на фронт.
- Может, это власовцы? - спросил кто-то.
- Какие там к черту власовцы - наши бабы из Витебска. Пригнали укреплять траншеи.
За всю ночь Смирнов не произвел ни одного выстрела. И это было понятно: я знал, что девушка, которую он любит, осталась в неволе у фашистов.
Помню, именно в эти дни обороны под Пулковом узнали мы замечательную новость о прорыве блокады. Сообщил ее нам Петр Романов, прибежавший в нашу траншею. Усевшись на патронный ящик, он достал из планшета карту:
- Смотрите, ребята, как наши крепко стукнули немцев на Волге! Окружили группировку фон Паулюса вот так, - Петр провел пальцем по красной линии на карте, - и теперь колошматят ее. Скоро узнаем подробности этой битвы.
От волнения в горле стало сухо.
- Вот это да! - только и смог я выговорить.
- Это еще не все, - торжественно продолжал Петр. - Радуйтесь: сегодня войска Ленинградского и Волховского фронтов начали наступательные бои на прорыв блокады Ленинграда!
- Ну! Наконец-то! Откуда ты знаешь? - наперебой спрашивали окружавшие Романова бойцы.
- По рации подслушал.
Романов оживленно продолжал:
- Замысел операции состоит в том, чтобы стремительным встречным ударом войск обоих фронтов ликвидировать Шлиссельбургско-Синявинский выступ фронта противника, соединить оба фронта и снять блокаду.
- Но ведь немцы в лесах могут иметь крупные резервы? - заметил я.
- Возможно. Но ты посмотри сюда. - Романов провел пальцем от Шлиссельбурга до Невской Дубровки. - Вот кратчайшее расстояние между Ленинградским и Волховским фронтами. Здесь глубина обороны немцев двенадцать - четырнадцать километров. Если одновременно обстрелять с востока и с запада этот район, то немцам не успеть развернуть свои резервы.
- Только бы это нам удалось. Там у немцев сильная полоса укреплений, да еще надо форсировать Неву. Трудно. Ох как трудно!..
Я не успел высказать свои радости и сомнения, как на нас с бешеной яростью обрушилась вражеская артиллерия. Романов вопросительно посмотрел на меня. Я прикрыл бойницу и стал готовить ручные гранаты. Строева прилипла к перископу.
- Немцы взбеленились, затевают что-то серьезное, - сказал Романов, проверяя пистолет. - Видно, чувствуют - конец приходит. Тяжелая артиллерия лупит, слышите, земля стонет. Смотрите, за таким обстрелом обязательно должна последовать атака пехоты.
- Неужели румыны в атаку полезут? - спросил я.
- А что им делать? Сзади них эсэсовцы стоят, никуда им не уйти.
Прогремели последние разрывы. Романов пожал нам руки и быстро вышел из окопа. Я открыл бойницу и тут же увидел бегущих к нашей траншее немцев. "Ага! Румынам не верят", - подумал я.
Попытка противника ворваться на наши основные рубежи успеха не имела.
Взятые в плен гитлеровцы сообщили, что румынские части были сняты с передовой еще шестого января и заменены полицейскими частями 23-й дивизии.
Вечером, возвращаясь в блиндаж, я встретил в траншее Найденова.
- Выздоровел? Идем домой! Рассказывай, как дядя Вася.
- Я с ним в одной машине доехал до госпиталя. Василий Дмитрич всю дорогу разговаривал то с женой, то с детьми. Затем утих, я думал - уснул, а когда приехали к месту, взяли носилки... понимаешь, Осип... он был мертв. Найденов отвернулся.
Я не мог больше ни о чем расспрашивать Сергея - сердце сжалось от боли. Не хотелось верить, что с нами нет больше храброго русского солдата Василия Ершова.
* * *
Вражеская артиллерия держала наши рубежи под непрерывным обстрелом, но пехота в атаку не шла. В стрелковой дуэли проходили день за днем. Все мы ждали команды для атаки. Я не раз спрашивал у Романова, какие сведения поступают с участка прорыва блокады.
- Никаких сведений, а по рации не поймать - немцы глушат.
Наступило восемнадцатое января.
Сергей Найденов и я вели наблюдение за рубежом противника. Вдруг в нашей траншее началась суматошная беготня, крики, беспорядочная пальба. Бойцы и командиры обнимали друг друга, полетели вверх шапки.
- Схожу узнаю, чего там, - сказал Найденов. Спустя несколько минут Сергей вбежал в окоп и с порога крикнул:
- Победа! Победа! Ура! - И этот великан начал плясать в тесном окопе, притопывая сапожищами. Затем схватил меня за плечи и поднял, как ребенка.
- Отпусти, дурило, - взвыл я, - кости поломаешь!
- Победа, Осип! Победа!
- Да ты толком расскажи: что произошло?
Захлебываясь от радости, Найденов, все еще притопывая ногами, сказал:
- Наши войска соединились с волховчанами! Блокада прорвана. Ура! Понимаешь - прорвана!
В этот день бойцы и командиры ходили пьяные от счастья.
В двадцатых числах января мне был предоставлен отпуск в Ленинград на свидание с сыном. Какое ликование было в эти дни на улицах города! Буквально на каждом шагу меня останавливали, поздравляли с победой, обнимали, совали в руки табак, водку...
Одна старушка остановила меня и, пожимая мне руку, сказала:
- Спасибо, сыночки, что дорожку к Большой земле очистили. Дышать легче стало, родненькие.
Не найдя слов для ответа ленинградке, я обнял ее за узенькие плечи и по русскому обычаю поцеловал сухонькое, морщинистое лицо.
Часть третья
День Советской Армии
Враг по-прежнему угрожал взятием Ленинграда. Но защитники города-героя были непоколебимы. Сила их заключалась не только в том, сколько было отремонтировано танков, пушек, построено дзотов, сколько километров вырыто рвов или хитро сплетенных траншей. Сила защитников Ленинграда была и в звоне наковальни, и в стрекотании швейной машины, и в новых заплатах на фасадах и крышах домов, и в том, что называется мужеством на поле боя.
На зимний период курсы снайперов прекращали свои занятия. Мы уходили в подразделения на передовую, где и совершенствовали свое мастерство в стрельбе по живым целям.
Осторожно ступая по узенькой ледяной дорожке на дне траншеи, я подошел к пулеметному доту и остановился, чтобы прислушаться, с какого места ведет огонь вражеский станковый пулемет. Прежде немцы для ночной стрельбы ставили в ленту трассирующие пули для контроля точности обстрела. Это облегчало нам возможность заметить, с какого места ведется огонь, и без особого риска посылать пулю в амбразуру вражеского дота. Гитлеровцы учли тактику советских стрелков и перестали ставить в ленту трассирующие пули. Это до крайности усложнило ночную охоту за немецкими пулеметчиками. Теперь их можно было обнаружить лишь по вспышкам выстрелов, а человек, увидя перед глазами такую вспышку, не в силах сдержать себя, чтобы не ткнуться лицом в землю. И в этом вопросе на помощь нам пришли друзья-ленинградцы. Они изготовили для нас специальные бронированные щитки с узкой щелью. Ночная борьба с вражескими пулеметчиками возобновилась. Но немцы учли и этот наш прием, они повели ночную перестрелку из ручных пулеметов, при этом часто меняли свои позиции. Вот тут-то и сыграли решающую роль ружейные гранаты. Многие из моих товарищей мастерски забрасывали их в траншею к гитлеровцам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});